class="empty-line"/>
За окнами гулял вечер. В чистую, стерильную кухню вошел Алексей. Осмотрелся. На столе увидел портативный магнитофон и записку: «Жми тут». Плахов улыбнулся, утопил клавишу и услышал:
Голос Альберто: Леха-Леха, вот пришла Аля, она сейчас все тебе… Что о тебе думает… Говори правду и ничего, кроме правды.
Голос Ляпина: Леха, я тебя уууважаю! А ты меня?
Голос Альберто: Куда ты, Ляп, со своим рылом?…
Голос Ляпина: У меня не рррыло, а морррда лица… Попрошу уважать в моем лице…
Голос Али: Алеша, ты где?… Мы тебя очень-очень любим.
Голос Ляпина: И уууважаем!
Голос Альберто: И споем тебе, родной наш друг, песенку, лично тебе посвященную.
Голос Ляпина: Кккрасиво говоришь, зараза. Дддда-вай споем!.. Дддайте я спою!..
Шум, крик, гам, споры, затем три голоса разболтанно заголосили:
Советский воин бережет
Родной страны покой и славу.
Он на посту. И наш народ
Гордится ГБ по праву!
Алексей качает головой и под гвалт магнитофона уходит в коридор. Там набирает номер телефона и что-то говорит в трубку. Тихо, спокойно, уверенно.
За окнами уже гуляло утро. В чистую, стерильную кухню вошел Алексей, выпил минеральной воды, посмотрел на спящий, мирный дворик. Снова включил магнитофончик, слушал:
Голос Али: Алеша, мы уходим… Я обещала маме…
Голос Альберто: Леха, она тебя не любит.
Голос Ляпина: Нннет, любит! И уууважает! И мама! И Аля! И я, черт, куда ты меня тащишь, я тебе что, шкаф?
Голос Альберто: Ляп, я от тебя устал. Смертельно.
Голос Ляпина: А я нет! Счас загадку загадаем и пойдем.
Голос Альберто: Какая еще загадка, как дам в лоб!
Голос Ляпина: Лично для нашего оттттссссутствующего друга! Вот! «Днем спит, ночью летает и прохожих пугает». Кто это? Леша! Отгадаешь, получишь медаль за это… Куда ты меня? Альберто, я не стюардесса! И не учительница младших классов!.. Черррт!
Телефонный звонок. Алексей выключает магнитофон, поднимает трубку.
— Да, Кремль?
— Алеша, это я! Аля! Ты уже дома?… Мы вчера без тебя… Куролесили… Ляпин так наляпался…
— Это я понял, Аля.
— У тебя что-то случилось? Я приеду?
— Мне надо к мачехе. Мы с ней договорились. Давай встретимся через два часа?
— Где? У нашего памятника?
— Пожалуй. Они, Аленька, вечны, памятники, в отличие от нас, людишек.
Выйдя из подъезда своего дома, Алексей приблизился к машине. Автомобиль был старенький, потрепанный, видавший все дороги СССР. Открыв ключиком дверцу, сел за руль, включил зажигание и радио.
Машина выехала со двора на шумную улицу-реку. Радио передавало последние известия из горячих точек бывшего Союза ССР.
Кабина лифта тяжело гудела. Потом двери-створки открылись, из лифта вышел Алексей. Остановился у одной из дверей, послушал тишину. Где-то бормотало радио. Позвонил. Тишина. Снова утопил кнопку: бом-бом-бом. Пожал плечами, натянул на руки тонкие перчатки, ключом-отмычкой поколдовал над замком. Дверь приоткрылась — сумрачный коридор, как западня.
В гостиной работал телевизор. Передавали последние известия. В глубоком кресле сидела женщина. Неверный свет с телеэкрана искажал черты ее немолодого лица.
— Алевтина Ивановна? — позвал Плахов.
Женщина не ответила — мертвыми глазами смотрела на экран. Экран отражался в стекле зрачков.
Плахов перевел взгляд на столик — там теснились ряды лекарственных пузырьков и упаковок.
