Похоже, мы с ней опять на тропе войны.
11
Воскресные газеты вышли с требованием запретить бои без правил, которые предсказуемо подверглись осуждению со всех сторон. Видео с нападением на рефери, выложенное на «Ютубе», еще до полудня набирает четыре миллиона просмотров, и Тадео моментально становится самым известным в мире бойцом смешанных боевых искусств, хотя драться он уже никогда не будет. Раненых постепенно выпускают из больницы: по счастью, серьезных травм никто из болельщиков не получил. Типичная пьяная драка со швырянием стульями. Состояние Шона Кинга по-прежнему тяжелое, он в коме. Кувалда мирно отдыхает, залечивая серьезный перелом челюсти и сотрясение мозга.
Ближе к вечеру мне разрешают встретиться с моим клиентом в одном из помещений тюрьмы, оборудованных для бесед с адвокатом. Я вхожу и сажусь на стул перед экраном из толстой металлической сетки, по другую сторону которого сидит Тадео. Его лицо сильно разбито и все в кровоподтеках, но проблема совсем не в этом. Он настолько подавлен и вял, что я невольно задаю себе вопрос, не накачали ли его успокоительным. Мы начинаем разговаривать.
— Когда меня отсюда выпустят? — спрашивает он.
Мне хочется ответить, что ему надо привыкать к новому положению, но говорю я другое:
— Завтра утром тебя отвезут в суд на первое слушание. Я там буду. Ничего особенного не произойдет. Все будут ждать развития событий с рефери. Если он умрет, то ты действительно по уши в дерьме. Если выздоровеет, то тебе предъявят кучу обвинений, но среди них не будет убийства. Примерно через неделю или около того мы снова обратимся в суд и попробуем договориться о разумном залоге. Предугадать, какую позицию займет судья, я не могу. Вот ответ на твой вопрос. Есть шанс, что через несколько дней ты сможешь выйти под залог. Но, скорее всего, тебя оставят за решеткой до суда.
— И сколько это?
— До суда?
— Да.
— Трудно сказать. Самое меньшее полгода, но, вероятно, год. Сам суд не будет долгим, потому что не придется опрашивать много свидетелей. Будут просто прокручивать запись.
Он смотрит вниз, будто сдерживая слезы. Я люблю этого парня, но мало чем могу ему помочь что сейчас, что через полгода.
— Ты помнишь, как все было? — спрашиваю я.
Он медленно кивает.
— Меня переклинило. Мне не дали победить вчистую. Рефери не давал мне драться, как я умею. Все время вмешивался и останавливал. В смысле, я не хотел его избивать, но меня переклинило. Я так разозлился, так психанул, когда он поднял не мою руку. Я же надрал ему задницу, верно?
— Кувалде или рефери?
— Кувалде, конечно. Я же надрал ему задницу?
— Нет, не надрал. Но бой ты выиграл.
Я видел каждый момент боя, и мне ни разу не показалось, что рефери чем-то мешал. В плане линии защиты вариант, что рефери своим вмешательством лишил моего подзащитного победы и тот с ним за это рассчитался, так что все было по справедливости, не проходил.
— У меня отняли победу, — говорит он.
— Рефери не судья, Тадео. Подсчет очков вели три судьи. Ты ошибся с обидчиком.
Он трогает швы на рассеченном лбу и говорит:
— Знаю, знаю. Я облажался, Себастиан, но ты же поможешь мне, правда?
— Ты знаешь, я сделаю все возможное.
— Мне дадут срок?
«Ты уже сидишь, так что привыкай». Я прикидывал возможные сроки. Если Шон Кинг умрет, думаю, двадцать лет за умышленное убийство при смягчающих обстоятельствах или, возможно, пятнадцать за непредумышленное убийство. Если он выживет, то от трех до пяти за нападение при отягчающих обстоятельствах. Поскольку я не готов поделиться этими соображениями, то отвечаю уклончиво:
— Давай обсудим это, когда все прояснится.
— Но срок, похоже, дадут?
— Похоже, дадут.
Мы оба молчим, и слышно, как где-то вдалеке хлопают двери. Охранник громко на кого-то матерится. В оплывшем левом глазу Тадео набухает слеза и скатывается по разбитой щеке.
