– Хотелось бы, чтобы это было именно так, Ватсон. К сожалению, представители вашей профессии только сейчас стали изучать те механизмы мозговой деятельности, которые управляют поступками людей. Но если бы вы прочитали этот текст, то узнали бы, что уже много веков назад у ваших коллег были предшественники. Здесь содержится перечисление снадобий, которые разрушают память и развязывают язык. Здесь такие способы пыток, которые не оставляют следов на теле, но извращают ум и сердце человека до неузнаваемости.
– Но кто же мог такое написать? – спросил Харден. – Откуда это дошло до нас?
– Здесь есть два текста, – пояснил Холмс. – Вступление на средневековом валлийском языке, и написано оно тем, кто исповедовал христианство. Но основной текст написан на бритто-кельтском наречии в самой древней его форме. Его можно датировать ранним средневековьем, так называемыми «темными веками» или даже предшествующей эпохой. Я прочитал этот текст целиком, он убивает душу. Какой бы век это ни был, он точно «темный». Я провел страшную ночь, джентльмены, за чтением законов сатаны.
Он обернулся и, затянувшись сигарой, посмотрел на зеленеющие холмы. Яркие пергаментные страницы тихо шелестели под ветерком.
– Разумеется, – сказал Харден, – большая часть мрачных преданий – просто суеверия и чепуха. Разве этот текст не то же самое?
– Нет, – ответил Холмс, – это практическое и безошибочное руководство к действию.
– И что же вы с ним сделаете? – спросил Харден.
– Тут и вопроса быть не должно, – сказал Холмс.
Он вынул из кармана острый складной нож, щелчком открыл его, быстро вонзил в открытую книгу и вырезал страницу.
– Постойте! – вскричал полковник. – Так нельзя! Вы уничтожаете уникальное сокровище!
– Но иначе я поступить не могу, – спокойно ответил Холмс и вырезал другую. – Нельзя позволить этой книге существовать, иначе она всегда будет приманкой для злых и преступных людей, вроде короля Генриха Восьмого, профессора Мориарти и Дрю, а как они могут ее использовать – не поддается описанию. Иуда предал, но он повесился от чувства вины. А до какой степени бесчеловечности дойдут люди, если мы не уничтожим эту злобную, ненавистническую книгу? Не знаю, как будут оценены мои поступки в этом мире, когда я его покину, заслужу ли я награду на небесах или наказание в аду, но я точно знаю, что окажусь в последнем круге Ада[22], если не уничтожу эту чудовищную книгу.
Он бросил вырезанные страницы в тлеющий костер, и пламя быстро охватило пергаментные листы, и красивый орнамент почернел. Харден привстал, словно хотел выхватить страницы из огня, но затем вновь опустился на место.
Молча мы следили за тем, как Шерлок Холмс вырезал из драгоценного переплета примерно страниц двадцать и одну за другой бросил в костер. Словно впитывая краски богато разукрашенного пергамента, огонь вспыхивал то голубым, то зеленым цветом, но вот все исчезло, и остались лишь несколько почерневших клочков в белесом пепле.
Холмс закрыл богато украшенные створки переплета, снова завернул их в белую кожу и положил в ящик, а потом вручил его полковнику.
– Это вам на память, – сказал он.
– Я не могу этого принять, – возразил полковник. – Это национальное сокровище, и оно должно быть в Британском музее.
– Если вы не возьмете, тогда ящик и переплет последуют в пламя за своим содержимым, – ответил Холмс. – Он не годится, чтобы украсить каминную полку на Бейкер-стрит, и я не могу подарить его Британскому музею. Как бы я объяснил экспертам, что содержимое переплета я предпочел уничтожить?
Харден засмеялся.
– Клянусь Небом, Холмс, – сказал он, – я вам глубоко благодарен за все, что вы сделали для меня и моей семьи. Я собирался поговорить с вами как раз насчет гонорара, а вместо этого вы делаете мне поистине королевский подарок. – Полковник вынул бумажник и достал чек. – Надеюсь, – сказал он, – это достаточная плата за умение размышлять.
Холмс бегло взглянул на сумму и вернул Хардену чек:
– Это слишком много. Вычтите из суммы вознаграждение, которое вы считаете нужным дать тому деревенскому подпаску, который помог вашему сыну, и пообещайте предоставить места на ваших фабриках и плантациях тем ребятам из «нерегулярного войска», которые захотят сменить лондонские улицы на более широкие перспективы. Ох, и, пожалуйста, вычтите отсюда стоимость вашего халата, испорченного в Гластонбери, иначе Ватсон будет считать меня бесчестным человеком.
