А еще она периодически не ночевала дома под абсолютно, на первый взгляд, невинными предлогами. То она поехала на дачу со своей двоюродной сестрой подышать свежим воздухом. Нет, вы только вдумайтесь… Марату вдруг стало смешно: когда она в последний раз проводила время со своей двоюродной сестрой? А дачу разве любит? А почему поехала не со мной? Или вот эти варианты: «Ой, мы с подружкой так нажрались мартини, что я прямо у нее и заночевала, а телефон просто сдох, зарядки не было подходящей…»
Он не то чтобы верил или не верил, просто не обращал внимания. Не мог даже помыслить, что ему можно изменить.
Ладыгина передернуло от ощущения брезгливости. Он резко помотал головой, фотографии отодвинул от себя, как некую гадость, к которой даже прикасаться было противно. Хотелось выйти из кабинета.
— Пошли пройдемся! — кинул он на ходу Старостину и отправился прочь из дома. Он быстрой походкой вышел на берег озера, на мостки, где хозяева особняка, его друзья, любили удить рыбу. И застыл там снова со своими мыслями.
У нее все время было довольное выражение лица. И он, дурак, полагал, что это благодаря ему. А чему ей, собственно, было радоваться? Если напрячься и вспомнить, когда он в последний раз ее… С ней… Ну, в общем, когда у них в последний раз было «это»? Вспомнил? Нет! Но ведь она оставила его в покое. Сначала Марат наслаждался этим покоем, потом стал ловить себя на мысли, что как-то пустовато без привычных просьб приласкаться. А теперь он вдруг с предельной ясностью осознал: его действительно оставили в покое.
Тяжело вздохнув, Ладыгин ощутил укол мужского самолюбия. Он увидел своим внутренним зрением — в последнее время она сразу закрывается в ванной, как только заходит в квартиру. Возможно, она смывает с себя запах его соперника, а заодно и пытается удалить похотливое выражение со своего лица.
— Дальше, — обратился он к своему помощнику.
— Насчет версии номер три, вашей первой жены Маргариты Андреевны… Мы ведь уже решили: она не имеет никакого отношения к похищению.
— В этом я не сомневался. Четвертая?
— Пока ничего.
* * *
Охранник высадил ее из машины у библиотеки и остался ждать. А она прошла по коридору к черному ходу, шагнула наружу и через проходной двор — на другую улицу.
Мире нужно было побыть одной, потому что в ее руке играла радость. В той самой руке, к которой мама прикоснулась. В руку перелилось что-то мамино, и девочка бережно несла ее, чтобы не расплескать новое ощущение, прислушаться к нему.
Дошла до перекрестка и почувствовала, что сильно проголодалась. Сколько там у нас осталось до начала занятий? Ага, полчаса. Как раз успею. Художественная школа чуть дальше по улице, а на углу есть кафетерий.
Мира набрала полный поднос еды и медленно продвигалась к кассе, прикрыв глаза и разговаривая с папой. Гораздо легче с ним разговаривать вот так, в мыслях. Тогда он не возражает.
Например, папа вначале ворчал, он не желал, чтобы она ходила в художественную школу. Он не понимал, какой толк от рисования. Папа хотел, чтобы дочь стала экономистом. А она не хотела. И ее учитель рисования — тоже.
Он говорил папе, что в ней умрет художница. Папа отвечал, что в нем тоже умер артист, ну и что? И ничего страшного. Зато экономисты всем нужны. Правда, потом папа что-то придумал и разрешил ей заниматься рисованием, даже поощрял.
Мира задумалась: а что, если в каждом человеке умирает кто-то талантливый? Она огляделась вокруг. За столиком кафе сидел парень, в котором умер великий спортсмен, потому что он… М-м-м-м… допустим, слишком много курил. И поэтому он стал охранником в банке. Парень разговаривал с девушкой, в которой умерла гениальная актриса, потому что в театральный она не смогла поступить и теперь работала менеджером. За кассой сидела женщина, в которой умерла знаменитая балерина, потому что с такой фигурой в труппу не берут, и вообще, надо было, уважаемая, десять лет назад приходить. Прошел с подносом тощий парень, в котором умер великий писатель, потому что никто не хотел издавать его рукописи: вас таких много, сейчас все пишут. Мимо по улице шагала мама с ребенком, в котором уже начал умирать гениальный музыкант, потому что родители отдали его в международно-дипломатический лицей.
Зал кафетерия наполнился призраками великих деятелей культуры, науки и искусства. И реальными фигурами простых скучных смертных. Наблюдать за ними было очень интересно. Но тут подошла Mирина очередь, и пришлось погасить разыгравшуюся фантазию. Она полезла в кошелек.
