Ознакомительная версия.
— Чего? Нечестно доказательства игнорировать, и дело фабриковать тоже нечестно, а пытаться невиновного от тюрьмы всеми возможными способами уберечь как раз-таки очень благородное занятие. Ну, ладно, Роман Антонович, хватит, что вы упираетесь, как монашенка в борделе? Вы же порядочный человек, так поступайте по совести. Начальства боитесь? Хотите, я к нему пойду, мы же с ним приятели…
В результате пошли оба, оставив меня в кабинете. Отсутствовали около часа, что не очень много, учитывая полученное разрешение на эксгумацию, которую, дабы дело в долгий ящик не откладывать, решили провести сегодня же вечером.
На эксгумации я присутствовал впервые, чему искренне порадовался буквально через пять минут после начала процедуры, настолько тягостной она оказалась. Даже обычные похороны нормально чувствующему человеку душу выворачивают. Удары молотка, стук комьев земли, падающих на крышку гроба, тяжело переносить даже не слишком впечатлительному человеку, а обратный процесс оказался куда хуже. Когда рабочие начали разрывать свежую могилу, невольно возникло ощущение свершающегося святотатства. Описывать подробно никакого желания нет, да и не видел я толком ничего, сразу же спрятался за спины экспертов. Правда, погода, словно в насмешку, стояла отменная.
В отличие от меня Иван Макарович, как ни в чем не бывало, пребывал в первых рядах, не выказывая ни малейшего беспокойства. И как-то само собой получилось, что именно он дирижировал процессом. Хотя заранее они со следователем о том не договаривались, однако все присутствующие приняли профессора в роли командира спокойно, лишних вопросов не задавая. И когда крышку с гроба сбили, эксперт именно у Ивана Макаровича испросил разрешения грузить тело.
— Погодите грузить. Осмотрите, пожалуйста, его ротовую полость. Меня интересует состояние шестого моляра[13] сверху слева.
— Так, — раздался через непродолжительное время голос эксперта, — в зубе свежая полость, высверлена недавно, внутри остатки какого-то вязкого препарата.
— Прекрасно, пробу взять можете?
— Без проблем.
Тут я уже не стерпел, вперед подался. Эксперт, склонившись над телом, проделывал некие манипуляции, а Иван Макарович ему фонариком подсвечивал. Еще один сотрудник тщательно снимал действо на камеру. Наконец эксперт выпрямился, держа в руке что-то, напоминающее издали небольшую палочку, поместил ее в пузырек и доложил:
— Готово. Что дальше?
— Прошу как можно быстрее исследовать эту гадость. Меня интересует, совпадает ли по составу это вещество с тем, которым был отравлен покойник.
— А с телом что делать?
— Как что? Земле предавать. Все, что мог, он нам дал, пусть уж упокоится.
С кладбища мы возвращались в прекрасном настроении, как ни кощунственно это звучит. Но уж больно результаты радовали. Поскольку ехали мы на служебной машине, я имел возможность понаблюдать за Романом Антоновичем, чье поведение изрядно меня позабавило. Убедившись, что в зубе покойного Штерна, который по медицинской карте должен быть целым, имеется полость, содержащая нечто… короче, поняв, что построение Ивана Макаровича есть не бред маразматического старца, а ключ к раскрытию серьезного преступления, он мигом уверовал, как неофит, узревший чудо Господне, и пребывал в приподнятом настроении, с уклоном в эйфорию.
Но в то же время Рома помнил, как совсем недавно обидел старика, и сознание допущенной по отношению к почтенному учителю несправедливости его тяготило, сбивая к депрессии. Столь противоречивое состояние психики не может долго сосуществовать в одном теле, и Роман Антонович явно склонялся к оптимистическому взгляду на жизнь, а дабы заслужить прощение, начал неожиданно проявлять вполне разумную инициативу.
Так, например, еще в машине предложил послать запрос в немецкую полицию насчет Петера Лемке, внес еще несколько довольно разумных предложений. Но при этом суетился, совершал множество лишних движений, что совершенно не соответствовало его облику, а потому выглядело смешно. И только когда инициативы следователя были благосклонно одобрены профессором, Роман Антонович несколько успокоился, а когда вошел в кабинет, уже полностью восстановился, снова став самим собой.