— Не могу поверить. Этого просто не может быть! — произносит он едва слышно.
«Если ты не можешь в это поверить, подумай о бедном рефери и его семье».
— Мне пора, Тадео. Увидимся завтра в суде.
— Я должен там быть в этом? — спрашивает он, показывая на свой оранжевый комбинезон.
— Боюсь, что да. Но это первое слушание.
12
В понедельник в девять утра я нахожусь в шумном зале суда с кучей других адвокатов и прокуроров. В углу под присмотром вооруженных приставов сидит группа угрюмого вида мужчин в наручниках и оранжевых комбинезонах, скованных одной цепью. Они — новые арестованные, и это их вторая остановка на судебном конвейере. Первой было помещение в тюрьму. Их вызывают по одному, снимают наручники, и они предстают перед судьей — одним из двадцати в нашем судебном аппарате, который проводит предварительное слушание. Судья задает им несколько вопросов, наиболее важный из которых — есть ли у них адвокат. Адвокат имеется у немногих, и судья назначает остальным государственного защитника. Возле клиента появляется адвокат и советует ничего не говорить в его отсутствие. Устанавливаются сроки следующего появления в суде.
Однако у Тадео Запаты адвокат есть. Называют его имя, и мы вместе предстаем перед судьей. Лицо Тадео опухло еще больше. Едва в зале осознают, что это тот самый парень, о котором только и говорят, — тот самый многообещающий боец в смешанных единоборствах и звезда «Ютуба», — как приглушенные разговоры сразу стихают.
— Тадео Запата — это вы? — спрашивает судья, впервые проявляя интерес к происходящему.
— Да, сэр.
— И я полагаю, мистер Себастиан Радд является вашим адвокатом.
— Да, сэр.
Сзади появляется помощник прокурора.
Судья продолжает:
— В настоящий момент вам предъявляется обвинение в нападении при отягчающих обстоятельствах. Вам это понятно?
— Да, сэр.
— Мистер Радд, вы объяснили своему клиенту, что обвинение может быть переквалифицировано на более серьезное?
— Да, сэр, он понимает.
— Кстати, какие новости о состоянии рефери? — спрашивает судья у помощника прокурора, как будто тот лечащий врач.
— Насколько мне известно, состояние мистера Кинга по-прежнему критическое.
— Очень хорошо, — говорит судья. — Мы встретимся здесь через неделю и посмотрим, как будут обстоять дела. До этого момента, мистер Радд, мы не будем рассматривать вопрос об освобождении под залог.
— Разумеется, ваша честь.
Наступает очередь следующего. Тадео уводят, и я шепчу ему:
— Увидимся завтра в тюрьме.
— Спасибо, — говорит он и кивает матери, которая сидит в окружении плачущих родственников. Она эмигрировала из Сальвадора четверть века назад, имеет вид на жительство, работает в вечернюю смену в кафетерии и воспитывает кучу детей, внуков и разных родственников. Тадео и его успехи в боях без правил были ее билетом в лучшую жизнь. Мигель держит ее за руку и шепчет что-то на испанском. Он уже не раз побывал в жерновах нашей судебной системы и знает, что к чему.
Я обмениваюсь с ними парой слов, обещаю сделать все возможное, и мы вместе выходим из зала суда в коридор, где ждут репортеры — двое с камерами. Ради всего этого я и живу.
13
Утро выдалось очень напряженным. Пока я нахожусь в суде с Тадео, Джудит выполняет свое обещание и подает ходатайство о лишении меня права на общение с сыном даже на три часа перед Рождеством и два — в день его рождения. Она утверждает, что я никчемный родитель, представляю угрозу физической безопасности ребенка и оказываю на его жизнь «ужасное влияние». Она требует срочного рассмотрения. Какая патетика! Как будто ребенок действительно в опасности.
Контора двух Гарри готовит язвительный ответ, который я подам в суд в понедельник днем. Я опять даю отпор ее вечным попыткам поставить меня на то место, которого я, по ее мнению, заслуживаю. Ни один судья не удовлетворит ее требования, и ей это отлично известно. Но она делает это от злости и думает, что, пропустив меня через мясорубку в очередной раз, сумеет заставить меня плюнуть и уйти из их жизни. Мне даже хочется поскорее оказаться на этом слушании.