Прошелся по гостиной. Поднял телефонную трубку, набрал несколько цифр, однако сбился. Выудил из кармана куртки мини-аппарат, поднес его к трубке телефона… Покачал головой, удивленно хмыкнул: мол, что за черт, товарищи чекисты?…
Алексей осторожно вышел на лестничную клетку. Позвонил в соседнюю квартиру. Дверь приоткрылась, и в щель подозрительно выглянула сухонькая бабуля. Над ее головой висела стальная цепь.
— Чего, сынок?
— Бабуля, позвонить по телефону… У Алевтины Ивановны…
— Какая я тебе бабуля? — рассердилась «бабуля». — Я дедуля. Герой гражданской войны. Кавалер орденов Ленина.
— Ой, извините, дедуля!
— Документ имеется?
— Забыл, дедушка, — помялся Плахов. — Я от Алевтины Ивановны, соседка ваша…
— Это у которой генерал неделю как помер?
— Она самая.
Старичок подумал-подумал, вздохнул:
— Нет, не могу, сынок. Без документа.
— Что так? — сдерживался Алексей.
— Грабителей боюсь.
— Какой же я?…
Но дверь закрылась. Плахов не выдержал, чертыхнулся:
— А еще герой, черт старый! Пердун! Ленин бы открыл… соратнику по борьбе… С врагами народа…
Звякнула цепь. Дверь распахнулась. На пороге стоял старичок в старом, замызганном халате. Три ордена Ленина болтались, цепляясь за верхний карман халата. Старичок развел руками:
— Так бы и сказал сразу, что из органов! Прошу к аппарату!
Тихий, сумрачный кабинет. Стеллажи с книгами. На стене большой портрет маслом. На портрете — в полный рост Генерал. Парадная форма. Ордена и медали. Под сапогами поверженные стяги рейхстага.
Алексей сидит за дубовым, массивным столом; задумчив и Грустен. Переводит взгляд на край стола: там, в рамке, стоит фотография Деда. Дед в широкой крестьянской рубахе навыпуск; щурится от летнего солнца, улыбается в пышные пшеничные усы. В руках Деда — острогранная коса.
Условный стук в дверь. Плахов открывает — на пороге Альберто, обаятельный, в меру нахальный.
— Вызывали, гражданин начальник?
— Не светился, лекарь?
— Обижаешь. Как приказывали… Шел, как подводная лодка в Антарктиде, — обиделся Альберто. — Где наш труп?
— На месте. Проходи сюда…
Врач подходит к покойной, берет за руку, потом оттягивает веки.
— М-да, часиков восемь как… Ты получил, кстати, удовольствие от нашего хора?
— За такое пение убивать надо сразу.
— Ляпина, пожалуйста, первого. — И другим тоном: — Кто такая?
— Моя мачеха.
— А где твой старик?
— Там же, где и она. Неделю назад. Пока я там… в свободном полете…
— Прости, мы не знали — покачал головой Альберто. Наклонился над столиком, где теснились лекарства; взял упаковку в импортном исполнении. — Модное лекарство… Укрепляет сердечную мышцу. Но передозировка опасна. У нас были случаи… Кажется, три смертельных исхода…
— Ты думаешь, она сама? — сомневался Алексей.
— Ничего не думаю. Ты меня знаешь: пока человека, как консервную банку… Кряк-кряк… вжиг-вжиг…
— Вчера вечером я с ней говорил. Она плакала. Договорились, что я приеду… И самое главное: к ней поздно вечером приходила медсестра. Это я от соседа узнал… Сто лет старичку, а партизанит, как Марат Казей… Ну, давай о деле…
— А какое дело? В морг ко мне… Через два часа, пожалуйста… Все будет как на весах… Если желаешь, эксгумируем батю… Правда, процедура… Но картина будет полная… ясная.
— Ничего не получится, Альберто.
— Почему?
— Сожгли батю. Кремировали. Остался дым и общий пепел.
— Да? — удивился врач. — Как говорят наши дети: «Кто за Родину горой, тот истинный герой. Но мертвый герой лучше, чем живой». Никаких проблем!
Машина Плахова стартовала, и тотчас же за ней
