— А как вас зовут?
— Надя, — сказала девушка и почему-то покраснела.
— Наденька, я что-то не вижу здесь цен.
— Вам нужен прайс-лист? Я сейчас принесу, подождите, пожалуйста. — Она скользнула за белую крашеную дверь и через минуту появилась вновь, неся в руке стопочку сколотых листков. — Вот посмотрите.
Трегубец извлек из кармана очки, медленно водрузил их на нос и стал не спеша изучать содержание прайс-листа. «Однако неплохо живут эти современные художники, — подумал он про себя, пробегая глазами колонку цифр. — Полторы тысячи, две с половиной тысячи, три тысячи долларов…»
Стараясь разрядить возникшую паузу, девушка сама завела разговор:
— Если вас заинтересует какая-то конкретная работа, мы можем обсудить ее стоимость.
— Иначе говоря, вы хотите сказать, что у вас можно торговаться? — спросил Трегубец.
— Ну-у, да, — ответила Надя, вновь краснея.
— А что, хорошо идут дела у галереи?
— Мы не жалуемся, — ответила Надя. — Вас что-то заинтересовало?
— Д-да, пожалуй, — протянул Трегубец. — Ну, например, вот эта работа. — И он указал рукой на пейзаж, отдаленно напомнивший ему почему-то малых голландцев.
— А, это Терпухов, — сказала Надя. — Очень хороший художник из молодых. Сейчас посмотрим. — Она взяла из рук Трегубца прайс-лист и быстро перелистнула несколько страниц. — Вот она. Тысяча восемьсот.
— Это в долларах? — уточнил Трегубец.
— В условных единицах, — ответила Надя.
— Ну, не знаю, — задумался Василий Семенович.
— Нет, если вы точно хотите ее купить, мы можем немножко сбавить цену.
— Понимаете, — сказал Трегубец, — я вообще-то больше люблю антиквариат, настоящую старую живопись. Мне кажется, что дух времени, который живет в старых полотнах, он как-то притягателен, настоящий, что ли. А эти современные — они еще неизвестно, будут классиками, не будут…
— Я вас понимаю, — сказала девушка. — Конечно, более надежно покупать известные имена, но они и стоят дороже. А тут вы можете стать первооткрывателем замечательного мастера.
— Так то оно так, — сказал Трегубец, — да время у нас неспокойное. Старую картину всегда продашь, а эту, современную…
— Конечно, конечно. А что вы собираете?
— Да разное, — ответил Василий Семенович. — Живопись.
— Ну а какую живопись? — настаивала девушка.
— Вот авангард, — сказал Трегубец, вспоминая свой разговор с Сориным, — авангард русский я люблю.
— О, это очень дорого и очень редко попадается на рынке.
— А вы совсем не занимаетесь авангардом?
— Ну, я не знаю, это нам не по профилю. Может быть, вы со Светланой Алексеевной поговорите?
— А кто это Светлана Алексеевна?
— Это наш директор.
— А она сейчас здесь?
— Да. Хотите, я спрошу, может ли она вас принять?
— Сделайте одолжение, — сказал Трегубец.
Надя опять исчезла за крашеной дверью. На сей раз она отсутствовала уже несколько минут. Наконец, появилась вновь в сопровождении молодой дамы высокого роста с длинными светлыми волосами, одетой в строгий светло-серый костюм и такие же серые замшевые туфли.
— Добрый день. Я директор этой галереи, — сказала дама, — меня зовут Светлана Алексеевна.
— Очень приятно, — ответил Трегубец, — Аркадий Иванович.
— Надя мне сказала, что вы интересуетесь старым искусством.
— Да, есть такая страстишка у старика.
— Ну, полно, полно, какой же вы старик, — произнесла хозяйка галереи, стараясь польстить потенциальному клиенту.
— Ну, спасибо, спасибо, — ответил Трегубец.
— Вы ищете что-нибудь конкретное?
— Ну, разве сейчас можно найти что-нибудь конкретное. Сама жизнь наша неконкретная, — отшутился Трегубец. — Так, вообще что-нибудь из русского авангарда.
— И все же, что именно? Попова, Экстер, Эндер, Гончарова, «Бубновый Валет»…
— О, я не настолько разбираюсь в искусстве. Так, покупаю то, что нравится.
— Что же вам уже удалось купить?
— Да вот Шагала.
— Неужели подлинник? — заинтересовалась Светлана Алексеевна.
— Да, небольшая картиночка.
— И что же еще?
— Кандинского.
— Живопись? — подняла брови Горлова.
Василий Семенович понял, что вступил на скользкую почву.
— Нет, маленький рисунок.
— А экспертиза у вас есть?
— Вы имеете в виду бумаги, подтверждающие подлинность? — переспросил Трегубец. — Конечно, есть.
