Мужчина уполз, подошла женщина. Мэгги ее знала, но она не из их стаи. Мэгги предостерегающе скалила зубы, лаяла, кидалась на нее. И вдруг почувствовала ласковое прикосновение Скотта.
Сердце Мэгги забилось сильнее. Она лизнула ему лицо. Скотт открыл глаза.
— Мэгги.
Она насторожилась, ожидая команды и желая ее.
Скотт посмотрел в сторону большого помещения за дверью.
— Взять!
Мэгги без колебаний перепрыгнула Скотта и устремилась за мужчиной. Искать его было легко — по запаху свежей крови. Она приблизилась к нему в считаные секунды. Промчалась по складу, выскочила на солнце и увидела, что человек, ранивший Скотта, идет к машине. Увидев ее, он поднял пистолет. Мэгги знала, что это акт агрессии, но дальше этого не понимала. Но агрессия усилила ее ярость.
Она метила ему в горло. Она должна его взять. Мэгги прыгнула, открыв пасть, со священным гневом в сердце.
Она увидела вспышку.
Одиннадцать часов спустя, больница при Университете Южной Калифорнии Эмма Уилсон, медсестра отделения интенсивной терапии
Три медсестры сказали ей, что в комнате для посетителей полно полицейских. И призвали опасаться мерзкого сержанта, хмурого и крикливого. Набросится на вас, как собака, сказали они.
Эмме было скорее любопытно, чем страшно. Она почти двадцать лет проработала старшей медсестрой и ничего не боялась.
Она открыла дверь в комнату для посетителей.
Эмма и раньше видела такие вещи, когда привозили полицейских, и это зрелище неизменно трогало ее. По всей комнате — темно-синяя форма. Полицейские-мужчины, полицейские-женщины, полицейские в штатском, с жетонами, прикрепленными к брючному поясу.
— Что, черт возьми, здесь происходит? — Голос прогремел на всю комнату.
Эмма резко повернулась и подумала: ага, вот и он. Сквозь толпу шел высокий сержант в форме. На голове лысина, окаймленная венчиком полуседых волос, на лице самая отвратительная и мрачная гримаса.
Эмма подняла руку, призывая его остановиться, но он пер вперед, пока не уперся грудью ей в руку. И насупился еще сильнее.
— Я сержант Доминик Леланд, и офицер Джеймс из моего подразделения. Как себя чувствует мой подчиненный?
Эмма посмотрела ему в глаза и сказала негромко:
— Шаг назад.
— Черт побери, если я отступлю здесь…
— Один. Шаг. Назад.
Леланд его сделал.
— Когда выйдет хирург, он расскажет подробнее, а я могу сказать, что он хорошо перенес операцию. Несколько минут назад он очнулся. Сейчас опять спит. Это нормально.
По комнате пробежал ропот.
— Он в порядке? — спросил Леланд.
— Да, он должен пойти на поправку.
Сержант с облегчением вздохнул.
— Спасибо. — Он посмотрел на ее значок. — Спасибо, сестра Уилсон. Спасибо, что помогаете ему.
— А Мэгги здесь? — спросила она.
— Офицер Джеймс служит во взводе К-9. Мэгги — это его полицейская собака.
Эмма не ожидала, что Мэгги окажется собакой, но это растрогало ее еще больше.
— Когда он очнулся, он спросил, что с Мэгги.
Сержант смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова. Глаза его наполнились слезами, и он усиленно моргал, чтобы скрыть это.
— Он спрашивал о своей собаке?
— Да, сержант. Я была рядом с ним. Он сказал: «А что с Мэгги?» Больше он ничего не сказал. Что ему ответить, когда он проснется?
Леланд вытер глаза.
— Скажите ему, что Мэгги жива и что сержант Леланд присмотрит за ней и возьмет к себе, пока он не вернется.
— Обязательно передам, сержант. И, как я уже сказала, скоро к вам выйдет хирург. Не волнуйтесь, пожалуйста. — И Эмма повернулась было к дверям, но Леланд ее удержал.
— Сестра Уилсон, подождите. — Глаза Леланда опять наполнились слезами. — Передайте ему, что я буду и впредь притворяться, что не замечаю, как собака хромает. Пожалуйста, передайте. Он поймет.
Эмма не стала просить объяснений.
— Передам, сержант, — сказала она и скрылась за дверью, думая о том, как ошибались медсестры насчет хмурого сержанта. Такой нежный, если не смотреть на злобную гримасу. Только лает, но не кусает.
Четыре месяца спустя
Скотт медленно бежал по тренировочному полю взвода К-9. После второго ранения бок болел еще сильнее, чем после первого. Дома у него был целый флакон болеутоляющего, он говорил себе, что нечего упрямиться и надо его принимать, но не принимал. Леланд насупился, когда Скотт подбежал к нему и остановился.
— Я вижу, моей собаке помогли уколы. Она почти два месяца не хромает.
