— Стоп! Ты хлеб купил? — перебила я его.
— Как ты можешь во мне сомневаться? — оскорбился он.— Я к тебе так торопился, так торопился, что чуть хвост не сломал. А ты?! — но тут же переключился на более интересовавшую его тему.— А в холодильнике что-нибудь есть? Ну, в смысле, ты же от родителей всегда чего-нибудь вкусненькое привозишь... Свининку, например.
В дверях кухни появился иронически улыбающийся Батя и с большим интересом спросил:
— Аленка, в каких джунглях ты нашла питающуюся мясом обезьяну? Лично мне о таких даже слышать никогда не приходилось, а уж видеть — тем более.
От неожиданности Колька застыл с полуоткрытым ртом, глядя на меня во все глаза.
— Познакомьтесь, пожалуйста,— сказала я, разворачивая Егорова за плечи в сторону Бати, но Николай не дал мне продолжить.
— Игорь?! — потрясенно вскрикнул он, но тут же с облегчением сказал.— Фу, черт! Так и до инфаркта недолго!
Чтобы разрядить обстановку, Батя представился сам.
— Гвардии полковник Орлов Владислав Николаевич.
— Майор милиции Егоров Николай Владимирович.
— Коля,— я сочла нужным внести некоторые пояснения.— Владислав Николаевич — командир полка, где служат сыновья Власова.
— А-а-а... Так вы военный летчик? — Колька все еще никак не мог прийти в себя.
— Николай Владимирович, а вы кем в милиции работаете? — Батя всем своим видом выражал искренний интерес. Но глаза... Ох уж эти его глаза! Да глазоньки мои на них не глядели бы!
— В информационно-аналитическом центре областного управления, а что?
— Да нет-нет! Ничего,— притворно скромно ответил Батя.— Вам действительно нет необходимости разбираться в родах войск. Просто моя фуражка в коридоре на вешалке висит.
От такого щелчка Колька мгновенно пришел в себя и встрепенулся, готовясь достойно ответить на этот выпад, но тут вмешалась я и стала их выпроваживать.
— Мыкола, отправляйся в комнату, помоги Владиславу Николаевичу закончить с обоями, и пикируйтесь там, сколько хотите, только мебель не крушите. А я пока тут домою и накрою на стол.
Быстренько прибравшись на кухне, я пошла за мужчинами и увидела их около бара, причем при виде меня они оба тут же стали похожи на застуканных на месте преступления котят, только что нагадивших в хозяйские тапочки.
— Э-э-эх,—только и смогла сказать я, укоризненно качая головой.— Не могли подождать, когда за стол сядем, уже хлопнули за знакомство. И ты хорош! — обратилась я к Николаю.— Где мой лавровый венок? Триумфаторша я или нет, елки-палки?
— А зачем тебе лавровый венок, если ты все равно ничего не готовишь? — обрадовался Егоров, что я не ругаюсь.— Я тебе буду лучше дифирамбы петь и величать отныне и навеки Еленой Премудрой.
— А я — Еленой Прекрасной,— поддержал его Батя.
— Кажется, одной вы не ограничились,— с подозрением глядя на них, сказала я.— Ладно, забирайте, что там осталось, и пошли. Вообще-то, Коля, мы обедаем у Варвары Тихоновны — так что я там нарезала, что было. И учти, Мыкола, что я жажду подробностей.
Посмеиваясь, я глядела, как они, урча от удовольствия, поглощают копченое мясо — оно у папы всегда очень удачно получается — и обмениваются впечатлениями:
— Ох, как с горчичкой-то хорошо! — мечтательно закатывая глаза, говорил Батя.
— А и с хренком тоже неплохо,— поддержал его Колька.
— Эй, уважаемые! Вы так скоро заливного поросенка потребуете, а здесь, между прочим, не ресторан, а Варвара Тихоновна не шеф-повар,— охладила я их восторги и потребовала: — Колька, хватит чревоугодничать, колись, пока я от любопытства не умерла, а то сейчас тарелку отберу.
С Егорова слетела вся напускная веселость.
— А чего говорить, Ленка? Права ты оказалась. Тебе же Пончик, это начальник наш бывший,— объяснил он Бате,— подробности убийств рассказывал. Так вот...
— Подожди,—перебил его Батя.— Аленка, а ты кем работаешь?
— Вообще-то я раньше в милиции работала, а с 99-го года у меня лицензия частного детектива,— скромно ответила я.
От удивления Батя присвистнул.
— Ничего себе, однако. Первый раз в жизни вижу частного детектива.
— Командир, все в жизни когда-то бывает впервые,— философски заметила я и обратилась к Егорову.— Не отвлекайся давай! Что дальше-то?
— Ну, пока мы нашли два случая, причем оба относятся к криминальным разборкам среди очень, ну очень серьезных людей. Первый произошел в Приморье, в июле 1996 года, когда грохнули одного криминального авторитета по кличке Шип, который совсем оборзел и захотел себе от соседей приличный кусочек бизнеса оттяпать в нарушение всех их предварительных договоренностей, что, как ты знаешь, у них очень даже не приветствуется. Урезонить его мирным путем не удалось. Жил покойничек в загородном доме, и охраняли его, как Форт Нокс, а если и слабее, то очень ненамного. А шлепнули его, когда он на балконе сидел и закатом любовался, тем же манером, что и Анатолия Богданова. Но... Мыкола сделал многозначительную паузу и закурил.