Полковник улыбнулся:
– Торжественно вам это обещаю, мистер Холмс. Вот вам моя рука.
Бледное, усталое лицо Холмса осветила теплая улыбка, и он ответил Хардену крепким рукопожатием. А за его спиной ветерок развеял последние почерневшие клочки талисмана дьявола.
Комментарии Барри Робертса
Как и в случае с предыдущей рукописью, которую я издал, – «Шерлок Холмс и железнодорожный маньяк», – я пытался, насколько это возможно, проверить множество фактов, описываемых Ватсоном, чтобы подтвердить их подлинность. Мои исследования, я уверен, неполны, и то, что я сейчас издаю, – лишь малая часть мною обнаруженного. Я приветствую любые новые сведения, которые могли бы пролить свет на дело «Талисман дьявола».
Неминуемо должны были возникнуть трудности с установлением личностей холмсовских клиентов. Ватсон утверждал, что обычно описывал их, не подвергая риску быть узнанными, и, следовательно, какие-то подробности могли быть присочинены. В противном случае можно было бы безошибочно установить идентичность виргинского табачного миллионера и его сына, магната консервной продукции, ведь Джон Харден упоминал, что его сын собирался стать актером. Есть еще один интригующий намек: «Уэйн» было семейным, передающимся от отца к сыну имением. И можно предположить, что Джей Уэйн – это Мэрион Моррисон.
Оружие, из которого стреляли в Холмса, действительно существовало. Я почти уверен, что после второй мировой войны оно уже не производилось, но могу и ошибаться. В Англии до сих пор не раскрыто по крайней мере одно убийство, совершенное, как думают, именно из такого ружья.
Если «Талисман дьявола» действительно принадлежит перу Ватсона, тогда это решает проблему, в течение многих лет беспокоившую биографов. В рассказе «Одинокая велосипедистка» Ватсон утверждает, что именно в субботу 23 апреля 1895 года, когда Вайолет Смит обратилась за советом к Холмсу, великий сыщик был поглощен фактом преследования семейства Харденов. Ватсон далее утверждает, что дело мисс Смит было закончено неделей позже, в субботу 30 апреля. Многие критики указывали, что 23 и 30 были не субботними днями, и поэтому относили событие на год позже или же полагали, что Ватсон имел в виду соответственно 13 и 20 апреля, но у него был настолько неразборчивый «медицинский» почерк, что цифры были прочитаны неправильно.
Однако настоящее повествование свидетельствует, что независимо от дня недели мисс Вайолет Смит обратилась к Холмсу именно 23 апреля, и дело было закончено 30, а Холмс и Ватсон отправились в Винчестер к Хардену 1 мая.
Мы так привыкли к киднеппингу, что кажется невероятным, будто менее ста лет назад этот вид преступления был практически неизвестен за пределами Южной Европы. Похищение маленького Чарли Росса с лужайки перед родительским домом взволновало всю Америку, и, как говорит Холмс, мальчика так и не нашли. После похищения последовал активный обмен письмами относительно выкупа, полиция установила имена похитителей и начала их выслеживать, надеясь найти место, где прятали мальчика. Однако похитители предприняли ограбление, получили ожесточенный отпор и все погибли в перестрелке. Но еще в конце сороковых годов нашего века нашлись люди, утверждавшие, что каждый из них именно и есть тот самый Чарли Росс.
В упоминании Джея Хардена о Конго-сквер, очевидно, скрыта ссылка на великого Бадди Болдена, которого называют «дедушкой джаза». Кого же еще могли звать Болденом и кто мог дирижировать оркестром в Нью-Орлеане в начале 1890-х годов? Его группа «Рэгтайм» пользовалась большой любовью нью-орлеанской французской общины, они играли на балах и вечеринках, и тетя Мими вполне могла быть знакома с дирижером. Полковнику Хардену рассказ Джея понравился бы еще меньше, если бы он узнал, что его свояченицу, допустившую такое нарушение условностей, сопровождал на Конго-сквер негр-трубач. Французские и испанские рабовладельцы всегда были терпимее американцев англосаксонского происхождения в обращении со своими рабами и позволяли им собираться на Конго-сквере. Там они били в барабаны и танцевали, воссоздавая ритуальные обряды своих африканских предков. Такие сборища практиковались задолго до Гражданской войны и прекратились только на рубеже веков.