Второй раз я этого человека наблюдаю с близкого расстояния и второй раз удивляюсь тому, как быстро у него меняется настроение в зависимости от состояния дел. И не то чтобы незначительно, кардинально меняется, переходя из крайности в крайность. Когда просвета не видать, как в деле Осипенко или как в данном случае, когда подозреваемая вроде бы в наличии, но, по совести говоря, большие сомнения в ее виновности имеются, Рома вял и пассивен. Но стоит ему направление указать, версий подбросить, уверенности добавить, сразу просыпается в нем активный, а главное, умный живчик. Скажете, так не бывает? Еще как бывает, поверьте на слово, сам наблюдал.
Вот и нынче, едва войдя в кабинет, Роман Антонович принялся за работу, засучив рукава. Сначала отправил оперативника в клинику, где Аркадий по стоматологической части подвизался, с поручением изъять медицинскую карточку несчастного Леонида Штерна. Затем, не испросив разрешения у начальства, поручил и самого подозреваемого задержать. Дожидаться результатов экспертизы не стал, видимо, подобно нам с профессором, в результатах не сомневался. Независимо от того, что там эксперт напишет, формальный повод для задержания господина Иванова имелся веский: откуда, скажите на милость, в недавно запломбированном зубе открытая полость оказалась?
Засиделись мы в тот вечер допоздна, запрос немецким коллегам составляли, стратегию будущих действий разрабатывали. Разошлись уже в девятом часу, договорившись встретиться завтра в десять. К этому времени эксперты обещали акт по результатам эксгумации подогнать, вот тогда, имея на руках все козыри, можно будет и к допросу Аркадия Александровича приступить. Короткий день, пятница, выдался в этот раз длинным, насыщенным событиями.
Глава восьмая
Финал, 27 октября, суббота
О том, что бывает с теми, кто ищет славы, не имея для того веских оснований
Эксперты не подвели! Вещество, извлеченное из зуба покойника, оказалось полностью идентичным яду, вызвавшему смерть Леонида Штерна. Когда мы утром вошли в кабинет Романа Антоновича, он уже успел ознакомиться с актом, а потому сиял, как начищенный самовар. И ему было чем гордиться: к тому времени даже я понимал, насколько трудная задача добиться от эксперта, чтобы всего за полдня он и исследования вне общей очереди провел, и акт написал.
Теперь настала пора и с подозреваемым познакомиться. Как кто, не знаю, но я ждал этого момента с нетерпением. Я же с Аркадием Ивановым прежде не встречался, видел только фото, а по нему полного впечатления не составить. Но некое представление сложилось, и я хотел проверить, верное ли, понаблюдав Аркадия в динамике. Мне было интересно, каков он, человек, хладнокровно убивший старого друга.
Роман Антонович распорядился привести задержанного, а затем, неожиданно для меня, предложил вести допрос Ивану Макаровичу. Может, считал, что вчерашнюю вину перед профессором еще не искупил, а может, просто решил себе бесплатный мастер-класс устроить, слава за успешное завершение расследования все одно ему достанется. Как бы то ни было, Иван Макарович воспринял предложение как должное, спокойно пересел в кресло следователя, а Роман Антонович скромно расположился за боковым столиком, приготовившись вести протокол.
Аркадий оказался таким, каким я его и представлял, только выглядел изможденным и помятым, видимо, ночь в камере провел без сна. Тюремная камера совсем не гостиничный номер, даже с захудалым беззвездным отелем не сравнить. Профессор как-то раз по случаю устроил мне экскурсию, и могу засвидетельствовать: даже человеку с чистой совестью спать на шконке неуютно, а у Аркадия Александровича совесть была нечиста. Видимо, он пытался понять, где допустил ошибку и что на него следствие имеет?
Войдя и увидав во главе стола Ивана Макаровича, преступник вспыхнул (они с профессором встречались, и Аркадий знал, что тот — частный детектив), хотел было что-то сказать, но передумал. Пройдя к стулу, уселся, не дожидаясь разрешения, и уставился в стену, не произнося ни слова, мы же его с интересом разглядывали. Пауза длилась минуты две, пока наконец профессор не решил начать:
— Добрый день, Аркадий Александрович. Вопросы к вам появились…
— Я не собираюсь разговаривать с каким-то частным детективом, — немедленно отреагировал Аркадий, — и вообще ни слова без адвоката не произнесу.
— Э-э-э, батенька, это вы детективов киношных насмотрелись, а по ним судить нельзя. Нет там ни адвокатов, ни следователей, ни преступников, одни артисты. А мы тут самые настоящие. И мы, и вы. Понимаете?
Ознакомительная версия.
