Ознакомительная версия.
— Ну-у, сзади подойти, тряпочку с хлороформом на лицо…
— И все это среди белого дня, на глазах у людей? Ну, допустим, усыпили, допустим, до машины дотащили. Но ведь ее же надо месяц где-то держать, кормить, парашу выносить, следить, чтобы не сбежала. И при этом исхитриться не засветиться, чтобы потом не опознала. Как считаете, смогли бы?
— Н-нет, пожалуй.
— Вот и Аркадий счел, что не сможет, и выбрал более простой вариант.
— Но это же чудовищно! Он ведь не просто человека убил, но друга детства.
— Что ж поделать, такая у него вывернутая мораль, и, к сожалению, не у него одного. Когда-то давно я прочел, что во время первых испытаний атомной бомбы кто-то из ученых восхищенно воскликнул: «Какая великолепная физика!» Понимаете? Он не думал о том, что это варварское оружие уничтожит сотни тысяч ни в чем не повинных людей, для него это была только «великолепная физика».
— Я слышал, пилот, сбросивший бомбу на Хиросиму, впоследствии сошел с ума.
— Это потому, видимо, что он не научился относиться к людям там, внизу, как к абстрактным понятиям. Как военный летчик, он, конечно, бомбил врага и понимал, что люди под бомбами погибают, но идею такого массового страшного убийства его разум не вместил. Перегорел, как предохранитель, на который слишком большое напряжение подали. А ученым хоть бы что. Не слыхал я, чтобы хоть один из них в уме повредился.
Вот и Аркадий, видимо, из таких. Люди, подобные ему, к окружающим относятся потребительски, как к средству. У своих подчиненных он забирал славу и деньги, у Леонида забрал жизнь. А что до дружбы… Такие Аркадии порой способны на помощь, на хорошее отношение к ближнему, но только до тех пор, пока этот ближний не становится помехой. С Леонидом он дружил и, видимо, хорошо к нему относился, но, просчитав холодным мозгом ученого все варианты, пришел к выводу, что наиболее простой и удобный способ достичь цели — убить друга.
И как же хорошо все продумал, мерзавец. Так организовал, что Эльза не просто попала в число подозреваемых, но стала основным кандидатом на отсидку. Улики косвенные, но весомые, явные, но не нарочито. Яд имеет немецкое происхождение — факт, а кто только что из Германии прибыл? А то, что некий эксперт особое мнение имеет, так в официальный документ оно не вошло. Ссора с братом была? А как же. Не только жена покойного подтверждает, но и соседи. А завещание вообще ход гениальный, оно сразу дало следствию железный мотив, тем паче инфантильного Леню убедить оказалось легче легкого: мол, главное, Эльзино согласие на продажу квартиры получить, а там порвешь и забудешь.
— Леонид тоже хорош. С чего он взял, что сестра поведется? Завещание — это всего лишь бумага, отменить его — раз плюнуть.
— Эльза, безусловно, не повелась бы. Я тоже, но даже гораздо более самостоятельные, чем господин Штерн, люди склонны порой выдавать желаемое за действительное, а кроме того, хорошо известно: человек, узнавший, что в его пользу составлено завещание, начинает невольно испытывать к завещателю теплые чувства. Как бы то ни было, Эльза Францевна может теперь хоть до второго пришествия доказывать, что ничего про братский подарок не знала, ни один присяжный ей не поверит.
— Странно, что во время ссоры Леонид сестре ничего о завещании не сказал. Для чего тогда его составлял?
— Не странно. Вспомните показания Эльзы Францевны. Сейчас найду, я записал… А, вот. Она так сказала: «Тут Леня открыл было рот, но, оглянувшись на жену, насупился и пробормотал, что у тебя, мол, Эльза, настроение с дороги плохое, отдохни, а разговор после дня рождения продолжим». Он хотел, но побоялся в присутствии жены, и слава богу. Если бы про завещание стало известно еще 19-го, Роман Антонович, пожалуй, сразу бы Эльзу закрыл.
— Хоть что-то хорошее, потому что ничего больше пока не видать. Нет, построение отличное, совершенно с вами согласен, что так оно и было, но как доказать? Как, черт возьми, Аркадий умудрился отраву в бокал сунуть? Он же с места не вставал.
— Да, это вопрос. Я вчера вечером еще раз внимательно проштудировал реконструкцию последнего часа, буквально все отмечают, что Аркадий за этот час только раз со стула поднялся. Когда Леонид упал.
— В том-то и дело. Яд не горошина, которую можно издали в бокал запулить, как баскетбольный мяч в корзину. Это, как я понял, вязкая субстанция, вроде крема, его надо из тюбика выдавить. Незаметно, а тем более на расстоянии, этого не сотворить, такое и Акопянам не под силу. Это я к тому, Иван Макарович, что, пока мы не поймем, как было совершено отравление, следователь с нами даже разговаривать не станет.
