Приемная отдела на третьем этаже, бывшего отдела Перцевого, была пуста. Совершенно пуста. Я постучала в дверь кабинета Лавкиных и вошла.
— Таня, привет! — обрадовалась Гала. — Какими судьбами?
— Хотела со Светкой поговорить, а ее нет. Умчалась по делам?
Сашка плотоядно взглянул на меня, после чего вновь уставился на свои чертежи. А Галина ответила:
— Да нет, что ты. Наша Светочка совсем раскисла и отпросилась домой, сказала, что не может работать.
Голос Галы прямо-таки источал ехидство, как змеи сочатся ядом. Я внутренне напряглась — вот уж Светка мне нравится гораздо больше самой Галы, сплетницы и вообще не слишком приятной особы.
— И, разумеется, Астраханцева пошла ей навстречу, — не отрывая носа от бумаг, дополнил высказывание супруги Сашка.
Я кивнула и поехала к ней, злясь на Лавкиных. Надо же быть такими бездушными! У человека горе, между прочим. Тяжело терять любимого. Или стресс, если этого самого любимого Светка убила своими руками. Все равно Чурсаева достойна сочувствия.
До Светланы я доехала быстро, поднялась на второй этаж и позвонила в дверь, обитую дерматином. До меня донеслись мелодичные трели, после чего раздались осторожные шаги. Я даже испугалась, что меня не впустят. Но ошиблась. Тихонько лязгнул замок, дверь распахнулась, и передо мной предстала залитая слезами Светлана Чурсаева.
— Привет, — с трудом улыбнувшись, поздоровалась Светлана. — Заходи. Я рада, что ты пришла, думала, одной полегче будет, и ничего подобного! — голос, осипший от слез, звучал просительно.
— А я заехала к тебе на работу, мне сказали, что ты домой отправилась, — пояснила я, входя в уютную, отделанную в светлых тонах прихожую. На стене прихожей красовалось овальное, в широкой массивной раме зеркало, стоящее на тумбочке с парой выдвижных ящиков. Поверхность тумбочки у зеркала была уставлена разными косметическими средствами — от губной помады до лака для волос, из хрустальной вазы торчали расчески и щипцы для завивки.
— Господи, Танечка, на меня что-то такая тоска напала! — расстроенно вещала Светлана, пока я расшнуровывала кроссовки.
Я сочувственно покивала, прошла вслед за хозяйкой квартиры в небольшой зал, огляделась. Здесь тоже было очень уютно. Светлые обои с едва различимым розово-зеленоватым выпуклым рисунком, бледный, выгоревший за время долгой службы палас на линолеуме, широкий, удобный даже на вид диван и телевизор. Скромная обстановка, но какая милая!
И стена, увешанная какими-то бумажками.
Мы сели на диван, и Светлана вновь разрыдалась.
— Извини, — сквозь всхлипы невнятно пробормотала она. — Я просто не могу больше! Бедный Андрюшка… Ну за что его?
Я проявляла видимость сочувствия, сама же искала в этих слезах наигранность. Крокодиловы слезы. Может быть, Светочка такая замечательная актриса? Кто ее знает…
Я успокаивала Светку, говоря какие-то глупости вроде того, что все — судьба, против которой не попрешь. Она же ревела, как белуга, размазывая по щекам слезы вместе с тушью и остатками теней. Под глазами залегли черные тени, нос покраснел и немного распух.
— Прости, — в который раз воскликнула Светка, мотнула головой, как вымокшая собака, стряхивающая с себя брызги воды, и умчалась из комнаты, цепляясь за косяки. До меня донесся шум включенной воды. Я же поднялась и прошлась по комнате. Присмотрелась к занимавшим стену бумагам и остолбенела — грамоты! Причем не просто какие-то там призы за вышивание крестиком-ноликом или за победу на олимпиаде юных секретарей, а грамоты за… великолепную стрельбу по мишеням! Их было штук пять, не меньше, и все — на имя Светланы Чурсаевой. Места — с первого по третье, участие в соревнованиях вплоть до областных! Ну и ну! Никогда бы не подумала.
Вот так секретарша Светочка, лукавая девочка с живыми глазами и очаровательной улыбкой… Великолепный стрелок она, оказывается. С ума сойти! Интересное увлечение для девицы. Согласитесь, нечасто встретишь такое хобби. Значит, Светка отлично разбирается в оружии и, уж конечно, могла бы достать пистолет, чтобы убить Перцевого.
Я опустилась на диван, все еще под впечатлением от неожиданного открытия. Интересная картина!
Тут в комнату вернулась Светка. Ее лицо блестело от воды, но слез больше не было. В руках женщины подрагивал пластиковый поднос с двумя чашками чая, вазочкой печенья и сахарницей.
