и выплюнут! Или по тюрьмам сгноят. И знаешь почему? Преступникам не нужны свидетели. Не сомневаюсь: наш бравый Кишкин тоже под нож пойдет.
– То есть ты решил не дожидаться? – стараясь, чтобы голос звучал ровно, поинтересовалась Анна.
– Все верно. И ты со своим дельцем мне очень поспособствовала. Так что спасибо за дружескую помощь, Чебнева.
Он слегка поклонился, оскалившись.
Как же она могла этого не видеть? Как не почувствовала под шкурой верного товарища волка? Даже не волка! Шакала! Который через мгновение набросится на нее, беззащитную, и будет рвать в кровь.
Глаза невольно заволокло слезами. Хорошо, что в сумерках он вряд ли это заметит.
Наверное, она дернулась, потому что Маркелов тут же вытянул руку с пистолетом.
– Ну, поговорили, и хватит. Исповедь закончена. И да… Ты зла на меня не держи, Анюта.
И выстрелил.
От удара она дернулась, но боли не почувствовала. Просто стала валиться на спину.
Падая, заметила, что Маркелов стал падать вместе с ней.
И успела удивиться этому.
Три вопроса
Ей снился голос. Голос никому не принадлежал, звучал как будто ниоткуда, но слышался явственно. Слов было не разобрать, но они очень напоминали молитву. Раз или два прозвучало ее имя.
Анна удивилась во сне. Откуда голос? И почему она не видит того, кому он принадлежит?
Голос исчез внезапно, как и возник.
А вместо него в ушах забилось громкое, прямо-таки мерзопакостное чавканье.
«Свинья жрет свой обед», – подумала она и открыла глаза.
Она лежала на кровати в чем-то белом, белым было и все вокруг, а рядом на стульчике, скромно поджав под себя ноги, сидел Бездельный и с беспардонным чавканьем ел большое яблоко.
– Макарка, скотина, прекрати чавкать, – сказала она и поразилась, услышав свой голос, тоненький и жалкий.
Бездельный аж со стула свалился. Настолько не ожидал ее пробуждения?
– Мать твою! Ты очнулась, что ли?
Она удивилась. Очнулась? От чего? Летаргического сна?
– Ты целых три дня в отключке была. Не помню, как называется.
Макар наморщил лоб, вспоминая.
– В коме?
– Точно! В ней! Мы уж думали: каюк тебе!
И, спохватившись, залопотал виновато:
– То есть не каюк, конечно, но уж больно долго ты в себя не приходила. Доктор сказал, что пуля Маркелова на миллиметр от сердца прошла.
– Маркелова? – переспросила она.
И все вспомнила.
Стрельня. Дача. Фонтан. Лаз. Подвал. Биндюжник. Егор Маркелов.
И что-то еще. Она забыла. Ах, да. Лягушки.
– Какие еще лягушки? – выпучил глаза Макар.
Непрожеванный кусок яблока топырил щеку. При виде его простодушной физиономии сердце вдруг затопила такая нежность, что слезы ручьем хлынули из глаз.
– Ты чего? – испугался Бездельный и, подхватившись, помчался за доктором.
Пришла сестра, сделала успокаивающий укол.
Бездельный стоял возле больничной кровати, не решаясь присесть.
– Садись, – милостиво разрешила она и, покосившись на кулек с яблоками, предложила:
– Угощайся.
Макар воровато отвел глаза.
– Спасибо, не буду. Это тебе. Феофания Елисеевна принесла.
Анна приподняла брови. Не похоже на Фефу. Та корзину провизии притащила бы!
По ее лицу Бездельный о чем-то догадался.
– Вообще-то она утром приходила…
– Так…
– Ты все не просыпалась…
– Так…
– А тут наши зашли тебя проведать…
– Вкусно было? – поинтересовалась она.
Макар, явный зачинщик пожирания приготовленных Фефой яств, увидел, что она смеется, и вдохновился.
– А то! Феофания твоя мастерица готовить. И, главное, где только сало раздобыла?
– И сало было?
– Ага!
Он поглядел с делано виноватым видом.
– Ну и на здоровье! – объявила Анна. – Мне все равно ничего в горло не лезет. А Фефа, если честно, для вас еду приносила. Умаслить хотела, чтобы лучше за мной приглядывали. Так что все правильно.
Макар просиял, быстренько уселся на стул и к чему-то приготовился.
«Рассказывать собрался», – догадалась Анна и легла поудобнее.
Слушать.
Рассказ Бездельного ее поразил.
Некто неизвестный позвонил в управление и сообщил, что Чебнева ранена, а в Стрельне на бывшей даче балерины Кшесинской два трупа. Выехавшая туда группа нашла сначала Маркелова.
– В спину стреляли, – морщась, сообщил Макар.
Стали смотреть дальше и обнаружили открытый люк, а рядом с крышкой нашли две пуговицы.
Анна промолчала. Пусть сначала расскажет, что думают в отделе.
Труп гражданина Артемьева нашли не сразу. В темноте непонятно было. Утром полезли и увидели, что оный товарищ лежит в воде, а рядом провод с разбитой лампой. Огнестрельных ранений на теле не обнаружили.
– Током его ударило. Лампа мощная была. Разбилась и бултыхнулась. Он, видно, не заметил.
Анна с нетерпением ожидала сообщения о найденном кладе, но Макар сказал о другом:
– Маркелов шел к лазу, не иначе. За ним убийца. Он Егора и застрелил.
– А что в подвале было? – не вытерпела она.