— Ну? — нетерпеливо спросила кассирша.
В кошельке ничего не было. Все бумажки она отдала маме.
Щекам стало горячо. Как досадно! Надо вернуть взятое. А Мира уже отпила из стакана свой любимый компот из сухофруктов. И тортика шоколадного жалко. Что же делать?! Объясняться? Доказывать, что ты не попрошайка какая-нибудь? Что так случайно получилось? Но они ведь не поверят. Еще милицию вызовут.
Сзади молча ожидала очередь. Мире казалось, что все на нее смотрят. И осуждают. Ведь они взрослые. Умные. Знают, как надо и как не надо. Что такое хорошо и что такое наоборот. И любят объяснять это детям.
— Что, детка, деньги забыла? — тронули ее за плечо.
Вот, сейчас начнут ее учить уму-разуму.
Позади Миры обнаружился здоровенный дядька. От него пахло кожей и бензином. Он аккуратно отодвинул девочку от кассы и расплатился за нее. Кивнул на поднос: забирай.
Она растерялась и отошла с подносом, натыкаясь на столики. Устроилась подальше, спряталась от стыда в самом углу.
Но дядька все равно увидел ее, подошел и спросил:
— А на дорогу у тебя деньги есть?
Мира молча кивнула. Слезы стояли в горле и мешали глотать.
Дядька удалился, недоверчиво оглядываясь на девочку с покрасневшими глазами.
А она представляла, как придет сюда с полным кошельком денег — у папы выпросит, — и станет поджидать этого дядьку. Подойдет, протянет деньги и гордо скажет: «Спасибо!» А если он не придет сюда больше, тогда она накормит кого-нибудь бесплатно…
6. ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ ДОЧЕРИ МИЛЛИОНЕРА
Лида начала осваивать роль Сониной хозяйки. Она гуляла с сеттером в старом Ботаническом саду, и они обе наслаждались великолепием бабьего лета. Собака бежала радом, а когда хозяйка отстегивала поводок, носилась между кустами, словно рыжая молния. Медовая шерсть переливала на солнце всеми оттенками медно-золотого. Шелковые уши развевались в стремительном движении, как знамена.
Гуляющие по аллеям парочки и одинокие пенсионеры смотрели на Соню с улыбкой. Лида от этих взглядов испытывала чувство неведомой раньше гордости, как и положено хозяйке очень породистой собаки. А когда за ее спиной громко зашептались две старушки, кормившие белку орехами: «Ой! Смотри! Лидия Завьялова со своей собакой!», «Где, где?! А, вон… Какая же эта Завьялова красавица! И собачку себе подобрала под стать!» — у Лиды сделалось просто отменное настроение.
Возвращаясь по утрам с прогулки, она кормила Соню строго по инструкциям Двинятина — говядиной с овсяными хлопьями «Геркулес» — и впервые в жизни чувствовала, как приятно делать что-то не только для себя.
Все шло отлично, пока однажды вечером актриса не вывела Соню на очередную прогулку. Тут она вспомнила, что в доме не осталось ни крошки хлеба и ни куска сыра, а только сырая говядина для собаки. И Лидия не пошла, как обычно, в Ботанический сад, а помчалась к супермаркету.
Она привязана сеттера к поручням у магазина, а сама зашла внутрь. Все продукты она побросана в сетку очень быстро, стремительно пробежав по секциям, у кассы не задержалась, так как очереди, к счастью, не было. Но, выйдя из магазина, она не увидела Сони там, где ее привязала. Лида испугалась, запаниковала и понеслась вдоль запруженной автомобилями улицы Богдана Хмельницкого. Только что- то рыжее мелькнуло за стеклом в грязноватом автомобиле, который заворачивал за угол. Этой секунды было достаточно, чтобы молодая женщина устремилась следом за машиной с громкими воплями:
— Соня! Девочка моя! Украли Соню!
К ней подошел молодой парень и протянул листок бумаги:
— Вот! Я запомнил номер машины. Это был серый «опель». Скорее обращайтесь в милицию!
Она взяла дрожащими пальцами листок с номером и устремила полные слез глаза на парня. Вокруг них собиралась толпа. Парень, успевший запомнить и записать номер машины, объяснял собравшимся:
— У женщины ребенка украли!
На Лиду смотрели с сочувствием, кто-то узнал ее, зашептан на ухо соседу: «Это Завьялова! У нее украли ребенка!» Словно выбравшись из-под воды на поверхность, актриса ошарашенно смотрела на людей. Она спросила у парня, который участливо заглядывал ей в глаза:
— Какого ребенка?
— Вашего. Вы же сами кричали: «Соня! Девочка моя!»
