Принц прервал его:
- Хватит, Нирзанн. Кроме того, именно вы виноваты в том, что я действительно поверил в правоту молодого Науманна. Впрочем, я пришел обсуждать не это; про это давайте забудем.
Генерал Нирзанн продолжал стоять, пока принц не подошел к креслу и не сел. Потом генерал занял свое кресло и стал ждать, храня уважительное молчание. Наконец принц довольно резко заговорил:
- Некоторое время назад, Нирзанн, вы представили мне мадемуазель Солини, о которой сообщили, что она ваша родственница.
Генерал бросил на него быстрый взгляд:
- Да, ваше высочество.
- Она приехала, по вашим словам, из России. Сама она мне сказала, что выбрала Маризи на этот сезон по вашей рекомендации. Некоторые факты позволили мне поверить, что эти рекомендации были даны из соображений... ну, скажем так, моего блага.
- Но это... вы, ваше высочество, знаете... - Генерал смущенно замолк.
- Я не собираюсь осуждать вас за это, - с улыбкой остановил его принц. - На самом деле я вам благодарен, я перед вами в неоплатном долгу. Мадемуазель Солини интересует меня.
- Я этим не удивлен, - ответил генерал Нирзанн, который сразу воспрянул духом, услышав слова благодарности.
Проигнорировав это несколько дерзкое замечание, принц продолжал:
- Да, я признаюсь, она меня заинтересовала. - Он на мгновение остановился, потом неожиданно спросил: - Она действительно ваша родственница?
Но генерал, ожидавший подобного вопроса, ответил сразу:
- Будьте уверены, ваше высочество. Почему вы спрашиваете об этом? Если вы сомневаетесь во мне...
- Нет, я не сомневаюсь в вас - я просто собираю информацию. Значит, она ваша родственница?
- Да.
- Из...
- Из Варшавы.
- Она русская?
- Да. По отцу. Ее мать - немка, с этой стороны мы и связаны родством.
- Понятно. Значит, ее имение находится под Варшавой?
На лице генерала снова проступило смущение. Он явно был в нерешительности, но, помолчав, дерзнул наконец сказать правду:
- Должно быть, ваше высочество, если оно у нее вообще есть.
- А? - Принц поднял брови. - Но я думал, что есть.
Эта маленькая история об ее несметных богатствах - плод вашего воображения?
Тон принца был дружелюбным, и, отвечая, генерал позволил себе ухмыльнуться:
- Да, ваше высочество. Для... можно так сказать...
Для того, чтобы заинтриговать Маризи. Иначе ее проигнорировали бы.
- Вполне справедливо. Я аплодирую вашей проницательности. Она не благородного происхождения?
- Нет.
После этого ответа принц слегка нахмурился и подошел к окну, где оставался несколько минут, глядя вниз, на улицу. Генерал хранил молчание, отлично зная, что творится в голове принца, и очень удовлетворенный своим знанием. Внезапно принц повернулся к нему:
- Повторяю, Нирзанн, она меня интересует.
- И я повторяю, ваше высочество, что это совсем не удивительно, отозвался генерал.
- Но она - ваша родственница?
- Дальняя.
- Значит, вы думаете...
- Я думаю совершенно так же, как вы, ваше высочество.
- А мадемуазель Солини?
- Не могу ответить за нее. Вы, без сомнения, уже заметили, что она живет собственным умом.
- Когда вы думаете ее увидеть?
- Не знаю. Может быть, вечером.
- Сможете увидеться с ней сегодня вечером?
- Да, ваше высочество.
- Наедине?
- Конечно.
- И спросите у нее...
- Все, что угодно вашему высочеству.
- Значит, так и сделайте. Мне нет нужды говорить вам, о чем я хотел сказать. Только попросил бы вас соблюдать как можно большую деликатность. И если ваша миссия будет иметь успех, то я знаю, как распорядиться свободным Крестом Бата.
Генерал опустился на одно колено, лицо его побледнело от радости.
- Ваше высочество... я потрясен... это всегда было моей мечтой...
- Я знаю, - улыбнулся принц. - Сделайте это, Нирзанн. Заслужите, и орден ваш.
И, добавив, что надеется в три часа, как обычно, отправиться с генералом на прогулку, принц удалился.
Этой беседой и объясняется тот факт, что, когда около восьми часов того же вечера генерал позвонил в дверь дома номер 341 на Аллее, лицо его выражало и сомнения и решительность.
Весь день он сгорал от нетерпения в ожидании этого часа; теперь же, когда час настал, он обнаружил, что не знает, как повести разговор. На какой-то миг ему пришла в голову мысль, что все должно просто и легко уладиться, но в следующий момент он вспомнил про амбиции Алины, касающиеся и ее самой, и Виви, и надежда на успех показалась слабой.