— Увы, на косвенных не вытянем. Улики, улики, где вас взять? Слушайте, а ведь они должны быть. Не мог же Аркадий пойти на убийство, не заручившись гарантиями.
— Стоп, стоп, Иван Макарович, не увлекайтесь. Это вы по аналогии с делом Осипенко решили? Только там были несколько другие обстоятельства, доказательства повесомее. Допустим, есть какая-то бумага или запись. Как вы заставите Романа Антоновича обыск сделать? Под каким соусом? И где искать? А на то, что вдруг расколется, я бы не ставил, это вам не хлюпик Парашютин[12].
— М-да, умеете вы, Сергей Юрьевич, настроение испортить, уж и помечтать нельзя. Но вы правы, надо думать. Как сказал кто-то из китайских мудрецов, трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно, если ее там нет. Но мы-то точно знаем, что есть там кошка, есть, вне всяких сомнений, и мы обязаны ее найти, это вопрос чести, тест на профпригодность. Так, устраиваем мозговой штурм, выдвигаем версии, обсуждаем, будем сидеть тут, пока что-то толковое не придумаем.
И целый час, а то и поболе, мы натурально бредили. В том смысле, что самые бредовые версии выдвигали. Вплоть до такой: ловкач Аркаша принес с собой другой бокал, заранее заряженный ядом, точную копию того, из которого Леонид пил. Он же эти бокалы, изготовленные на заказ, подарил, значит, мог и копию сделать. Только неясно, как подменить умудрился, с места не вставая, не говоря уже о том, что бокал довольно велик, в карман не спрячешь. Да и следы бы на одежде остались. Про другие версии и вспоминать не хочется, они еще бредовее.
Запал прошел, мы угомонились. Не знаю, как профессор, а я с сожалением думал о том, что справедливость, скорее всего, не восторжествует. И тут я вдруг почувствовал, что заморозка, наконец, прошла. Прошла, видимо, уже какое-то время назад, просто на фоне проблем клиентки я о своих мелких проблемах забыл. А тут вспомнил и тут же бросился к Анечке за чашечкой кофе. Я ведь с утра ни одной не выпил, потому что пить кофе, когда губ не чуешь, затруднительно и довольно неприятно.
Иван Макарович поинтересовался, с чего бы такая прыть, я объяснил. Тогда он спросил, что же мне такого делали, что заморозку применять пришлось? Как говорится, сытый голодного не разумеет. Ивану Макаровичу от природы достались крокодильи зубы: до шестидесяти дожил, а ни одной пломбы, чудо по нашим временам, впору в музее выставлять. А потому у стоматолога он сроду не бывал и плохо представляет, как себя ощущаешь, когда в этом кресле пыток сидишь.
С другой стороны, моя бывшая жена считает лечение зубов с обезболиванием признаком слабости. Я же понять не могу, зачем нужно мучиться, когда можно избежать мучений, если ты не мазохист? Поэтому я объяснил профессору, что удаление нерва, это очень больно, и довольно подробно рассказал, что и как мне делали.
— То есть у вас там лекарство, закрытое пробкой?
— Ну да.
— Оно опасно?
— Ничуть, это же лекарство. Просто оно предназначено для зуба, и в нем должно оставаться. А если вытечет, лечебный эффект будет потерян. Это на пару дней, в понедельник мне постоянную пломбу поставят.
— А кофе пить или есть вам можно?
— Жевать этим зубом не рекомендуется, пломба-то временная, не твердая, а жидкость ей не вредит, хоть обпейся.
Иван Макарович вдруг замер. Я не понимал, что происходит, видел только, что ему в голову пришла какая-то идея. Какая? Профессор вдруг схватил папку, пролистал, затем достал визитницу и, найдя там какую-то карточку, принялся звонить:
— Василий Олегович, приветствую. Как дела, как здоровье?.. Отлично, у меня тоже нормально. А мне, знаете ли, ваша помощь требуется… Да нет, пустяк. Вам знаком Аркадий Иванов?.. Естественно, он же у вас прирабатывает. Так вот, мне нужна медицинская карта его пациента, Леонида Штерна… Да понимаю я, понимаю, закон, конфиденциальность, но ни о чем незаконном я вас не прошу. Сама карта мне не нужна. Отсканируйте страничку за 20 октября и скиньте мне по почте. Это ж минутное дело, говорить не о чем.
Слушайте, Василий Олегович, вы не забыли, случаем, что я милицейский полковник? Прекрасно понимаю, что такой документ доказательством не является, да мне и не надо. Я хочу лишь одну версию проверить, а после, если понадобится, к вам придут люди с правильно оформленным документом и карточку официально изымут. Ну что, пришлете? Отлично, жду. И вот еще что. Гляньте, пожалуйста, каков рабочий график доктора, работает ли он четко в определенные дни недели либо нет.
Ознакомительная версия.
