Разумеется, теперь я не пел, а все встречные лужи аккуратно обходил, но вот широченную улыбку с лица и не думал стирать; чистота и свежесть первого весеннего дождя – что еще нужно для счастья?
Между тем в памяти вдруг всплыл тот самый момент сна, где Жак Мюре сообщил мне о своей скоропостижной смерти, и это воспоминание невольно заставило меня нахмуриться. А что, если и правда есть новая жертва? Что, если, пока я спал, таинственный мистер Икс нашел четвертую жертву «Волшебного сна»? Ведь в пропавшем пузырьке оставались еще две дозы!
Я невольно прибавил шаг, но звонок комиссара остановил меня буквально в нескольких шагах от здания полиции.
– Добрый день, мсье Муар, – как всегда, дружелюбно приветствовал меня комиссар. – Надеюсь, не помешал вам?
– Нисколько не помешали, – бодро отвечал я, ощущая нарастающую тревогу и постаравшись как можно быстрее ее рассеять. – Скажите сразу: после Пьера больше не было никаких жертв?
Мой неожиданный вопрос заставил комиссара охнуть.
– Что касается полиции, то нам ни о каких новых жертвах ничего не известно, мсье Муар. Но почему вы меня спрашиваете?
Как говорится, отсутствие новостей – хорошие новости; можно было вздохнуть с облегчением, что я и сделал, заодно поинтересовавшись целью звонка комиссара, на что он тут же бодро и энергично ответил:
– Видите ли, мсье Муар, вчера вечером я проводил допрос директора фестиваля Жака Мюре. На многие вопросы он толком так и не дал ответа, но, между прочим, в отдельных репликах мсье Мюре прозвучало, что он дважды и подолгу беседовал с вами. В таком случае мне бы хотелось побеседовать об этом господине с вами – так сказать, в частном порядке. Вы не против?
Разумеется, я был не против, а поскольку к тому времени уже стоял перед полицейским участком, то уже через пять минут наша «беседа в частном порядке» началась, благополучно завершившись через сорок пять минут. Я чистосердечно поделился всей имеющейся информацией о достославном Жаке Мюре, равно как и своими подозрениями в его адрес.
Общий итог нашей с комиссаром встречи взбодрил меня: итак, не я один подозреваю Жака Мюре в совершении трех преступлений, на сегодняшний день он – главный подозреваемый и для полиции Монтре. Как «по секрету» сообщил мне комиссар, у него на руках был ордер на обыск дома Мюре, который он запланировал провести во второй половине дня. Единственная проблема – телефон директора фестиваля самым таинственным образом не отвечал. «Не волнуйтесь, мы его найдем, – сказал, пожимая мне руку на прощанье, комиссар. – Никуда он не денется».
Когда я вышел из полицейского участка, на часах стрелки приближались к двум по полудню. Наслаждаясь неповторимым ароматом весеннего дождя, я неторопливо прогулялся до набережной и здесь отлично пообедал под тентом на террасе одного из многочисленных кафе. Признаться, слова комиссара о неотвечающем телефоне Мюре невольно меня встревожили. Ожидая завершающую обед порцию кофе, я припомнил отдельные подробности своего сегодняшнего сна.
«…У каждого тенора – свой каприз. Ну, а если учесть тот немаловажный факт, что я присоединился к нашей троице… Четвертая доза…»
Удивительно, но факт: буквально за несколько часов до встречи с комиссаром наш общий с ним подозреваемый Жак Мюре приснился мне с сообщением о собственной смерти – умер, погиб от четвертой дозы! Его слова, улыбка и эти жутковатые черные губы… К чему такой сон? Неужели парень примет четвертую дозу, чтобы попросту избежать наказания?
… – Вы позволите?
Мои неторопливые размышления перебил знакомый голос. Я поднял глаза – перед моим столиком с самым несчастным видом стоял бледный Саша Мерсье. Не дожидаясь моего разрешения, он поспешил опуститься на стул напротив меня и заказать подоспевшему с моим кофе официанту чашечку и для себя.
– Наверное, вы устали выслушивать мои исповеди, – проговорил он отрывисто, – но прошу вас в очередной раз выслушать меня. Возможно, это будет моя последняя исповедь – чистосердечное раскаянье в равнодушии из-за смерти Пьера. От всей души надеюсь, что малыш меня простил.
Стоит отметить, что поскольку к этому времени я отлично отобедал, ощущая себя стопроцентно сытым и довольным жизнью, выслушать исповедь Саши не составляло особого труда. Я милостиво кивнул.
– Ничего страшного, Саша, я вполне могу вас выслушать. Только вот не совсем представляю, за что Пьер мог бы вас простить?
