К полудню жить уже не хотелось.
Однако я как-то продержался до того момента, когда решил выпить те несколько капель воды. Я обсосал мешочек, причем едва не прогрыз его, надул, завязал и повесил. Это далось мне с огромным трудом. К завтрашнему утру, думал я, к завтрашнему утру вновь наберется наперсток воды, но я его уже не выпью.
Мы мало знали о медленной смерти, когда снимали наш фильм. Мы почти полностью сосредоточились на душевном состоянии умирающего, а не на физических симптомах. Мы ничего не знали о том, что ноги становятся тяжелыми, как свинец, а пальцы распухают, как грибы-дождевики. Мне легче было бы научиться летать, чем вновь надеть носки и туфли.
Мы не знали, что живот раздувается, как воздушный шар, так что ремни безопасности режут воспаленную кожу, как ножи, что глаза жжет, немилосердно печет, так как отказывают слезные железы. Мы не представляли себе, какая страшная вещь пересохшая глотка.
Сумасшедшая жара действовала оглушающе. Была одна огромная всеобъемлющая боль. Я был уверен, что она никогда не кончится.
Разве что со смертью.
* * *
Во второй половине дня, ближе к вечеру, пришел слон и своротил дерево, листья которого ощипал жираф.
Прекрасная аллегорическая сцена для Эвана, подумал я. Слон, уничтожающий джунгли.
Но Эван был далеко.
Эван, Эван, черт тебя побери, вытащи меня отсюда!
Слон подкрепился и ушел, оставив обглоданное дерево вздымать корни, как будто моля небо о помощи, и умирать от жажды.
* * *
Прежде чем совсем стемнело, я написал еще несколько фраз в моей записке. Руки дрожали, судорога сводила пальцы, огрызок закатился под сиденье. Я не смог поднять его распухшими пальцами ног.
Я бы поплакал, но это было бы расточительством.
* * *
Я не помнил, как давно я нахожусь здесь и как скоро наступит среда. Она была далека, как Кейт, и так же недостижима. Начались галлюцинации. Я видел наш бассейн и купающихся в нем детей. Видение было гораздо правдоподобней, чем ситуация, в которой я находился.
* * *
Сильная дрожь не проходила несколько часов.
Ночь была холодной. Мышцы окоченели. Зубы стучали. Голод терзал кишечник.
Утренняя роса струилась по стеклам. Я осушил языком часть левого стекла. Слаб я был, как младенец. Лизал я медленно и неуклюже.
У меня не хватило сил приоткрыть окно, но я знал, что умру не от недостатка кислорода.
* * *
Солнце встало в розовой дымке.
Я мечтал потерять сознание, понимая, что только это принесет мне желанный покой. Даже бред будет облегчением. Надежда, ожидание, способность ориентироваться в ситуации, держать ее под постоянным контролем были дополнительной мукой. Я ждал, когда угаснет рассудок. В этот момент я умру. Это единственное, что будет смертью. А сердце может останавливаться, когда захочет.
* * *
Мощные волны зноя били в автомобиль, как таран.
Я горел.
Горел.
И все-таки они приехали.
В полдень. Эван и Конрад на пикапе. Эван, как обычно, был полон энергии, он размахивал руками, глаза его сияли. Слегка запыхавшийся Конрад вытирал лоб носовым платком.
Они подошли к автомобилю, открыли дверцу и онемели. Я думал, что они мне мерещатся, я был уверен, что сейчас они исчезнут.
Первым заговорил Эван.
— Ты куда подевался, черт тебя возьми? Мы со вчерашнего дня ищем тебя по заповеднику.
Я не ответил. Не мог.
Конрад повторял:
— Боже мой... Боже мой... Дорогуша... Боже мой... — совсем как испорченная пластинка.
Эван вернулся к пикапу, подъехал ближе и вытащил из багажника красный ящик.
— Будешь пиво? — спросил он. — Воды у нас нет.
Он наполнил бумажный стаканчик и поднес его к моим губам. Пиво было холодным и несказанно прекрасным. Я выпил только половину, каждый глоток давался с трудом.
Конрад открыл правую дверцу и залез в машину.
— У меня нет ключа, — жалобно сказал он.
Впервые за все это время мне стало смешно.
— Фу! — сказал Эван. — Ну и воняет же от тебя.
Наконец-то они сообразили, что я не могу говорить. Конрад вышел из машины и полез в багажник. Вернулся он с четырьмя кусками стальной проволоки и мотком изоленты.
Отмычка получилась не очень удачной. Конрад ругался, пыхтел, пока ему удалось отжать защелку и освободить мою правую руку. Левая могла подождать.
Потом они отстегнули ремни и стали тащить меня из машины. Это было нелегкое дело. Мое тело застыло, как желе в формочке.
— Может быть, смотаться за врачом? — предложил Эван.