— Это моя собака, а не ваша.
Леланд фыркнул, насупленность сменилась улыбкой.
— Черт побери, что ты такое говоришь! Все эти выдающиеся животные — мои собаки.
Мэгги тихо, но угрожающе зарычала.
Скотт тронул ее за ухо, она вильнула хвостом, он улыбнулся.
— Как скажете, сержант.
— Ты самый крутой и упрямый сукин сын, что я знаю.
— Спасибо, сержант.
Леланд посмотрел на Мэгги.
— Ветеринар сказал, она уже лучше слышит.
После эпизода на складе Леланд с Будресом заметили, что Мэгги плохо слышит левым ухом. Ветеринары проверили ей слух и диагностировали частичную временную глухоту. Прописали капли. Одну утром, одну вечером.
Решили, что оглохла она, когда побежала вслед за Эверсом на парковку. Он стрелял в нее и промахнулся, но, когда он стрелял, она была всего в нескольких дюймах от дула пистолета. Джордж Эверс выжил и был приговорен к трем пожизненным срокам, так же как и Миллз, Снелл и пятый член банды Майкл Барсон. Стэн Эверс был убит на складе.
Скотт погладил голову Мэгги:
— Сержант, она слышит хорошо.
— Вы капаете ей эти капли?
— По одной утром и вечером. Не пропускаем.
Леланд удовлетворенно хмыкнул.
— Так и должно быть. А теперь скажи, ты по-прежнему отказываешься уйти в отставку по медицинским показаниям?
— Да, сэр, это правда.
— Хорошо. Так и остался крутым и упрямым, но я буду за тебя. Я тебя поддерживаю на сто процентов. Ты — собачник. Ты наш человек.
— Спасибо, сержант. И Мэгги вас благодарит.
— Не за что благодарить, сынок.
Мэгги снова зарычала, и Леланд улыбнулся.
— Ты посмотри, как рычит. Ты почти два месяца жила у меня в доме, ты была моей комнатной собачкой, а теперь твой друг вернулся, и ты на меня уже рычишь? — Леланд гулко захохотал и пошел к своему кабинету. — Обожаю этих собак.
— Сержант. Спасибо, что притворялись. И за все остальное.
Леланд не остановился.
— Не за что благодарить.
Скотт наклонился к Мэгги, погладил ее:
— Хочешь, еще побегаем?
Мэгги завиляла хвостом.
Скотт медленно, пошатываясь, побежал. Так медленно, что Мэгги просто шла рядом.
— Тебе нравится Джойс?
Мэгги вильнула хвостом.
— Мне тоже, но я хочу, чтоб ты помнила: ты у меня самая лучшая. И всегда будешь самой лучшей.
Скотт улыбнулся, когда она лизнула ему руку.
Они были стая, и оба знали это.
Роберт Крейс рос в Луизиане, и его постоянно окружали собаки. В начале писательской карьеры у него была японская собака акита-ину по кличке Йоши, с которой он был неразлучен. Когда 16 лет назад Йоши умерла в возрасте 12 лет, Крейс так страдал, что с тех пор собак не заводит.
— Как только подумаю, не завести ли собаку, возникает чувство, будто я ей изменяю, — объясняет он. Скорбя по Йоши, он решил исследовать связь между человеком и собакой, «чтобы понять, нормально ли то, что я переживаю». Во время работы над этой темой, он вдруг понял, что получается великолепная книга. «Писатели — людоеды, — говорит Крейс. — Любой жизненный опыт превращают в литературу».
Изыскания Крейса в области отношений человека и собаки привели его к созданию образов Мэгги и Скотта, главных героев «Подозреваемого». Мэгги, красивая и умная, — бывшая армейская служебная собака. После трагического инцидента в Афганистане, в котором погиб ее инструктор, она страдает от посттравматического синдрома. Попав во взвод К-9 Управления полиции Лос-Анджелеса, она становится напарницей получившего похожую травму инструктора Скотта Джеймса.
Крейс решил сделать Мэгги армейской собакой, потому что «в армии связь собаки с инструктором особенно крепка». Служебные собаки в армии проводят со своим инструктором буквально 24 часа в сутки семь дней в неделю. И если случается трагедия — гибель инструктора, у собаки может развиться посттравматический синдром. Скотту Крейс придумывает не менее трагическую биографию, создавая тем самым почву для чудесной встречи Мэгги и Скотта. «Таков был мой замысел, — говорит он. — Они нужны друг другу, чтобы выздороветь».
Криминальные романы Крейса отличаются своей сентиментальностью, и «Подозреваемый» — не исключение. Эмоции в романе достигают такого накала, что Крейс и сам рыдал, набирая текст. «Это очень чувствительный сюжет, — говорит он. — У Мэгги такое чистое сердце. Скотт может положиться только на нее… Ее преданность так меня трогала, что я начинал всхлипывать, как идиот».
