Отец Себастьян умудрился не выдать своего волнения.
– Образование, которое получают наши студенты, – одно из лучших в стране, – сказал он. – Это ясно видно из отчетов по результатам проверки. Нелепо утверждать, что кто-либо здесь потерял связь с внешним миром или не приобретает навыков служения этому миру. Священники выпускаются из колледжа Святого Ансельма, чтобы служить в самых неблагополучных и сложных районах как в нашей стране, так и за рубежом. Вы забыли про отца Донована, который умер от брюшного тифа в восточном Лондоне, потому что не покинул свою паству, или отца Брюса, до смерти замученного в Африке? И это не полный список. Два самых выдающихся епископа этого столетия вышли из стен Святого Ансельма.
– Они были епископами в свое время, не в наше. Вы все время обращаетесь к прошлому. Я же озабочен потребностями настоящего, в особенности молодежи. Вы не приведете людей в веру старомодными традициями, устаревшей литургией и церковью, которая видится надменной, скучной, а среднему классу – даже расистской. Колледж Святого Ансельма явно не вписывается в новый век.
– Так вы этого хотите? – воскликнул отец Себастьян. – Церковь, в которой нет места таинству, лишенная знаний, терпимости и чувства собственного достоинства, всего того, что в англиканстве всегда считалось добродетелью? Церковь, в которой нет места смирению перед неописуемым таинством и любовью Всемогущего Бога? Давайте на службах петь избитые гимны, опошлять литургию, а причастие проводить так, словно это приходская вечеринка. Крутая церковь для крутой Британии? В Святом Ансельме я так службы не провожу. Извините, но наши взгляды на суть священства серьезно расходятся. Не хотел переходить на личности.
– Да? А я думаю, вы уже перешли, – сказал архидьякон. – Позвольте начистоту, Морелл.
– По-моему, вы и так достаточно ясно выразились. И, видимо, считаете, что подобрали для этого подходящее место.
– Колледж все равно закроют. В прошлом он сослужил хорошую службу, никто не сомневается, но в настоящем он себя изжил. Да, обучение у вас хорошее, но разве оно на порядок лучше, чем в том же самом Чичестере, Солсбери или Линкольне? А им пришлось смириться с закрытием.
– Колледж не закроют. Не закроют, пока я жив. У меня тоже есть связи.
– О да, мы знаем. Именно этим я и недоволен – силой влияния: знаем нужных людей, вращаемся в нужных кругах, можем замолвить словечко кому надо. Это видение Англии так же старо, как и весь колледж. Мир леди Вероники мертв.
В этот момент с трудом контролируемый гнев отца Себастьяна прорвался наружу. Слова застревали у него в горле, но когда наконец вылетали, в покореженных ненавистью звуках он сам не узнавал свой голос.
– Да что вы себе позволяете! Как вы смеете даже упоминать имя моей жены!
Они смотрели друг на друга словно боксеры. Первым пришел в себя архидьякон.
– Приношу свои извинения, я высказался резко и жестоко. Неуместные слова в неподходящем месте. Может, пойдем?
Он, видимо, хотел протянуть руку, но потом передумал. Мужчины молча направились вдоль северной стены к двери в ризницу.
Внезапно отец Себастьян остановился.
– Здесь кто-то есть, – сказал он. – Мы не одни.
На пару секунд они замерли, прислушиваясь.
– Я ничего не слышу, – сказал архидьякон. – В церкви, кроме нас, никого нет. Дверь была закрыта, сигнализация включена. Мы здесь одни.
– Да, конечно. Это невозможно. Мне просто показалось.
Отец Себастьян установил сигнализацию, закрыл за собой наружную дверь в ризницу, и они пошли в северную галерею.
Священники принесли друг другу извинения, но отец Себастьян понимал, что сказанное вслух уже не забыть. Он потерял контроль и был противен сам себе. Виноваты были оба – и он и архидьякон, – но на нем, как на хозяине, лежала бо́льшая ответственность.
Архидьякон всего лишь озвучил то, что думают и говорят другие. Отец Себастьян осознал, что впадает в глубокое уныние; но вместе с ним накатило что-то еще. Чувство менее знакомое и более острое, чем обычное опасение.
Это был страх.
20Послеполуденный чай по субботам не считался официальным мероприятием. Миссис Пилбим накрывала стол в студенческой гостиной в задней части главного здания для тех, кто сообщал, что придет. Присутствующих было, как правило, немного, особенно если где-то рядом проходил стоящий футбольный матч.
