Особа, лет тридцати, сидела на лавке детской площадки и непрерывно крутила головой, сканируя две арки, ближайший проезд и, разумеется, сам гараж.
Дождавшись за углом соседней пятиэтажки до без пяти восемь, я, неспеша двинулся через двор к гаражному ряду. Подойдя к нужным воротам, я начал неторопливо отпирать замки калитки. При этом я не оставлял без внимания рыжеватую Мату Хари среднего нечерноземья.
Я уже тянул на себя металлическую дверь, когда кося правым глазом, заметил, что мимо шпионки медленно прошагал её резидент обэхээсной наружности. На его брошенный в сторону разноцветной дамы взгляд, доморощенная «семёрочница» вскочила с лавки и, подойдя к своему «колбасному» Штирлицу, что-то зашептала.
Подивившись невысокому профессионализму охранно-экономической службы городского УВД, я с досадой сплюнул на асфальт и шагнул через порог воротины. Щелкнув выключателем освещения, я принялся ждать, когда «колбасный» конспиролог почтит меня своим присутствием.
Показавшийся в калитке майор Никитин, держал в левой руке самый настоящий пистолет Макарова.
П#здец, девушки, мы приехали! Интересно, когда он его взял наизготовку? Многих обывателей этого двора он успел возбудить своими экзерсисами с этой убийственной оснасткой?
— Руки подними! — снова ощущая себя старшим начальником, скомандовал Игорь Евгеньевич, — и держи так, чтобы я их видел!
Н-да, вот это дебил! Всем дебилам дебил! А ведь он, сука, пришел меня убивать.
Терзать столь ранимую обэхээсную душу майора Никитина и тем самым подвергать себя опасности преждевременной летальности, мне не хотелось. Поэтому с исполнением поступившей команды я медлить не стал и руки свои поднял. Но не высоко, а так, символически, примерно на уровне груди. В левой руке у меня, как была, так и осталась папка с бумагами. Которые я специально захватил, чтобы этого перевозбудившегося придурка с ними ознакомить. Как раз для того, чтобы он проникся пониманием, что я не тот, в чью сторону можно щелкать зубами и направлять оружие.
— Ну, поднял! — медленно повернулся я лицом к своему пленителю, — Дальше-то, что? Ты бы лучше дверь за собой прикрыл, а то неровён час, кто-нибудь полюбопытствует и сюда заглянет. И дуре своей рыжей скажи, чтобы перед воротами не маячила, незачем нам внимание привлекать!
— Заткнись! — озлобленно оборвал меня Никитин, — И советы свои ты при себе оставь! Кто ты есть, чмо сопливое, чтобы меня поучать⁈ — продолжил накачивать себя импульсивной агрессией бэх. Опасный сейчас не столько наличием у него пистолета, сколько своей нервной неуравновешенностью.
Дверь он, однако, затворил, махнув рукой кому-то в сторону воли. Своей, не в меру яркой знакомой, надо полагать.
— Майор, для тебя я тот, от которого сейчас зависит, останешься ты пока на свободе или уже сегодня заселишься в камеру СИЗО! — стараясь избегать ненужных резких и обидных интонаций, ответствовал я, непонятно с чего, раздухарившемуся Борису Евгеньевичу.
— Ты, не психуй и пистолет свой от меня в сторону отведи! Не дай бог, рука дрогнет, пальнёшь и тогда уж точно расстрела тебе не миновать! — ровным монотонным голосом пытался довести я до взвинченного и, пока еще не развенчанного, предводителя городских «колбасников», свои здравые мысли. — Я тут тебе кой-какие бумажки принёс, ты бы, майор, посмотрел их, перед тем, как любое из решений принимать! А уж, тем более, перед тем, как что-то делать! — еще раз покачал я зажатой в левой руке папкой.
Пистолета Никитин от меня не отвёл, но на мою левую руку взгляд переместил. «Колбасник», он и в Африке «колбасник». Но я даже и не подумал, чтобы попытаться как-то воспользоваться инфантильностью экономического защитника родины. В такой ситуации напуганный дурак порой опаснее профессионала. Спрогнозировать и просчитать поведение обезьяны с гранатой невозможно, тем она и восхитительна.
Зато и уважение, ко всякого рода документации, у этой братии в крови присутствует по определению.
— Что там у тебя? — без какого-либо товарищеского корпоративного доверия, скривил рожу мой недобрый визави, — Мне твои бумажки смотреть без надобности! — стараясь незаметно рыскать глазами по верстаку, полкам и углам, пытался блефовать Борис Евгеньевич. Нужных ему ёмкостей со своими богачествами, он так нигде и не узрел.
