Осторожно заглянув за дверь, мисс Сильвер увидела Глэдис Марш, сидевшую, свесив ноги, на углу кухонного стола. В руке она держала чашку чая. Полли видно не было. Послышался ее неуверенный тихий голос:
– Мне бы этого не хотелось.
Глэдис шумно отпила из чашки.
– А вот мне хочется. Понаблюдай за мной и увидишь. Двое репортеров уже подходили ко мне, но я себе цену знаю. Я им так и сказала. Я выложила все, что мне известно, инспектору Лэму из Скотленд-Ярда – вот что я сообщила им. И он сказал, что меня вызовут на дознание и чтобы я никому ничего не говорила, поэтому я буду молчать. «Посудите сами, – говорю, – почему вы должны получать деньги за мой рассказ? Я сама могу написать все, разве нет?» А наглый с рыжими волосами – они все наглые, но этот особенно – спрашивает: «Неужели тебя писать научили?», а я отвечаю: «Да, слово “Нахальство” и еще кое-что». Он заявил: «Не сомневаюсь!» – и сделал два снимка. Только я ему ничего не сказала, разве что про дом, про семью, что миссис Леттер нравилась мужчинам и все такое. А если хотят чего-то еще, пускай платят деньги – эти не захотят, так другие найдутся.
Полли что-то тихо произнесла. Глэдис допила чай и потянулась за чайником.
– Да брось ты! Надо же порадоваться жизни в молодости. Подумай, нет ли чего, что ты могла бы сообщить полицейским и получить вызов на дознание? Это будет дело, интересное только для деревни, но когда дойдет до суда…
Голос Полли прозвучал испуганно:
– А кого будут судить?
– Не знаю. Но могу догадаться. А ты?
– Как тебя понять?
Глэдис засмеялась и заболтала ногами.
– Кто следил за ней и застал ее в комнате мистера Энтони? Кому достанутся большие деньги после ее смерти? Миссис Леттер сама мне сказала утром в среду, что не останется здесь при том, как пошли дела, и первым делом по приезде в город изменит завещание. Она и меня бы взяла с собой. Господи – какая была возможность!
– Мне бы не хотелось жить в Лондоне.
– Ну и дура! Сама не знаешь, что для тебя хорошо. И я не знала, когда вышла за Джо Марша и обрекла себя на жизнь в такой дыре.
– Ты… ты не любила его?
Глэдис рассмеялась. Надо же, подумала мисс Сильвер, до чего неприятный смех.
– Любила! После болезни я осталась без работы, а он получал хорошие деньги. Дурой была. Но раз я теперь одна из главных свидетелей в громком деле об убийстве, то у меня наверняка появятся десятки предложений! Я бы смогла выбирать, выйти за богатого и жить припеваючи, если бы не была привязана к Джо. Правда, сейчас можно развестись – это утешает. Найду мужа получше Джо, этот процесс меня прославит.
– Не следует так говорить.
Глэдис снова засмеялась. Ее смех подействовал на нервы мисс Сильвер.
– Ах, не следует, вот как? Погоди же, Полли Пелл, увидишь! Я могла бы сказать еще кое-что, но пока не буду. Приберегу, чтобы произвести впечатление, понимаешь?
– Ты о чем?
– О том, что могу отправить кое-кого на виселицу, если захочу, а я захочу, не сомневайся. Кое-кто из этого дома будет болтаться в петле за то, что сделал, и петлю на его шее затяну я. Во всех газетах появятся мои фотографии, все заговорят обо мне. Эти репортеры меня вовсю распишут. «Златовласая, голубоглазая Глэдис Марш» – вот такой буду я в одних статьях, а в других – «красавицей-блондинкой». Вот увидишь, обо мне будут писать в новостях, и не будь я Глэдис Марш, если этим не воспользуюсь. Не хочешь оказаться на моем месте?
Голос Полли обрел резкость:
– Ни за что не хочу!
Услышав приближающиеся по коридору шаги, мисс Сильвер поставила стакан и быстро вышла. Навстречу ей шла Джулия Уэйн. От мисс Сильвер не ускользнуло, что при необычной бледности Джулия выглядела довольно решительной. Но каким бы ни было ее намерение, мисс Сильвер ей помешала:
– Я была бы благодарна вам за недолгий разговор, если бы вы смогли уделить мне время.
Она закрыла за собой дверь. Джулия посмотрела мимо нее в ту сторону.
– Я хотела видеть миссис Мэнипл. Она на кухне?
Мисс Сильвер покачала головой:
– Нет, она все еще в кабинете с сержантом Эбботом. Я не задержу вас надолго. Пожалуй, нам подойдет гостиная.
Джулия в молчаливом возмущении пошла вперед. Дом больше не принадлежал им – Джимми определенно не был там хозяином. Их жизни, их поступки, их время, слова, которые они произносили и которые не смели произносить, – все обуславливалось этим непреходящим кошмаром, в котором приходилось жить и мучиться. Джулия обернулась и увидела, что мисс Сильвер по-доброму на нее смотрит. Когда она заговорила, голос ее тоже был добрым:
– Мисс Джулия, всегда лучше всего говорить правду.
Горечь, испытываемая из-за Мэнни, из-за Джимми, из-за них всех, прорвалась в голосе, когда Джулия отозвалась:
– Да?