Саша слегка откинулся на спинку стула, уставившись куда-то в перспективу почти пустой набережной под монотонным дождем.
– Я понимаю, о чем вы говорите – да, формально я ни в чем перед племянником не виноват. У каждого из нас была своя жизнь, а Пьер слишком часто задирал нос и не слишком считался с чьим-либо мнением, включая мое. И все-таки…
Он перевел задумчивый взгляд на меня.
– И все-таки, согласитесь, когда сталкиваешься со смертью, многое пересматриваешь заново. Я столько раз отмахивался от Пьера, не выслушивал до конца его реплик, прерывая на середине…
Он вздохнул и покачал головой.
– Сегодня я был в морге на официальном опознании тела. Это ужасно! Он казался совсем юным, моложе своих восемнадцати лет. И эти черные губы! Мне чуть не стало плохо. Бедняга Пьер…
Я сочувственно кивнул, улыбаясь нотариусу с нотой поддержки.
– Жаль парня, но мы ничем не можем ему помочь. Он сам сделал свой выбор. Ведь, судя по всему, Пьер увидел того, кто убил его предшественника – Алекса Мону, и, возможно, попытался шантажировать убийцу.
Саша кивнул.
– Примерно то же самое говорил мне сегодня и полицейский. Он также интересовался, не упоминал ли что-то в этом плане Пьер при разговоре со мной в последний день. Вот тут я и ощутил свою вину. Я попросту вспомнил последний день нашего общения, когда Пьер дважды звонил мне, пытался что-то сказать, а я дважды прерывал его с первых же слов: «Извини, Пьер, мне сейчас некогда!»
Это уже что-то: выходит, Пьер все-таки хотел поделиться своими сведениями с дядей Сашей!
– А вы не могли бы полностью повторить реплики Пьера? Что конкретно он вам говорил?
Саша в очередной раз глубоко вздохнул, пожав плечами.
– Это было утром, в девять часов, я как раз принимал важного клиента в конторе. Пьер позвонил и, как всегда, забыв меня поприветствовать, затараторил: «Дядя Саша, мне крайне необходим ваш совет…» Тут я перебил его: «Пьер, перезвони мне после обеда, сейчас я не могу говорить». Я дал отбой, но он тут же вновь перезвонил: «Послушайте, дядя Саша, это вопрос жизни и…» Я просто сбросил его, ощущая немыслимое раздражение, даже злость на мальчишку: ведь я сказал ему, что занят, а он лезет со своими «жизненно важными» вопросами!
Я задумался. Если утром в понедельник, за несколько часов до смерти, Пьер звонил своему дяде, значит, парень, несмотря на свою извечную самоуверенность, на этот раз до конца не был уверен в правильности своего решения. Вряд ли, конечно, он посоветовался бы с Сашей насчет того, требовать ему с убийцы выкуп или просто сдать его в полицию. Но кто знает!..
– А в дни убийств он вам ничего любопытного или, скажем так, не совсем обычного не говорил?
Саша обреченно пожал плечами.
– После того как вы вчера сообщили мне эту новость, я долго не мог уснуть, пытался вспомнить каждую мелочь, каждое слово Пьера из нашего общения в последние дни… Все бесполезно – ничего такого не пришло мне на память. Он бесконечно повторял, что станет лучшим танцовщиком фестиваля, всячески поносил Алекса Мону, а вот про Савелия я от него не услышал ни единого отклика. Вот и все! Единственное, что может каким-то образом объяснить поведение Пьера: последнее время он очень хотел отправиться в Америку. Кто-то рассказал ему о некой необычной балетной труппе в Нью-Йорке, и мальчишка загорелся идеей пройти отборочный конкурс и стать танцовщиком той самой труппы. Вот и все…
Этот день завершился чрезвычайно тихо и мирно: дождь к вечеру утих, но небо до самого конца так и было затянуто черными облаками, а потому стемнело рано. На этот раз мы с семейством Венсе ужинали в кухне, ограничившись лишь открытой дверью на каменную террасу, с наслаждением вдыхая волнующий кровь озон.
Под финиш ужина, когда Мари рассказывала о своих забавных учениках и их каверзах, мне позвонил комиссар Криссуа.
– Извините, что нарушаю ваш мирный вечер, – сказал он. – У меня совсем маленький вопрос: сегодня в течение всего дня вам нигде не встречался Жак Мюре?
Я нахмурился.
– Нигде его не встречал. Выходит, его телефон до сих пор не отвечает?
– В настоящий момент его телефон отключен, – усмехнулся комиссар. – И хозяина до сих пор нет дома, что усложняет дело: даже с ордером на руках мы не можем проводить обыск, потому как не имеем права проникать в дом без ведома хозяина. Что ж, придется принимать кардинальные меры.
