– Что такое? Что? Тебе плохо? – взволнованно спросила девушка аспиранта, пытаясь одновременно смотреть на Диму и держать пленку.
– Аппендицит, – простонал тот притворно. – Надо срочно в больницу!
Он добрался до дороги и, картинно воя и корчась, упал у колеса «ЗИЛа». Бубнов вполне мог упасть и прямо в грязь, но ему стало жаль одежду. Увидев, что над ним склонилось испуганное лицо Марьяны Филимоновой, он страдальчески закрыл глаза, имитируя обморок.
– Ну, пойдем назад, – сказал Юрий, увлекая Викторию от ручья обратно в поросший лишайником туннель.
Девушка последний раз глубоко вдохнула горный воздух, так контрастировавший с затхлой атмосферой подземелий, и нырнула в коридор вслед за Бадмаевым.
– Давай руку, – сказал молодой человек.
Сушко вложила пальчики в его широкую ладонь. Длинные и влажные отростки лишайника, свисающие с потолка, коснулись уха девушки. Ощущение было омерзительным. Виктория наклонилась.
– Сейчас пойдем исследовать третий туннель, – сказал Юрий, уходя все дальше и дальше от входа. – Может, там нам повезет.
В этот момент на шею Сушко что-то прыгнуло. Острые лапки крепко вцепились в волосы и кожу Виктории. Девушка попыталась вздохнуть, но горло ее перехватило паникой.
– Что случилось? – спросил ботаник, останавливаясь. – Что с тобой?
Он направил желтый луч фонарика на девушку.
– Паук! – воскликнул ботаник. – Не двигайся.
Прямо на шее Сушко, шевеля отвратительными черными конечностями, сидел паук. Виктория сжалась, пытаясь исчезнуть, спрятаться, раствориться в камнях, сделать все, что угодно, но только избавиться от ощущения смертоносного комка на шее. Казалось, паук, шевеливший всеми своими восемью ногами, наслаждался ужасом своей жертвы.
– Не дергайся, – попросил девушку Юрий еще раз, – может быть, он уйдет.
Но паук не уходил. Он слегка переместился и, расположив брюшко со смертоносным жалом прямо над пульсирующей на шее веной, казалось, ждал. Бадмаев сжал кулак.
– Это рискованно, – сказал он подруге, – но другого выхода нет. Сейчас я попытаюсь сбить его на землю. Постарайся не двигаться!
Юрий коротко размахнулся, но за мгновение до того, как рука Бадмаева смела паука на пол коридора, насекомое вонзило острое ядовитое жало глубоко в кожу Виктории.
Ева, не отрываясь, смотрела на тень, которая, погладив яйцо, выскользнула из каменного мешка. В комнате стояли стол и стул. В углу расположился ящик и на нем – электрический чайник. Вился черный провод.
«Мне надо попасть туда. И как можно быстрее! Нужно забрать яйцо, выбраться на поверхность и вызвать подмогу, которая вытащила бы Володю из ловушки», – думала Ершова, ощупывая края щели. Она вернулась к рюкзаку погибшего туриста. Там, в специальном кармашке, лежали альпеншток и набор альпинистских крючьев. Ева взяла один крюк, повесила на плечо альпеншток и, не зажигая света, подобралась к валуну, перегородившему туннель. Там она поставила стальной крючок под углом к булыжнику и принялась бить по нему тупым концом альпенштока, используя его в качестве молотка. Почти сразу же от известняка откололся довольно приличный кусок.
«Надо работать быстрее, – думала девушка, – ведь он может вернуться в любой момент. Преступник сразу увидит, что в стене появилось отверстие».
Ева совершенно не представляла, что и как произошло на биостанции. Существовала вероятность, что никакого похищения и не было, а яйцо перенесли сюда сами сотрудники станции, чтобы защитить его от неблагоприятных внешних воздействий. Впрочем, Ершова считала эту версию маловероятной.
«Это логово похитителя, – рассуждала она, – и редкостная удача, что я случайно наткнулась на него. Все-таки защита яйца – это наша с Володей главная задача на сегодняшний день».
При мысли о раненом женихе, которого она оставила в бедственном положении, сердце Евы заныло. Девушка приставила к камню стальной крюк и снова негромко застучала по нему молотком. Отвалился еще один кусок камня неправильной формы. К счастью, известняк довольно легко крошился. Ева долбила и долбила камень, время от времени останавливая работу и чутко прислушиваясь, но похититель не возвращался. Огромное яйцо тускло светилось в темноте. Оно было частично розовым, частично красным, а внизу, у самого ложа, и вовсе багрово-черным. Ершова долбила и долбила камень, откалывая от него куски, пока отверстие не стало достаточным для того, чтобы в него протиснуться.
– Еще не хватало застрять, – пробормотала Ева, пролезая в нишу.