– Я так думаю, – заговорила мисс Сильвер. – Это не всегда легко сразу понять. Это одна из причин, так затрудняющих ведение дела об убийстве. Люди, которым есть что скрывать, упорствуют в попытках сокрытия. Причина может быть серьезной или пустяковой, но результат всегда один – сведения затемняются. Обычно правдивые люди пытаются уклоняться от правды, и почти всегда безуспешно. Не так-то легко ввести в заблуждение опытного полицейского. Говорить правду гораздо проще и гораздо безопаснее.
В голове у Джулии крутились фразы: «Думаете, я лгу? С какой стати? Мне нечего скрывать», но она не стала их произносить. Джулия посмотрела на мисс Сильвер и забыла о ее чопорности и безвкусной одежде. Она больше не замечала их, осознав ее ум и силу. Ей доставало ума узнать эти качества и силы, чтобы оценить их. Она спокойно, негромко проговорила:
– Я ничего не скрываю – правда.
Мисс Сильвер улыбнулась:
– Спасибо, дорогая моя. Буду очень рада, если вы станете доверять мне. Утаивания не приносят пользы. Невиновный ничего от них не выиграет, виновный тоже. Нет худшего наказания, чем кажущаяся безнаказанность в преступлении. Вот почему я сказала, что правда лучше всего. А поговорить я с вами хотела о мисс Мерсер. – Она увидела, как лицо Джулии напряглось, и добавила: – Видите ли, я слышала, что она сказала.
Губы Джулии онемели. Ей пришлось сделать усилие, чтобы разжать их. Она спросила:
– Что вы слышали?
– Слышала, как она пробормотала: «Что я наделала – что я наделала?»
– Минни спала… видела сон… говорила во сне.
Мисс Сильвер слегка кивнула:
– Мисс Мерсер имеет обыкновение ходить во сне?
– Думаю, имела – после смерти своего отца.
– Его смерть была внезапной?
Джулия кивнула:
– Да, в автокатастрофе, ночью. Это было огромным потрясением.
– И в подобных условиях горя и потрясения лунатизм вернулся. Но, возможно, я напрасно сказала о горе. Возможно, горя из-за смерти миссис Леттер не было. Вы можете информировать меня по этому поводу, так ведь? Или, точнее, можете подтвердить мое впечатление, что мисс Мерсер не питала добрых чувств к миссис Леттер?
Джулия продолжала твердо смотреть на нее широко раскрытыми печальными глазами.
– Не питала. Никто из нас не питал.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Значит, возвращение лунатизма было вызвано потрясением. Когда я только вышла из комнаты, вы спускались следом за ней по лестнице. Когда догнали ее и остановили, мисс Мерсер смотрела в сторону этой комнаты. Было бы любопытно узнать, что бы она стала делать, если б вошла в нее. Но ваше прикосновение прервало нить ее мыслей. Я пошла к своей комнате и увидела, как вы обе поднялись и вошли в ее комнату.
После ее последних слов Джулия повернулась. На каминной полке стояла ваза с засохшими розами. После среды уборки в этой комнате не делалось, цветы не менялись. Пол был усеян малиновыми лепестками. Джулия начала сгребать их и вспомнила, как в среду вечером на этом месте стояла Минни. Мысленным взором она увидела ее так же ясно, словно это происходило вновь – Минни стоит, полуотвернувшись от комнаты, чуть сгорбившись, словно от усталости не может держаться прямо, и собирает по одному лепестку в маленькую дрожащую ладонь… Усилием воли Джулия отогнала это зрелище. Лепестки упали в камин малиновой кучкой, когда она, повернувшись, воскликнула:
– Минни этого не делала!
Мисс Сильвер пристально наблюдала за ней.
– Если бы вы были совершенно уверены в этом, то не беспокоились бы так сильно.
Джулия сделала прерывистый вдох.
– Я уверена! Любой, кто знает ее, будет уверен! – Она сдержалась и заговорила другим тоном: – Мисс Сильвер, есть поступки, на которые тот или иной человек не способен. Когда знаешь человека, то понимаешь, что для него возможно, а что нет. Минни не способна убить. Невозможно пойти на убийство, если у тебя есть нечто сдерживающее. У людей это нечто либо есть, либо нет. Думаю, каждый, обладающий вспыльчивостью, способен убить, если повод настолько силен, чтобы преодолеть самоконтроль. Я сама вспыльчива, но сдерживаюсь – всегда помню, что нельзя давать себе волю. Думаю, если б дала, то могла бы… убить. Но у Минни нет вспыльчивости. Я знаю ее всю жизнь и ни разу не видела гневной. В ней не таится дикий зверь, как во мне. Есть и другой вид убийства – обдуманный, хладнокровный. Минни не способна на это, как и я. Никто из нас не способен. Поймите, вы ее не знаете. Она из тех людей, что рождаются бескорыстными – совершенно не думают о себе. Минни всегда была такой, сколько я помню. Она добрая, терпеливая, мягкая, по-настоящему хорошая. У нее не было осуждающего слова даже для Лоис. Она полюбила бы ее, будь это в человеческих силах, потому что в ее натуре любить людей. Понимаете, Минни хорошая. Она так же не способна кого-то отравить, как превратиться в гиену. Этого просто не может быть.