— Поздравляю вас, — сказала Светлана Алексеевна, — уже двух таких имен достаточно, чтобы в черный день обеспечить себя и свою семью.
— Надеюсь, что черный день наступит еще не скоро, — обезоруживающе улыбнулся Василий Семенович.
— Значит, вы пополняете свое собрание?
— Стараюсь по мере возможности. Можете мне посодействовать?
— Право, не знаю, — сказала Светлана Алексеевна. — Ну, пройдемте ко мне в кабинет. Наденька, сделай нам кофейку.
Через все ту же крашеную дверь они прошли в коридор за выставочным залом и, пройдя мимо двух железных дверей, за которыми, как подумал Трегубец, располагалось хранение галереи, оказались в небольшом, но очень уютном кабинете хозяйки. Журнальный стол, кресло, два маленьких дивана, телевизор, мини-бар, холодильник, компьютер на отдельном столике, — в общем, все то, что составляет сегодня интерьер процветающего офиса.
— Присаживайтесь, — сказала Светлана Алексеевна и указала рукой на диван.
— Благодарю, — ответил Трегубец и опустился на мягкое сидение.
Надя вместе с чашками кофе появилась бесшумно и так же бесшумно исчезла.
— Ну-с, — сказала Светлана Алексеевна, — смотрите. — И протянула Трегубцу небольшую пачку фотографий. — Это Куприн периода «Бубнового Валета», — стала давать она пояснения. — Вот это Судейкин, довольно редкий, один из вариантов «Балаганчика». Ну, это «Мир искусства» — вам не интересно, — пролистнула она пару карточек. — А вот Экстер, — показала она на фотографию темной картины, будто перечеркнутой синими и черными полосками.
— И сколько же стоит Экстер? — спросил Трегубец.
— Вот эта вещь, она, приблизительно, пятьдесят на семьдесят сантиметров по размеру, холст, масло.
— С подтверждением? — поинтересовался «потенциальный покупатель».
— Конечно, Третьяковская Галерея.
— И сколько же?
— Ну, мы можем обсудить цену отдельно. Изначально владельцы хотели тридцать тысяч.
«Боже мой!» — сказал про себя Василий Семенович. Уловив тень смущения на его лице, Светлана Алексеевна тут же произнесла:
— Вам кажется, что это дорого? Напрасно. На «Сотби» и «Кристи» такие вещи стоят куда дороже.
— Но мы же в России, — поправил ее Трегубец.
— Конечно, именно поэтому всего тридцать тысяч. Но если хотите, я могу поговорить о некотором снижении цены.
— Да, в принципе такая работа меня могла бы заинтересовать.
— Вы можете оставить свои координаты? — спросила Горлова.
— Давайте я лучше к вам загляну. Когда вы можете привезти работу?
— Ну, если вы серьезно намерены…
— Да-да, вполне серьезно, — прервал ее Василий Семенович.
— Тогда, пожалуй, послезавтра. Часика в два вас устроит?
— Вполне.
— Приезжайте прямо без звонка. Но, на всякий случай, я вам дам свою визитку. — И Горлова протянула Трегубцу маленький картонный квадратик.
— Спасибо. Очень рад был познакомиться. Надеюсь на плодотворное сотрудничество.
— Очень рада. Жду вас послезавтра в два, — сказала Светлана Алексеевна, поднимаясь вслед за Трегубцом.
— Всего доброго. Не провожайте, я найду дорогу.
— Ждем, — еще раз повторила она вслед удаляющемуся следователю.
Одевшись и выйдя на улицу, Василий Семенович задумался. «Что-то больно легко пошла она на контакт с совсем незнакомым человеком, — сказал он себе. — Все-таки тридцать тысяч — не игрушка, да и дела эти явно по документации не проходят. Не наивная же она, в конце концов, девочка, чтобы так доверяться первому встречному. Что-то здесь не так. Но на встречу пойти необходимо».
На следующее утро, когда Лена ушла на работу, Сорин скоро позавтракал, с удовольствием выкурил пару сигарет под чашку кофе и выбежал из дома к телефону-автомату. С «Мариотт-отелем» его соединили быстро.
— Где ты пропадал? — спросила Люси.
— Дела, дела. Однако все налаживается.
— Что налаживается?
— Все как мы договаривались. Расскажу тебе при встрече.
— Подъедешь ко мне?
— Ни в коем случае. Давай-ка быстренько собирайся, выходи из гостиницы и иди по своей стороне в сторону Кремля. Надеюсь, представляешь, где Кремль?
— Да, это я уже знаю, — сказала Люси.
— Отлично. Может быть, ты даже знаешь, где Пушкинская площадь?
— Только по карте, я купила здесь план.
