Ознакомительная версия.
— Это невозможно, — произнесла наконец Наталья. Она нервно потерла ладони и взглянула на художницу исподлобья, словно с опаской. — Ты меня бросаешь со всем этим?
— С чем? С чем, скажи на милость, я тебя бросаю? — Александра придвинула к себе принесенную чашку кофе. — Надо было сразу, еще по телефону, когда я находилась в Москве, сказать всю правду. Так, мол, и так, твой клиент ставит условие, на которое ты не пойдешь. Я вам не нянька, в конце концов. Сами разберетесь, кто из вас кому уступит. Договоритесь? Пожалуйста, звони мне, я с удовольствием еще раз прикачу сюда за твой счет и оформлю ваши отношения в лучшем виде!
Александра старалась говорить беспечным тоном, хотя на душе у нее кошки скребли. Она видела перевернутое лицо подруги, не справлявшейся с волнением. Наталья выглядела так, будто несколько ночей провела без сна. Ее лицо еще больше осунулось, приобрело землистый оттенок. Глаза окружила глубокая синева. Кусая губы, женщина неподвижно смотрела прямо перед собой, затем, очнувшись, упрямо мотнула головой:
— Ты не можешь так уехать!
— Еще как могу! — возразила Александра. — Ты чемодан-то задвинь хоть под столик… Прихватит какой-нибудь ловкач, не догонишь свое «дегенеративное искусство».
— Пропади оно все пропадом… И догонять не буду…
Тем не менее Наталья прислонила чемодан к чугунной ножке маленького столика, за которым расположились женщины. Александра не сдержала усмешки:
— Не могу поверить, что такая замечательная подборка рисунков стала тебе совсем безразлична… Как люди меняются! Лет пять назад ты была на все готова, чтобы их заполучить… Покупала даже те, с которыми я советовала выждать, чтобы снизить цену… А теперь… Какой-то «клад полковника»! Да нет никакого клада!
— Хватит об этом, — нервно бросила Наталья.
— Нет никакого клада, а может, не было и никакого полковника! — не унималась Александра.
Ее так и манило поделиться сделанным вчера маленьким открытием. Из-за этих мыслей она плохо спала ночью — и только из-за них. Призраки, о которых так много толковали, ее покоя не нарушили. Поутру, едва рассвело, она собрала вещи и, созвонившись с Натальей, отправилась в Париж с твердым намерением открыть той глаза.
— Что ты мелешь? — недоуменно спросила Наталья. — О чем речь?
— Оловянный медальон, отлитый из пуговиц с мундира полковника, — подделка! — торжествуя, пояснила Александра. — Оловянные пуговицы носили на мундирах солдаты. У полковника Делавиня пуговицы были золотые.
Несколько мгновений Наталья сидела, не шевелясь и не сводя взгляда с собеседницы. Потом нахмурилась, ее переносицу рассекла глубокая морщинка.
— И что? — медленно проговорила она. — Медальон-то старинный, это никаких сомнений не вызывает.
— Я его старинность не оспариваю. Мне об этом ничего не известно! Я только говорю, что отлит он не из пуговиц с полковничьего мундира. Возможно, его и впрямь заказывал полковник… Но, может быть, изготовили нынешние почитатели его памяти, эти невероятно спесивые Делавини… Ну-ну, не дергайся, я же говорю «может быть»! — улыбнулась она, заметив, как вздрогнула Наталья. — Они такие любители старины и истории… Знаешь, я по опыту убеждаюсь в том, что такие люди всегда готовы кое-что подделать, чтобы придать красоты и достоверности своей не совсем благовидной или пышной родословной!
— Медальон изготовили по приказу полковника именно в тысяча восемьсот четырнадцатом году! — выпалила уязвленная владелица особняка. — И тогда же полковник купил сфинксов!
— Я не спорю, не спорю! — Александра выставила ладони, как бы защищаясь. — Сфинксы самые настоящие, из настоящего замка, и медальон настоящий, из настоящего олова… Только и сфинксы, и пуговицы эти оловянные никакого отношения к полковнику Делавиню не имеют! Зачем-то ему весь этот антураж понадобился вкупе с патриотическими дубами… Для особого почета со стороны односельчан, вероятно. Думаю, он считал, что просто быть героем и богачом — мало. Нужно еще пыль пустить в глаза… Чем и продолжают заниматься его потомки. Плюнь ты на их россказни, мой тебе совет! Плюнь! Нет никакого клада полковника.
Видя, что Наталья больше не пытается возражать, художница все больше разгорячалась:
— Пойми, они сами выдумывают эти басни и другим их внушают! Они двести лет этим существуют! За это Делавини пользуются почетом, уважением, их считают избранными! Они сами себя считают такими! Дай ты им всем пощечину! Продай сфинксов Лессе! Продай за такие деньги, чтобы вся эта деревня взвыла от зависти и возмущения! Ты все равно никогда не станешь там своей! Я устрою тебе эту сделку… И твою подборку рисунков мы мигом пристроим, Пьер Лессе с удовольствием их возьмет! Увидишь, ничего страшного не случится!