Бесшумно, как большая кошка, она прошлась по пещере. Кроме инкубатора, в логове были стул, стол, электрический чайник, чашка со щербатым краем, пачка заварки, сахар в пакете, несколько пакетов быстрорастворимой овсянки. Желудок девушки тут же свело от голода, но она понимала, что медлить нельзя. Прислушиваясь, Ершова взяла яйцо в руки и чуть не упала.
Оно весило килограммов восемь.
«Хорошо хоть, что я не уронила его», – подумала Ева, вытирая со лба пот и прижимая огромное яйцо к животу. Внутри явственно ощущалась жизнь. Что-то пульсировало, двигалось, дышало внутри.
Ершова залюбовалась яйцом и не сразу услышала шаги. Похититель яйца возвращался в самый неподходящий момент.
Охнув, Виктория упала на известковый пол. Мохнатый паук соскочил с ее шеи и откатился было в сторону, но тут его раздавила нога Бадмаева. К сожалению, помочь Сушко это уже ничем не могло. Сознание девушки почти мгновенно затуманилось: жало паука попало ей в вену.
– Я умираю, – тихо сказала Виктория, глядя на зоолога широко раскрытыми глазами. – Я умираю, Юра.
Бадмаев наклонился к подруге и принялся высасывать яд из места укуса, но отраву уже вовсю разносила кровь, циркулирующая по организму. Руки девушки похолодели, в конечностях начались мелкие судороги, а кожа побледнела. Юрий смотрел на нее в полном отчаянии.
– Я сейчас, – сказал он, повернулся и побежал по туннелю.
В аптечке, хранившейся на биостанции, был антидот. Бадмаев мчался по туннелю, зная, что опаздывает, и понимая, что других шансов выжить у Виктории все равно нет. Он летел вперед, касаясь рукой стены коридора, выбежал в круглую галерею, откуда щупальцами спрута расходились туннели, и помчался вверх по узким, неровным и щербатым ступенькам.
– Только бы она не умерла, пока я не вернусь, – бормотал Юрий.
Одним махом распахнув тяжелую дверцу, отделявшую подвал от здания биостанции, ботаник выбежал в холл, мельком взглянул на тело Шварца, все еще лежавшее у стены и завернутое в оранжевый плащ, и ринулся на второй этаж, где хранилась аптечка. Он сорвал со стены шкафчик, на котором был нарисован красный крест, и распахнул его. Юрий помнил, как выглядели ампулы антидота и где они лежали.
Но сейчас их на месте не было.
В отчаянии Бадмаев вытряс все из шкафчика и, усилием воли уняв дрожь в руках, перебрал одно за другим лежавшие в нем лекарства. Но он не ошибся. Противоядия не было!
– Спасите! Помогите! – выл Бубнов, хватаясь за правую сторону живота. – У меня аппендицит!
Алена, хилый молодой человек с усиками и Манусевич продолжали держать полиэтилен в дрожавших от напряжения руках.
– Сейчас, сейчас! – приговаривал водитель. – Я уже почти замотал патрубок! Сейчас мы машину вытолкаем и молодого человека отвезем в больницу!
Такой вариант Диму вполне устраивал.
«Вот и хорошо, – подумал он, – я пока полежу в больничке, а вы займетесь поисками яйца. А потом, когда вы все сделаете, я выпишусь и тоже примажусь к когорте победителей».
И Бубнов принялся стонать и кататься по асфальту с удвоенной силой, с затаенной гордостью думая о том, что он таки великий артист.
– Какой ужас! – причитала Филимонова, глядя на аспиранта испуганными глазами. – Приступ аппендицита, это же кошмар! Надо срочно в клинику!
Белый как мел Слюнько взял Бубнова за руку и измерил ему пульс.
– Тахикардия, – проговорил Игорь Георгиевич.
Дима изобразил, что он задыхается и вот-вот потеряет сознание. В результате он добился того, что Филимонова, Слюнько и Защокин чуть не скончались от ужаса, глядя на его, Бубнова, мучения.
– Сейчас, сейчас! – бормотал водитель, понимая, что дело плохо.
Они уже находились на том участке дороги, который вел к биостанции и был отрезан камнепадом. До кучи булыжников, где ранее повредил ногу Рязанцев, оставалось не более семи-восьми километров.
– Мы не можем поймать машину, тут никто не ездит, – сказала Марьяна. – Варианта всего два. Либо наш грузовик все-таки ремонтируется и мы везем на нем Дмитрия в клинику, либо несем его туда на носилках.
В этот самый момент шофер закончил обматывать патрубок и опустил капот. Худощавый молодой человек с усиками, Миша Манусевич и Алена опустили вниз полиэтилен, который ранее держали в дрожавших от напряжения руках, и окружили страдающего Бубнова.
У Алены на глазах выступили слезы. Она опустилась перед аспирантом на колени и взяла в свои руки его ладонь.
