Паритет изменился в лице, словно я ударил его. Глянув ему в глаза, я вновь отвел взгляд на дорогу.
– Работал, – нехотя признался Саня. – Зачем ты спрашиваешь?
– Там из церкви иконы… – Я попытался подбирать слово: – Вынесли.
Продолжая рулить, я физически ощущал, как воздух в салоне сгущается. Ручища Паритета, весившая как моя нога, поднялась и сгребла в кулак воротник моей рубашки из брендового бутика. Голова моя вдавилась в подголовник сиденья, руль пришлось удерживать вытянутыми руками. Не сказать, чтобы это было удобно! Ногой я кое-как нажал на тормоз и остановил машину.
– Ты чего Славку моего беспокоишь? Его нет уже! – процедил мой страшный пассажир.
– Извини, Саня, – прохрипел я. – Отпусти, говорить неудобно!
На Паритета, очевидно, произвело впечатление, что я, оказавшись в плачевном состоянии, оставался спокоен. Он убрал руку.
– За что тебя Паритетом прозвали? – посмотрел я ему в глаза. – Я знаю! Тогда кувшинских в Епифанихе тамошняя братва прижала, возле магазина, пятнадцать против восьмерых, и Гоша Петров спросил, дескать, не много ли вас, ребята? Не по-честному! А ихний коновод, кликуха Весло, упрекнул было Гошу, очко, дескать, взыграло! А тут ты ехал мимо на мотоцикле и, естественно, присоединился к своим. «Вот теперь – паритет», – сказал Гошин брательник Толян. Откуда только слово взял? Из газеты, должно быть… Славно вы тогда наваляли епифанихинским, да? Ты один семерых стоил, так ведь, Саня? Как мыслишь, в те годы захотел бы ты руки на себя наложить? Могла найтись на то причина? Думаю, вряд ли! Хоть тюрьма впереди, хоть война… Славка твой, царствие ему небесное, был боец не хуже тебя, молодого. Очень сомневаюсь, что он сам сотворил над собой такое!
– Что ты хочешь сказать?
– Его убили.
– Что? Кто?!
– Это я и хотел бы узнать… Саня, это Славик взял иконы из церкви?
Саня молчал. На меня он, слава богу, больше не смотрел, уткнувшись взглядом перед собой.
– Я понимаю. – Надо было его дожать. – Тебе не хочется ворошить прошлое, сына не вернешь… Люди узнают, что он обворовал храм. Но если оставить все так, как есть, на нем будет висеть клеймо самоубийцы, а главное, его убийца продолжит жить как ни в чем не бывало! Славик взял эти иконы? – повторил я свой вопрос.
– Видел я у него одну… Догадался, что его работа, и сказал, чтобы отнес туда, где взял. Больше к этому не возвращался… Не понимаю, почему ты сейчас завел разговор…
– Саня, ты в курсе, что у вас в поселке творится?
– Мне по хрену! Я не слежу за новостями.
– Понимаю. Я тебе расскажу. Кто-то замочил Спонсора… Потом – Савроську и Никотиныча, друзей твоего Славика, между прочим. Девки попали под раздачу. Они, конечно, беспутные были, но не убивать же за это? Кто из нас путный?! В меня, между прочим, тоже стреляли в лесу. Но речь не обо мне… Если думаешь, у меня фантазия разыгралась, спроси у сыщика, он лично пулю из дерева выковыривал. И все потому, что на заводе что-то спрятано, а Спонсор тайник двумя заборами отгородил, колючей проволокой и собаками. Я хочу найти эту гниду, которая по трупам идет к тайнику. Может, даже не к своему!
– Почему ты? Зачем тебе это?
– Так получается. Ну что, поедем? Передумал меня душить?..
Дорогой я ему еще раз, уже во всех подробностях, рассказал все, что знал. Жаль, пить бросил, а то попросил бы на поправку здоровья, он мне чуть шею не сломал!
– Чего ты от меня хочешь? – спросил отец Славика Чумы, когда я устал говорить, доведя свой рассказ до дня сегодняшнего.
– У Славика был сотовый телефон? – спросил я. – Он сохранился? Дашь мне его посмотреть? Быть может, в нем найдутся чьи-то телефоны, которые помогут что-то прояснить.
Паритет помолчал, прежде чем сказать:
– Дам, если ты мне кое-что пообещаешь. Найдешь этого гада – не сдавай сразу ментам. Мне отдай! Я с ним сам сперва потолкую…
Я внимательно посмотрел на Саню. Не завидую тому, с кем он захочет «потолковать»!
– Хорошо.
Он протянул мне свою ладонь, чтобы скрепить нашу договоренность рукопожатием. Кости мои хрустнули. Я понял, что будет, если нарушу клятву…
Въехав в Кувшин, мы сразу покатили к его дому. В избе меня поразил порядок, чистота и аккуратность во всем. Саня принес мне простенький телефон устаревшей конструкции. Конечно, он не включался!
– Зарядник к нему есть? – спросил я у Паритета.