Он и в самом деле выбрал неудачное время для своего стратегического нападения на цитадель красавицы.
Всего за два часа до его прибытия Алина услышала из уст Науманна слова: "Завтра я напишу Василию Петровичу", которые заставили ее одарить месье Науманна комплиментом "опасный человек". Сомнительным на самом деле комплиментом, предполагавшим некоторое влияние на его будущее, что Науманну следовало бы предвидеть.
Но генерал Нирзанн, не улавливающий тонкие оттенки в выражении лиц, не заметил ничего необычного на лице мадемуазель Солини, когда она пригласила его пройти в библиотеку.
В ее манерах сегодня наблюдались нетерпение и беспокойство, но он и этого не заметил. К тому же он был слишком озабочен собственной миссией, чтобы обращать внимание на что-либо еще.
Около часа они разговаривали на разные темы. Дюжину раз, когда ему казалось, что он уже подготовил почву и можно переходить к целит своего визита, Алина неизменно уводила его от этой темы, пока он не начал подозревать, что она догадалась о его намерениях и сознательно избегает соответствующего разговора - таким предположением он, конечно, польстил себе.
Подробно, в деталях, обсудив успешную кампанию Алины в Маризи и представив ей два предварительных предложения на будущее, он добрался до темы денег.
- Не хочется об этом, - сказала Алина, отвечая на его вопрос. - У меня есть больше ста двадцати тысяч Франков наличными.
Генерал удивленно присвистнул.
- Черт знает что! - воскликнул он. - Этот американец делает золото?
- Кажется. А вы ничего не скажете о том, как ловко я их от него получила?
Генерал лукаво смотрел на нее.
- Поживем - увидим. Помните, я уже говорил вам: нужно быть круглым дураком, чтобы давать так много и ничего не получать взамен.
Алина засмеялась:
- Он надеется... жениться на мне.
Генерал фыркнул.
- Будьте откровенны, - сказал он, - я желаю знать, не может ли он вмешаться...
- Вмешаться? Во что? Каким образом?
- В... некоторые планы.
Алина бросила на него быстрый подозрительный взгляд:
- Но мы все это обсудили раньше.
- Знаю. Но если будет необходимо отделаться от него, что тогда?
- Я уже говорила вам, я отделаюсь от него сразу, как только вы будете готовы.
- Да, как только я буду готов покинуть с вами Маризи. Но что, если мы откажемся от этих намерений?
Несколько мгновений Алина с некоторым подозрением разглядывала генерала, потом сухо сказала:
- Мой дорогой Пол, вы пытаетесь что-то выведать.
Разве я не говорила вам раз двадцать, что все эти ваши уловки просто смешны. Итак, что вы хотите? Признавайтесь.
- Значит, я могу быть откровенным? - спросил генерал с видом человека, который скорее готов пойти напролом, чем получить преимущество в результате нечестного приема.
- Да, - улыбнулась Алина. - И умоляю вас, генерал, не надо меня обманывать.
"Я должен использовать стратегию, я должен быть тактичным", - призвал себя Нирзанн.
И после короткого раздумья сказал громко, со значением:
- Алина, сегодня утром принц заходил в мою комнату во дворце поговорить. - Генерал Нирзанн никогда не употреблял слов "моя комната", не добавив при этом "во дворце".
- В самом деле? - сказала Алина, пристально глядя на него.
- Да. Он зашел поговорить о вас. В самом деле. Он притворился, что цель его визита - обсудить это несчастное дело со смертью месье Шаво, но я-то вижу его насквозь. Он зашел поговорить о вас.
- В самом деле? - повторила Алина. - Его высочество очень любезен.
- Но это не любезность. Уверяю вас, он думает только о себе. Мадемуазель, вы говорили, что любите меня.
Я готов поверить, что занимаю определенное место в вашем сердце. Но что, если у меня есть соперник в лице принца Маризи?
Алина смотрела на генерала; издевательство в ее глазах и на губах было едва заметно, так что она благополучно выдержала пристальный взгляд, которым он прямо-таки впился в нее.
- Мой дорогой Пол, - ответила она, - единственная причина, по которой я повторяю вам, что люблю вас, заключается в том, что мне доставляет удовольствие это говорить. Вы отлично это знаете. Никто, даже сам принц, не сможет занять ваше место... в моем сердце.
Впервые за два месяца генерал не счел нужным в восторге упасть на колени перед ней, услышав слова любви, которые произнесли ее губы. Его разрывали противоречивые чувства.
Он любил Алину, как только мог любить женщину, но его возможности в этом направлении были весьма ограничены. Истинная страсть никогда не бушевала в его Доблестной груди. Сильнее, чем любовь к женщинам, была его преданность принцу и мечта оставаться первым в череде тех, кто пользовался благосклонностью принца, - и, помимо этого, для него имел значение (и немаловажное) орден Крест Бата.