– Ничего. Стена в глубине разворочена, кайло рядом лежало. Нашел там что-то Артемьев. А потом тот, кто Егора убил, забрал и унес.
– А что Кишкин сказал?
– Приказал расследование начать. Наши сейчас землю роют.
– Версии есть?
– Есть, наверное, только мне ничего не известно. Кишкин к тебе приставил и стеречь велел.
– А кто меня в больницу привез?
– Тот, кто нам звонил, наверное.
– Кто это был?
Макар пожал плечами, достал из кулька яблоко и принялся задумчиво чавкать.
Анна молча смотрела и пыталась связать концы с концами.
Получалось плохо.
На три главных вопроса ответ не находился.
Кто убил Маркелова? Кто спас ее? Куда исчез клад Матильды?
Она посмотрела на озабоченную физиономию Бездельного и вдруг спросила, вспомнив:
– Из какого оружия убили Егора?
– Маузер, говорят, у убийцы был.
Маузер? Значит, не Егер.
– А зачем тебя поставили меня охранять?
– А… Так тот, кто звонил, сказал еще, что тебе грозит опасность.
– От кого?
– Не знаю. Только Кишкин велел со стула не вставать и, если что, мочиться в штаны.
– Добрый у нас начальник.
– Ага. Людоед и то добрее.
Откуда ей может угрожать опасность? Румянцев, Биндюжник и Маркелов убиты.
Кто остался?
Она подумала о Каме, и сразу похолодело на сердце.
Где он сейчас?
С тех пор, как она направилась в Стрельну, прошло три дня.
– Макар, а кроме наших ребят и Фефы никто ко мне не приходил? – Анна спросила и тут же поняла, что вопрос глупый до чрезвычайности. Уж кто-то, а она знала: Кама сюда не заявится.
Однако ответ ее удивил.
– Поп приходил.
– Кто? – опешила она.
– Обыкновенный. Сказал, что Фефа просила тебя соборовать. Требник держал и все крестился. Посмотрел на тебя и шептать начал. Молился, поди. Я ему: «Батюшка, не время сейчас. Не пришла, мол, в себя». А он мне: «Слово Божье и во сне человек услышит, а как услышит, так и очнется». Идейный, в общем, поп. Обещался зайти еще. Ты что, веришь в эту галиматью?
В вопросе было столько наигранного возмущения, что она взглянула на парня с интересом.
– Судя по всему, ты тоже.
– Да ты чего? Не! Я воинствующий атеист! Религия – опиум для народа, как сказал товарищ Ленин!
– Это Маркс сказал, но ты не больно-то старайся, Макар. Попа этого ты на порог бы не пустил, если бы не верил.
– Да я от веры отрекся еще в девятнадцатом!
– Врешь ты все. Не отрекся ты. И я не отреклась. Потому что без веры нам с тобой, Макар, не выжить.
Бездельный долго молчал, переваривая ее слова, а потом спросил:
– Надо, значит, верить?
– Надо, Макар.
Тут как нарочно в дверь палаты постучали, и на пороге возник священник. Черная ряса, на голове скуфья, борода распласталась по груди, в руках – молитвенник.
– Мир вам, миряне, – пробасил он. – Позвольте войти.
И, встав рядом с кроватью, оглядел раненую.
– С утра почувствовал, что очнулась. Дай, думаю, проверю: верно или нет. Феофания Елисеевна прийти просила. Причастить, исповедать и чин елеосвящения провести. Согласна ли?
– Согласна, батюшка.
– А мне можно?
Батюшка повернулся к Макару.
– Тебе, сын мой, придется нас оставить. Исповедь не для чужих ушей. Токмо для Господа нашего Иисуса Христа. Подожди в коридоре, только далеко не уходи. Я тебя призову потом.
Бездельный послушно скрылся за дверью.
Батюшка подошел к самому изголовью и склонился над ней. Из-под кустистых густых бровей вдруг глянули до невозможности светлые глаза.
– Анна.
Ничего ответить она не смогла.
– Ты жива. Я чуть с ума не сошел. Самые жуткие три дня в моей жизни. Доктор не был уверен, что ты выживешь. В больнице медикаментов не хватает, оперировали наудачу.
Последнюю фразу он произнес, касаясь ее губ, а потом прижался к ним так жадно, будто они не виделись год.
Даже застонал тихонько, а потом решительно отстранился.
– Тебя сейчас опасно волновать.
– Это точно, – прошептала она, пытаясь выровнять дыхание.
Взглянула на него сквозь слезу и вдруг поняла:
– Так это все-таки ты спас меня! Макар сказал, что в Егора стреляли из маузера, а у тебя кольт.
– Я был не один, – помедлив, признался Кама.
Эту фразу она пропустила мимо ушей.
– Как ты оказался в Стрельне?
– Это неважно.
– Нет. Это важно.
– Ты еще слаба. Поговорим потом.
Слабыми холодными пальцами она вцепилась в его руку.
– Скажи.
– В одежде Румянцева я нашел фотографию дачи Кшесинской в Стрельне. Представляешь, были такие открытки. Ну и догадался, куда ты отправилась.
– Одежду я не проверяла.
– И это позволило мне тебя найти.
Он не собирался больше ничего рассказывать, но Анна смотрела требовательно.
– Точное место, где ты можешь быть, я не знал. Почти стемнело, разглядеть человека среди деревьев в сумерках нелегко. Спасло то, что я сразу пошел в сад. Решил, что вряд ли ты можешь быть
