— Там, Ленка. Там. Хоть вспомнил, как море выглядит, да и искупался несколько раз,— подтвердил Колька.— Вот так-то, Елена Премудрая. Кстати, люди Кадета не хуже, чем люди Шипа, поначалу бурлили, но очень быстро успокоились, словно ничего и не было. Вернулся я в Баратов и прямо с поезда — к начальству. Доложился, а оно, пригорюнившись, репку почесало, решило, видать, что нам только таких суперменов для полного счастья и не хватает, и велело мне написать задним числом заявление на неделю отпуска по семейным обстоятельствам, а об истории этой крепко-накрепко забыть и, упаси боже, никому ничего не болтать. Так что я вам ничего не рассказывал, и вся эта сказка, подруга, в этой кухне должна и остаться.— Он повернулся к Бате.— Влад?
— Я, Николай, человек военный, и этим все сказано,— даже удивившись от самого такого предположения, ответил тот.
— Ну, а меня о таких вещах ты мог бы и не предупреждать! — обиделась я.— Но вот интересно, кто же эти два киллера с одинаковыми татуировками?
— Погоди! — остановил меня Егоров.— Во-первых, мы не можем утверждать, что они киллеры,— они просто находились поблизости от места преступления, а во-вторых, кто сказал, что татуировки у них одинаковые? Мы можем все это только предполагать.
— Хорошо,— отмахнулась я.— Будем предполагать. Так кто же они? ОПГ? Семья?
— Ты думай, что говоришь! — Батя выразительно постучал себя по лбу костяшками пальцев.— Какой нормальный отец, занимаясь таким делом, захочет, чтобы его сын по этому же пути пошел?
И Колька поддержал его.
— Нет, Ленка! Это вряд ли. И потом, отец — бесцветный мужичонка, а сын — чернявый?
— А может быть, мать была брюнеткой и это ее доминантные признаки вылезли? — возразила я.
— Глупости! — решительно заявил Колька.— Это тогда какая-то династия наемных убийц получается! Отец экзотикой балуется, а сын современную технику освоил! Нет, Ленка! Это для сериалов версия хоть куда, а в жизни так не бывает.
А ночью Батя спросил меня:
— Аленка, а что это за убийства такие жуткие у вас в городе произошли?
— Жуткие, Батя,— сладко позевывая, сказала я,— это когда два алкаша-собутыльника по пьяни бытовую разборку учинят, выясняя с помощью домашней утвари, кто кого уважает, а кто кого — нет. Или в заводском общежитии в день получки сиделые начинают права качать. Вот тогда зрелище действительно жуткое, после которого даже потолки надо перебеливать, чтобы кровь смыть. А это была очень аккуратненькая, чистенькая и высокопрофессиональная заказуха. Кстати, мне предлагали подключиться к этому расследованию, но я отказалась.
— Слава богу,— совершенно искренне сказал он.— Будем надеяться, что тебе и впредь никогда больше ничем подобным заниматься не придется.
— А вот это, Батя, уж как пойдет! — пробормотала я, засыпая и совершенно не вникая в смысл его слов.
На следующий день, оставив меня отмывать квартиру, Батя отправился навестить своего бывшего сослуживца, живущего теперь в Баратове, но вернулся довольно быстро, сказав, что того не было дома, и снова включился в ремонт.
Дни пролетали незаметно. Совместными усилиями мы привели в порядок мою квартиру и наслаждались бездельем. Мне казалось, что нас с Батей связывают приятельские отношения, которые пройдут вместе с окончанием его отпуска, и мне было рядом с ним хорошо и спокойно. А потом он в один из дней пришел, как обычно, вечером ко мне в комнату и поставил на столик бутылку шампанского.
— О-о-о! — воскликнула я.— А по какому поводу, Батя, гуляем?
— Аленка,— совершенно неожиданно спросил он,— а почему ты меня никогда не называешь по имени? Всегда только Батя или Командир? Как будто отгораживаешься от меня.
— Извини, Влад, но я никак не ожидала, что тебе это неприятно. Думала, наоборот, тебе это льстит,— удивилась я.— Больше не буду, конечно, но почему ты мне раньше не сказал, что тебе это не нравится?
— Надеялся, что сама догадаешься,— он смотрел на меня серьезным, задумчивым взглядом, а потом вдруг попросил: — Аленка, расскажи мне об Игоре.