Я энергично замотал головой. Я должен был срочно кое-что сообщить им, причем до того, как появятся посторонние. Трясущейся рукой я достал из-под себя мои записи и жестом попросил авторучку. Конрад протянул мне золотой «Паркер». Я написал на конверте: «Если вы никому не скажете, что нашли меня, мы сможем поймать того, кто это сделал». А потом, немного подумав, добавил: «Это очень важно».
Они, став плечом к плечу, разбирали мои каракули и буквально чесали в затылках.
Я написал: «Занавесьте ветровое стекло».
Это было сделано мгновенно. Температура в автомобиле понизилась на десяток градусов.
Эван снял с баранки мой полиэтиленовый пакет.
— А это что такое? — спросил он. На его лице появилось испуганное выражение.
Он стал читать мои записи. Я отпил еще немного пива. Рука, державшая стаканчик, еще дрожала, но жизнь возвращалась ко мне глоток за глотком.
Эван передал записи Конраду. После долгой паузы он произнес:
— Ты вправду считал, что Конрад и я участвовали в этом?
Я покачал головой.
— Клиффорда Уэнкинса выловили в озере Веммер Пан, в субботу вечером. Катался на лодке и утонул.
Эта новость дошла до моего сознания не сразу.
«Господи, — подумал я, — значит, я уже не увижу этого несчастного, потного, заикающегося маленького человечка».
«Я хочу полежать. Можно в вашем пикапе?» — написал я.
Конрад бросился выполнять мою просьбу. Убрав аппаратуру, он вынул задние сиденья из обеих машин, положил их на дно пикапа и застелил свитерами и плащами.
— Отель «Риц» рад приветствовать вас, — объявил он.
Выглядел я страшно. Четырехдневная щетина, воспаленные, запавшие глаза, кожа мертвенно-серая, в красных пятнах. Иными словами, из зеркала на меня глядел хорошо поджаренный вурдалак.
С деликатностью, которой в них никто бы не заподозрил, мои спасители помогли мне выбраться из машины и почти отнесли меня к пикапу. Я не мог выпрямиться. Мне казалось, что мои мускулы свернулись, как дорожка, когда полусогнутого меня доволокли до постели. Уже потом, лежа, я стал распрямляться, испытывая невероятную боль и одновременно чувство невыразимого облегчения. Эван перенес брезент с моего автомобиля на крышу пикапа.
«Останься, Эван», — написал я, потому что боялся, что он все-таки рванет за врачом.
Эван, по-видимому, колебался, поэтому я дописал: «Пожалуйста, не уезжайте».
— Боже мой, — пробормотал он, прочитав это. — Не бойся, мы никуда не уедем.
Эван был очень взволнован. А ведь он не любил меня, и во время съемок «Автомобиля» изводил меня, как мог.
Глоток за глотком я пил пиво. По сравнению с тем, как болело мое горло, ангина была детской игрушкой; целебная жидкость делала свое дело, и через некоторое время я уже мог шевелить распухшим языком.
Эван и Конрад обсуждали предстоящий маршрут. Как оказалось, в ближайшем кемпинге, Скукузе, не был заказан ночлег, а до Сатары, где нас ожидали, было два часа езды.
Решили ехать в Сатару, что, по-моему, было разумнее.
— Ну и прогулка, — заявил Эван. — Здесь чертовски жарко. Останови где-нибудь в тени, устроим ленч. Уже второй час, и я хочу есть.
Это уже было больше похоже на того Эвана, которого я знал и не любил.
«Хорошенько запомни это место, мы сюда вернемся», — написал я.
— Мы пошлем кого-нибудь за твоей машиной, — ответил Эван. — Потом.
Я помотал головой.
«Мы должны сюда вернуться».
— Зачем?
«Чтобы поймать Дэна на месте преступления».
Они смотрели на меня с удивлением.
— Но как? — спросил Эван.
Я написал как. Еще во время чтения у Эвана заработало воображение. Конрад хмурил брови, и было видно, что и он прикидывает, как и что сделать. Я знал, что моя идея придется по вкусу.
— Боюсь, он не даст нам этого сделать, дорогуша, — сказал Конрад.
Я позволил себе не согласиться с ним.
— А его соучастник? — спросил Эван. — Как его искать?
«Он умер».
— Умер? — они смотрели на меня с недоверием. — Ты имеешь в виду Уэнкинса?
Я кивнул. Я устал. «Все расскажу, когда смогу говорить», — написал я. Мы ехали по узкой заросшей дороге, которая несколько дней была лишь отражением в зеркале.
Конрад вел машину, а Эван набрасывал план местности. Оказалось, что нашли они меня совершенно случайно, дорогою этой давно никто не пользовался, она вела к давно высохшему водопою. Дорога эта примыкала к другой, а та, в свою очередь, к одной из асфальтированных. Эван заявил, что он легко найдет мою машину. Вчера, добавил он, они обшарили все боковые дороги, между Скукузой и Нумби. Сегодня они искали в районе высохших притоков Саби. Меня они нашли на пятой боковухе, разумеется, за табличкой «Въезд воспрещен».