В три часа Эмма, Рафаэль Арбетнот, Генри Блоксэм и Стивен Морби бездельничали в гостиной миссис Пилбим между главной кухней и коридором, ведущим в южную галерею. Из того же самого коридора крутые ступеньки вели в подвал. Студентам на эту кухню с четырехконфорочной плитой фирмы «Ага», блестящими стальными столешницами и современным оборудованием вход был заказан. В небольшой соседней гостиной с единственной газовой плитой и квадратным деревянным столом миссис Пилбим часто пекла булочки с кексами и готовила чай. Эта по-домашнему уютная комната казалась слегка потрепанной по сравнению с хирургически стерильной лаконичной кухней. В ней еще стоял настоящий камин с украшенным железным дымоходом, и хотя раскаленные угли были искусственными, а топилось все газом, он служил своеобразным центром комнаты и приносил умиротворение.
Эта гостиная была территорией миссис Пилбим. На каминной полке расположились кое-какие ее личные сокровища, бо́льшую часть которых привезли с каникул бывшие студенты: расписной чайничек, кружки и кувшинчики разных мастей, любимые фарфоровые собачки и даже маленькая, ярко разодетая кукла, чьи тоненькие ножки свисали с каминной полки. У миссис Пилбим было три сына, которых сейчас разбросало по свету, и Эмма подозревала, что не только студенты с радостью отдыхали здесь от мужского аскетизма своего ежедневного распорядка, но и хозяйке нравились эти еженедельные встречи с молодежью. Как и их, Эмму успокаивала материнская забота миссис Пилбим, лишенная всяческого сюсюканья. Девушку интересовало, одобряет ли отец Себастьян ее участие в этих неофициальных посиделках. Она не сомневалась, что он был в курсе. Немногое из происходящего в колледже могло ускользнуть от его взора.
В тот день пришли только три студента. Питер Бакхерст все еще поправлялся после инфекционного мононуклеоза и отдыхал у себя в комнате.
Эмма свернулась в подушках плетенного кресла справа от камина, а Рафаэль вытянул свои длинные ноги в кресле напротив. На одном конце стола Генри разложил несколько страниц субботнего выпуска «Таймс», а на другом миссис Пилбим учила Стивена готовить. Его мать, уроженка Северной Англии, воспитав его в безукоризненно чистом таунхаусе, верила, что от сыновей не следует ждать помощи по хозяйству. В это же верила и ее мать, и мать ее матери. Но Стивен еще в Оксфорде обручился с девушкой – блестящим молодым генетиком, – взгляды которой на жизнь предполагали больше равноправия и меньше желания подстраиваться. В тот день он при поддержке миссис Пилбим и под редкие критические замечания приятелей бился над выпечкой, в настоящий момент растирая смесь свиного сала и сливочного масла с мукой.
– Да не так, мистер Стивен, – протестовала миссис Пилбим. – Не так. Помягче давите пальцами. Поднимите руки и дайте всей массе просочиться в миску. Тогда она насытится воздухом.
– Я себя чувствую каким-то болваном.
– Ты и выглядишь соответственно! – вставил Генри. – Если бы твоя Элисон увидела тебя, она сильно засомневалась бы, что ты способен произвести на свет двух великолепных детишек, которых вы явно планируете.
– Нет, не засомневалась бы, – сказал Стивен и расплылся в счастливой улыбке, явно что-то вспомнив.
– Все равно цвет какой-то странный. Почему просто не сбегать в супермаркет? Там продают замечательную замороженную выпечку.
– Мистер Генри, с домашней выпечкой ничто не сравнится. А ну-ка не мешайте ему. Так, вот уже почти похоже. Начинайте добавлять холодной воды. Эй нет, кувшин даже не трогайте. Доливать нужно небольшими порциями за раз.
– Когда я жил на съемной квартире в Оксфорде, – начал Стивен, – у меня был такой классный рецепт для запеченой курицы. Берешь в супермаркете куски курицы и добавляешь банку грибного супа. Ну, или томатного. Короче, любого супа, без разницы. Все равно получится вкусно. Посмотрите, миссис Пилбим, так нормально?
Миссис Пилбим заглянула в миску, где тесто наконец-то сформировалось в блестящий комок.
– Курицу мы будем запекать на следующей неделе. Да, кажется, вышло неплохо. Теперь завернем его в пищевую пленку и поставим в холодильник. Пусть полежит.
– Зачем ему лежать? Ведь устал-то я! А тесто всегда такого грязноватого цвета?
– Где, интересно, наш следак? – встрепенулся Рафаэль.
Ему ответил Генри, не отрываясь от чтения газеты:
– Его не будет, наверное, до ужина. Я видел, как он уехал сразу после завтрака. И должен сказать, даже вздохнул посвободнее. Его присутствие в колледже как-то напрягает.