— Недалеко от того дома речка протекает, вот там на бережку дня за два до убийства и появился неприметный мужичонка, рыбку ловил и никакого внимания на дом не обращал. Охрана Шипа на мужичонку этого в бинокль поглядела и решила, что он тварь безвредная, а сразу же после убийства мужичонка исчез. Кинулись его искать, но не нашли. Тогда они вспомнили, что в то же время на берегу какие-то туристы, что по реке на лодках путешествовали, привал устраивали и мужика того видели. Ну, этих-то они быстренько отыскали, благо те местными оказались, потрясли, как следует, и один из них сказал, что у мужика этого на левом предплечье была татуировка то ли осы, то ли пчелы, то ли шмеля — в общем, чего-то такого. Убийство, исключительно ради галочки, списали на бомжа, который около того дома, естественно, и близко не был. Уголовники тоже поняли, что бомж тут ни при чем, и начали искать сами. Попервости они дружно рвали на груди нижнее белье и грозились, что они, мол, за Шипа всех, как капусту, пошинкуют. Однако почему-то быстренько угомонились, и наступила в Приморье тишь, гладь и божья благодать. Вот такие дела, Елена Премудрая.
— Выяснить-то вы выяснили, но как это сможет вам сегодня пригодиться, я не знаю,— пожала я плечами.— А что со вторым делом?
— А со вторым еще интереснее, потому что оно, с одной стороны, есть, а с другой — вроде как и нет,— задумчиво сказал Колька и попросил Батю, обратившись к нему, к моему немалому удивлению, на ты.— Влад, плесни чуток, а то ведь от Ленки не дождешься.
Тот взялся за бутылку, и я возмутилась.
— Это от меня-то не дождешься? Ах ты, бессовестный! — но, приглядевшись к Егорову повнимательнее, спросила: — Что, Мыкола, совсем погано?
— Ага,— согласно кивнул он головой.— Сейчас сама все услышишь. Ну, давайте, что ли! За то, чтобы в этой истории хоть что-то наконец прояснилось.
Мы дружно выпили, закусили, закурили — Колька все молчал.
— Егурец, не мотай мне нервы! Говори, черт бы тебя побрал! — потребовала я.
— Ладно, слушай. Один крупный московский криминальный авторитет по кличке Кадет отгрохал себе виллу прямо на берегу Черного моря. Охрана, конечно, будь-будь, что с суши, что с воды. И очень даже резонно он за свою жизнь опасался, потому что не хуже Шипа оборзел и беспредельничать начал. Летом на него в Москве два покушения было: один раз стреляли из снайперской, но только ранили, второй раз машину взорвали, но тоже неудачно. То есть взорвали-то удачно, только его в тот момент в машине не было. Вот он и свалил из Москвы от греха подальше, чтобы страсти улеглись, а дело было в сентябре прошлого года.
Батя сидел, откинувшись на спинку стула, курил и с большим интересом слушал Николая. Оно и понятно — ему же о таких делах только в книжках читать и доводилось.
— Кадет даже в море не купался — боялся аквалангистов, только в бассейне. Вот тем самым утром вышел он раненько, чтобы поплескаться от души. Потом уселся в кресло передохнуть и больше никогда из него не поднялся — там-то его из снайперской и сняли. Когда его охрана чухнулась, что хозяин дуба дал, то пара ребятишек около него осталась, а остальные кинулись туда, откуда, как они поняли, стреляли — а это гора небольшая, что приблизительно в километре от дома стоит, только склоны у нее практически отвесные. Охрана в свое время решила, что забраться на нее невозможно, вот в расчет и не приняла. А зря, потому что именно там потом винтовку снайперскую с оптическим прицелом и нашли, отпечатков, правда, на ней никаких не было. Начальник охраны у Кадета не растерялся и сразу же в милицию позвонил, попросил, чтобы всех подряд вокруг этой горы задерживали, за соответствующую мзду разумеется. А с другой стороны горы дорога грунтовая — самый короткий путь между поселками, шоссе-то намного дальше проходит. Вот два мента на грунтовке парнишку чернявенького, лет двадцати, на велосипеде и увидели.— Тут Колькин тон резко изменился и приобрел былинные слог и напевность.— И возрадовался дух их, ибо решили они, что раскрыли это дело по горячим следам, а то, что парнишка мог быть совсем ни при чем, им было до лампады, потому как грели их души мысли неправедные о том, что благодарность их ждет от начальства, а от братвы тоже благодарность, но уже не устная и не в приказе. Догнали этого они мальчишечку и задержать решили. И нет чтобы подойти к нему с любовью да лаской, что, мол, задумка-мечта у них есть парнишечку того конфеткой сладенькой угостить, да вот незадача-то — конфетки в отделении остались, так не поедет ли мальчишечка с ними вместе, чтобы вкусненьким побаловаться. Нет! Подошли они к нему грубо, неласково, наручниками размахивая и крича слова непотребные, и попытались было мальчишечку скрутить. Удивился мальчишечка и не иначе как от того удивления великого отвалтузил ментов так, что Шао-Линь отдыхает. А потом сел на велосипед и дальше поехал. Очнулись менты и пригорюнились, потому как мальчишечка этот их наручниками их же собственными сковал не без юмора: положил он их, горемычных, на землю, рученьки их белые вокруг колес их же собственного «УАЗика» обвил и там под днищем и защелкнул. Вот и лежали они, бедолаги, на пузе, мордой в пыли: один правое колесо обнимает, как жену любимую, ненаглядную, а второй — левое. И даже душеньку не могли они отвести словами матерными, потому как пыль легкая дорожная от малейшего движения тут же поднималась и носы с глотками им забивала.