Он принес и зарядник. Ноль эмоций! Батарея в телефоне сдохла окончательно и бесповоротно.
Я быстренько вытащил симку из аппаратика Славика, переставил в свой, в надежде, что сын Паритета формировал список абонентов на карте, а не в телефоне. Нет, карточка в этом смысле оказалась пуста. Значит, записная книжка в телефоне. Она обязательно должна быть, как иначе? Следовательно, телефон надо реанимировать или ничего не получится. Я объяснил все это Паритету.
– Саня, я возьму телефон с собой? С возвратом, естественно. Подберу аккумулятор.
Несчастный отец скрепя сердце разрешил. Не хотелось его еще сильнее травмировать, но я все-таки решился задать последний вопрос:
– Саня, извини меня, конечно, но… Можешь еще найти городской адрес и телефон твоей бывшей жены?
Тут оказалось все проще.
– Почему бывшей? – усмехнулся он. – Нинка и сейчас мне жена. Ошиблась, бывает… Загуляла, а теперь возвращаться не смеет, гордая! Думает, упрекать буду. Она с тем городским-то своим неделю и жила, разобралась после! Я даже потолковать с ним не успел.
– Повезло ему, – заметил я, на что Паритет ничего не ответил.
Телефон и адрес супруги он принес на отдельном листке, будто специально заранее приготовил. Просить Паритета о том, чтобы он пока никому наш разговор не передавал, было излишним. Не та тема, чтобы он касался ее по доброй воле. Я поднялся, чтобы попрощаться. Саня подошел ко мне вплотную и спросил:
– Найдешь его? Найди!
Я кивнул, пожал протянутую руку и вышел на улицу. Было около одиннадцати утра, я решил не терять времени. Про машину с кальцинированной содой, которая должна приехать, и не вспомнил. Завел двигатель, покатил из поселка.
Потянулась муторная дорога до Варнавина, не разогнаться. Ямки, ямки… Окончилось все и вовсе кисло. В райцентре у меня перед носом взметнулся полосатый жезл гаишника. Пришлось предъявлять документы.
– Далеко едете? А как чувствуете себя, Андрей Владимирович?
– Вкус забыл, – дал я ему исчерпывающий ответ. О том, что вчера приходилось вспомнить, я ему не стал говорить.
Инспектор ухмыльнулся и, приняв строгий вид, сказал:
– Извините, мы должны проверить ваши документы по базе данных.
Я пожал плечами, мол, надо, так проверяйте. Он отнес мои права и техпаспорт напарнику в машину, тот стал кого-то вызывать по рации. Я увидел, что к машине гаишников подъехал другой автомобиль, но за деревьями не мог определить какой. Да мне было все равно. Правда, только до тех пор, пока водитель, поговорив с гаишником по-приятельски, не выехал из-за елки. Опля! Это была моя знакомая «девяносто девятая», номер три – семь – один! Автомобиль-«шпион» круто свернул в сторону.
– Все в порядке. Счастливого пути, – козырнул мне подошедший инспектор.
– И вам всего хорошего! – откликнулся я и тут же задал вопрос: – Женька, что ли, поехал? На «девяносто девятой», вроде друг мой из Нижнего, Женька Иванов.
– Не-ет, – улыбнулся гаишник, – ошибся, брат.
– Да как ошибся? – удивился я. – Машина его, номер три – семь – один. Точно, Женька!
– Обознался, говорю. Это сотрудник наш, Вовка Бычков. Не на службе сегодня…
– Буквы «в-к-х»? – не унимался я, продолжая изображать удивление.
Собеседник в погонах задумался:
– Нет, у него первая буква «с»!
– А-а-а! Значит, не Женька. Но тачанка – один в один!
– Бывает! У нас в Варнавино две белые «Нивы» есть, и номера одинаковые, и первые буквы!
Я остался доволен нашим разговором – удалось узнать имя моего преследователя. Надо же, мент! Сыщик, что ли, за мной хвост приставил? Для чего? И с какого рожна гаишника? Нет, что-то не так…
В варнавинском магазине по продаже сотовых телефонов и аксессуаров к ним меня ждал первый облом. С тем же результатом я побывал во всех населенных пунктах на пути следования к Нижнему. После Семенова пришлось ускориться, чтобы наверстать потраченное на все эти бестолковые заезды время.
Надежда оставалась только на жену Валерика, которая была не последним человеком в фирме – операторе сотовой связи. Чтобы не нарушать субординацию, начать следовало с ее мужа.
«Драгоценный ты мой! – с нежностью подумал я о Валерике. – Наконец-то я до тебя добрался!»
Тук-тук-тук!
– Валерик, открывай! Лето красное проспишь!
Я представлял себе лицо товарища, вытянувшееся до размеров кувшинного рыла, и жалел, что не имею возможности видеть это воочию. Отключив диктофон, заговорил своим голосом:
– Добрейшего утречка, Валерий Витальевич!
– Тьфу! Ба-а-лин!!! – Это были первые слова, услышанные мной от товарища за последние недели. – Ну ты и гад! – Это вторые. – Разве можно так?