— Это невозможно, — сухо ответила Наталья.
С минуту женщины сидели молча. Александра, отвернувшись от собеседницы, переводила дух после своего эмоционального всплеска и смотрела на садик Клюни по другую сторону бульвара. Дощатые дорожки разделяли грядки, устроенные по образцу средневековых монастырских садов, где лекарственные и ароматические травы выращивались для нужд аптеки и кухни. Художница достала несколько монет и положила их на стол, рядом со своей почти нетронутой чашкой капучино.
— Ну, тогда прощай, — сказала Александра. — Мне еще хочется навестить до отлета пару любимых мест…
— Погоди… — хрипло выговорила Наталья, не встречаясь с нею взглядом. — Ты должна понять, что я не могу этого сделать!
— Боишься восстановить против себя всю деревню? А какое тебе дело до места, в котором ты никогда не бываешь? Все равно живешь в Париже.
Наталья покачала головой.
— В конце концов, — продолжала художница, не терявшая надежды достучаться до здравого смысла старой знакомой, — продай Лессе весь дом, если не можешь там спокойно находиться! И тогда тебе будет все равно, что скажут Делавини. Просто удивительно, что тебя это волнует! Ты всегда была здравомыслящим человеком…
Наталья подняла наконец глаза, но в ее взгляде ничего нельзя было прочитать. Она просто выжидающе смотрела на собеседницу.
— Вот, например, Симона Лессе тоже не может спокойно относиться к тому, что несет эта Жанна, ее прислуга… — вздохнула Александра. — Жанна, кстати, сегодня почему-то ночевала у Делавиней. Это в их-то тесной конуре, куда они набились, как шпроты в банку…
— Что тут удивительного? — откликнулась в конце концов упорно молчавшая Наталья. — Ведь она — мать бедной мадам Делавинь.
— Мать?! То есть, бабушка Дидье и девочек?!
— Ну да… — Наталья пожала плечами. — Как ты не поняла, если видела их рядом? У Дидье совершенно ее глаза.
— Ну и ну… — выдохнула Александра, потрясенно откидываясь на спинку плетеного стула. — Бабушка и внучек… И оба большие любители историй о привидениях… И оба работают в поместье Лессе! Чудесно!
Наталья молчала, крутя в пальцах ложечку. Она явно напряженно над чем-то думала.
— Я не могла бы продать сфинксов, даже если бы захотела, — внезапно выговорила она, отчего-то охрипнув. — Это не в моих силах!
— Что за новости? Дом — твой, сад — твой…
— Но сфинксы — не мои. Я их не покупала. Таково было особое условие в договоре. Ни сфинксы, ни медальон не переходят мне после сделки. И я обязалась сохранить их в неприкосновенности.
С минуту Александра молча смотрела на старую знакомую, пытаясь уяснить себе смысл ее заявления. Наталья, нервничая, в два глотка допила кофе и подняла руку, подзывая официанта:
— Еще капучино! — Склонившись к столику, она закончила: — Так что, сама понимаешь, в какие переговоры я могу вступать с этими несчастными Лессе…
— Но позволь, почему ты согласилась на такое условие?
— А что тут странного? — Наталья пожала плечами. — Тогда для меня это было совсем неважно, а для Делавиня — принципиально. Он же, притом, соглашался все это оставить на местах. Внешний вид дома и ворот от этого не страдал… Он объяснил, что дом его предков должен сохраниться в неприкосновенности.
— Меня сбило с толку то, что Делавинь ни разу не сказал прямо, что скульптуры остались в его собственности, — задумчиво произнесла Александра. — Правда, и обратного он тоже не утверждал, но говорил об этих сфинксах как о проданных. Я была уверена, что они принадлежат тебе. Да и Лессе полностью убеждены, что продать их можешь только ты!
— Сфинксы только с виду мои, — вздохнула Наталья. — Но вся деревня думает, что я их купила. Пусть… Это всех устраивает!
Повисла пауза. Александре казалось, что должно последовать какое-то продолжение. Не дождавшись его, она решилась заметить:
— По-моему, этот папаша Делавинь просто торгуется с Лессе! Они пытались у него купить сфинксов еще до того, как ты стала хозяйкой дома. Теперь Лессе готовы платить любую цену, до того у них взвинчены нервы. Непостижимо: люди вложили столько денег в восстановление поместья, решились на такой титанический труд, а им не дает покоя этот несчастный фамильный склеп с грудой обожженных костей!
Ознакомительная версия.