Меня как будто холодным душем окатили, и я ответила гораздо резче, чем следовало бы:
— Влад, я никогда и ни с кем не обсуждала эту тему и впредь не собираюсь!
— Даже со мной? — казалось, он искренне этому удивился.
— А чем?..— начала было я и осеклась, увидев, что у него в глазах появилась совершенно несвойственная ему растерянность, но длилось это какую-то секунду, а потом взгляд его стал, как обычно, дерзким и бесшабашным.
— Что же ты замолчала? — насмешливо спросил он.— Продолжай! Ты хотела сказать: чем я лучше других? Не так ли? — он усмехнулся.— А я думал, что ты относишься ко мне так же серьезно, как и я к тебе.
— Ты намекаешь на трам-пам-пам? — я фальшиво напела первые такты «Свадебного марша» Мендельсона.
— Да! — кивнул он.
— Влад! — я подбирала слова самым тщательным образом.— Не обижайся, пожалуйста! Просто у меня никогда и ни с кем не будет серьезных отношений, потому что после гибели Игоря у меня в душе все выгорело дотла. Нет там ничего, понимаешь? Ни в душе, ни за душой. Есть люди, которые подходят к отношениям с другими с позиции, что смогут от них получить, а я — что я могу человеку дать. А дать-то мне нечего! Зачем же я буду делать кого-то несчастным? Это, Влад, с моей стороны будет подлостью, а я их никогда не совершала! Так что давай больше никогда не возвращаться к этой теме.
Все время, что я говорила, Батя рассматривал меня ироничным взглядом, а потом поднялся и со словами: — Хорошо. Я действительно больше не вернусь,— направился к двери, но прежде, чем открыть ее, остановился, оглянулся, негромко рассмеялся, покачав головой, и вышел.
Так вот зачем Батя принес шампанское, поняла я. Мне было его очень жалко, но что поделать, если я его не любила. Права была старая цыганка, и человека я встретила, и на Игоря он похож, а вот любви к нему у меня нет.
Собираясь утром на завтрак, я увидела около двери на полу листок бумаги, подняла, прочитала, и мне стало внезапно так пусто, холодно и одиноко, что захотелось разреветься. Там было всего несколько слов: «Спасибо за все. Особенно за откровенность. Совсем разными мы с тобой людьми оказались. Батя». Я бросилась в столовую — его за столом не было, и пустым был только мой стул. При виде меня все отвели глаза и замолчали. Наконец Лидия Сергеевна, по-прежнему не глядя на меня, тихо сказала:
— Владислав Николаевич сегодня утром улетел первым рейсом.
Я повернулась и медленно пошла к себе в комнату, чтобы собрать вещи,— после всего, что произошло, оставаться здесь я не могла. Я присела на кровать. На столике все так же стояла бутылка шампанского, а рядом с ней лежала записка. Я уткнулась лицом в подушку, еще хранившую запах Бати, вдохнула его и совершенно неожиданно для самой себя разрыдалась. Я плакала и никак не могла успокоиться, когда услышала тихий стук в дверь. С мыслью, что это вернулся Батя, я ринулась к ней, распахнула — там стоял Матвей.
— Можно? — спросил он.
— Заходи,— отворачивая от него лицо, пригласила я.
— Хочешь уехать?
— Да, Павел. Делать мне здесь больше нечего. И так натворила столько, что сама себе по шее надавала бы. Не надо было мне с Батей связываться, но кто мог знать, что это у него так далеко зайдет. Я рассчитывала на легкий романчик, а получилось... — и я горестно махнула рукой.— Вот ты в людях хорошо разбираешься — на собственном опыте в этом убедилась. Ты мог предположить, что это так закончится?
— Лена, дело в том, что ты о нем ничего не знаешь — он же совершенно необыкновенный человек! Как же ты не смогла его понять и оценить?! Ну почему ты ему отказала? — Матвей грустно смотрел на меня.
— Потому, Павел, что в моей жизни есть другой человек.
— Он был, Лена. Понимаешь? Был!
Господи, как же я устала! Ну почему никто не хочет меня понять? У меня было единственное желание: забиться в какое-нибудь тихое место, чтобы меня никто не трогал, а вместо этого приходилось объясняться, но я знала, что можно ответить Матвею так, чтобы он от меня отстал..