Водрузив поднос на диван, Светка уселась рядом и, в который раз извинившись, пояснила, что никак не может с собой справиться.
— Больше всего меня раздражают эти чертовы Лавкины! — в сердцах воскликнула она. — Представляешь, Сашка так доволен, что займет место Андрея, как будто радуется его смерти! Его же кто-то убил… Знаешь, мне даже иногда кажется, что, может, Сашка?
— Скажи, а это все твои награды? — поинтересовалась я, с любопытством кивнув на грамоты.
— Ну конечно, — со скромной гордостью уверила она меня. — Я, вообще-то, в молодости мастера спорта по стрельбе получила.
— А смогла бы разобраться с чем-то вроде «беретты»? — словно бы небрежно осведомилась я, ожидая любой реакции на свой вопрос — от признания во всех грехах до попытки уничтожить меня, частного детектива Татьяну Иванову.
— Разумеется, — лениво фыркнула Светка, совершенно не проявив обеспокоенности.
На миг мои подозрения чуть поутихли — если она хороший стрелок, что легко выяснить, то вряд ли стала бы стрелять в упор, в квартире. Гораздо проще было бы подкараулить где-либо Перцевого, пусть даже на вокзале, и всадить ему в голову пулю. Или Светка действовала спонтанно. Хотя нет, вряд ли. Не таскает же она с собой пистолет постоянно. Убийство точно спланированное, в этом я почти уверена. Только вот Светлана ли убила Перцевого?
С одной стороны, полученные мной сведения косвенно подтверждают, что у Светки был мотив для убийства — ведь она, оказывается, беременна, а Перцевой намеревался бросить беднягу. С другой — вряд ли женщина станет рисковать собой и нерожденным еще ребенком, чтобы убить любимого человека.
М-да, проблемка. Никогда бы не подумала, что столкнусь с таким делом.
— Свет, а ты собиралась за Андрея замуж? — поинтересовалась я, рискуя вновь вызвать потоки слез из глаз секретарши.
Но та сдержалась, только чуть прикусила губу. И ответила:
— Вообще-то, я очень этого хотела. Но Андрюшка жениться не собирался. Я надеялась, что передумает, но… видишь, как все получилось!
Мы поболтали еще какое-то время, после чего я оставила успокоившуюся молодую женщину и вернулась в машину. Да, ничего не скажешь, весело все складывается.
И кто же прав? Светка, которая подозревает Лавкиных, или Лавкины, считающие Светлану не влюбленной женщиной, а «продуманной особой»?
Кстати, Лавкины. Хорошо было бы навестить их квартиру. В отсутствие хозяев, естественно. Но — чуть позже, время терпит. Пока поеду домой, захвачу отмычки, которые оставила в другой сумке, да и кофейку попить не помешает.
* * *
Едва я вошла в собственную квартиру, как телефон разразился громкими звонками, по тону — рассерженными. Сняв трубку, услышала скучный голос следователя Полякова:
— Татьяна Александровна, не могли бы вы подъехать в отделение?
— Могла бы, а в чем дело? — изумилась я. Ведь думала, что подозрения относительно моей очаровательной персоны уже завершились, а оказывается, не тут-то было.
— Вы, вероятно, уже слышали о том, что труп Андрея Перцевого был обнаружен. Так вот, мы расследуем это дело, и я хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Хорошо, через час вас устроит? — покорно буркнула я, в глубине души злясь. Ну зачем ему меня допрашивать? Нашел кого заподозрить в убийстве!
— Да, — бесцветно согласился Поляков и первым повесил трубку. Такая его невоспитанность рассердила меня еще больше. Господи, еще на этого типа время тратить!
Пока вскипала вода для кофе, я решила кинуть «косточки». Что-то давно с высшими силами не советовалась. Я сжала прохладные додекаэдры в горячей ладони, задумалась над мучающим меня делом и швырнула магические кости на стол. 10+20+27 — вот что они мне сообщили. И как же это расшифровывается? А вот как: «Вас подстерегает опасная пора: ожидают многочисленные трудности и окружают враги». Ну, положим, то и другое — постоянные спутники моей жизни. Да, если кто еще не знает, то сообщаю: что трудности и враги — две неотъемлемые черты жизни частного детектива и его деятельности.
Короче, «косточки» меня сегодня не порадовали. Ну да ладно.
Я ссыпала двенадцатигранники обратно в замшевый мешочек, сварила и выпила кофе и поехала к следователю Полякову. Ужасно на него злясь. Неужели то, что мой друг — подполковник милиции, освободивший меня из-за решетки, ничего для Полякова не значит? Разве обязательно таскать меня в отделение? Мог бы ограничиться телефонной беседой, если уж ему так необходимы мои показания.