— Это ты зря, майор, тут как раз самое судьбоносное для тебя и очень интересное! — еще раз покрутил я левой рукой с зажатой в ней папкой. — Ты не бзди, я к тебе даже прикасаться не собираюсь! — насмешливо заверил я Никитина, — Я сейчас положу вот сюда эту папочку, а ты, вдумчиво и не шибко торопясь, её просмотри. И тогда сам поймёшь, что тебе в меня стрелять нельзя категорически! Даже, если я с тебя сниму сейчас штаны и ремнём пороть начну. От всей души и по всей твоей жирной обэхээсной жопе!
Устроил я откормленному милиционеру из элитной службы этакий контрастный душ Шарко. Контрастный и оттого оздоровительно бодрящий сознание.
Обэхээсник лупал всё еще злыми глазами, но они у него, ко всему прочему, сначала стали растерянными, а после в них появился здоровый интерес. Тот самый интерес, который с признаками здравого профессионализма.
— Я тебе еще раз говорю, придурок! — заметив во взгляде Никитина трезвую рассудочность, уже намеренно пошел я на обострение, — Ствол от меня отведи и займись бумагами! А я, чтобы тебе было спокойнее, отойду подальше и присяду в том вон углу! Думаю, минут за двадцать ты управишься, а там уже мы с тобой поговорим более предметно.
Видимо, мой уверенный тон и, ничего подозрительного не содержащее предложение, на бэха повлияли должным образом. Пистолет он из руки не выпустил, но щелчок предохранителя я услышал.
Экая, оказывается, сволочь, этот «колбасный» Борис Евгеньевич! Рыхлый, сука, недомент с боевым стволом в руке. Который у него, оказывается, был снят с предохранителя, да еще и направлен на меня. Теперь я даже ничуть не удивлюсь, если вдруг окажется, что он уже и патрон в ствол дослал перед тем, как зайти за мной в этот гараж. Неужто и впрямь он заявился сюда, чтобы меня зачистить⁈ Но зачем? Или он так сильно паникует и от страха настолько в неадеквате? Или он умеет просчитывать только сальдо-бульдо, и свои бэхээсные схемы?
— Хрен с тобой, Корнеев! — что-то для себя решив, не стал упираться экономический рэмбо, — Пошел в угол и сиди там, как суслик! А, если дернешься, то там и останешься. Навсегда останешься, пока тебя здесь к следующему лету не найдут!
Отвечать экономическому грубияну я посчитал лишним. И, положив папку с полудюжиной листочков на верстак, молча шагнул в указанном мне направлении к винтовой табуретке. Одной из тех, которые обычно входят в комплект к музыкальному недорослю и пианино с нотами гамм.
Проследив за мной и удостоверившись, что внезапного нападения от меня можно не ждать, товарищ Никитин положил Макаров на стол и взял в руки мою папку.
Понимая, что пик его впечатлений наступит уже в ближайшие минуты, расслабляться я посчитал преждевременным.
Бэх на прочтении уже первой бумажки снова проявил себя беспечным лохом. Погрузившись в документ, он забыл о реальности и о лежащем рядом с ним пистолете. Мне сейчас ничего не мешало достать револьвер, который я выходя из машины, засунул сзади за пояс брюк под пиджаком. Самовзводный наган тем и хорош, что пускается в ход одним движением указательного пальца. Его даже взводить отдельным действием необязательно.
Однако мне не были нужны ни шум выстрела, который обязательно кто-нибудь, да услышит, ни смерть Никитина мне также нужна не была. Пусть побегает и помелькает на просторах необъятной советской родины. А, если даже его и отловят, то плевать я хотел на его фантазии, которые он будет рассказывать в прокуратуре. Его слово против моего слова. А еще, что-то мне подсказывает, что после прочтения предоставленных мной материалов и последующей нашей беседы, Борис Евгеньевич поумерит свою агрессию и примет обет молчания. Относительно некоторых тем.
— Что это⁈ — поднял на меня глаза верный служитель экономической безопасности страны советов, — Это же всё не соответствует действительности! — огорошено и даже обиженно обратился ко мне предприимчивый бэх, положив уже изученные страницы поверх папки.
Про рядом лежащий пистолет он так и не вспомнил, и даже не взглянул на него. Всё своё внимание он излучал в мою сторону. В мыслительном аппарате экономического силовика начался неизбежный процесс расстановки приоритетов, которого я так добивался. И вполне ожидаемо добился. Всё закономерно и правильно. Сволочью Никитин был первостатейной, а дураком он не был совсем. Дураков система на должность