Ирина взмахнула метровыми бамбуковыми палками, на которых крепились шифоновые крылья, пришитые к платью сзади по середине спины от шеи до пят, и тяжело вздохнула: не надо было выдумывать такой идиотский костюм. На шизофренический шлейф пошло метров восемь ткани. Зато раскраивая само платье, мастерицы явно сэкономили — гипюровое одеяние обтягивало Ирину, как перчатка: о том, чтобы попытаться в нем сесть, не могло идти и речи, а передвигаться приходилось мелкими шагами, имитируя походку гейш.
Ирина снова вздохнула и направилась к затянутым бархатом козлам, где уже собрались обряженные в белое актеры. Сиял лысиной и железным зубом Генерал — Новиков, время от времени постукивая по сплетенным из белых шелковых шнуров аксельбантам и тряся эполетами: ему-то уж точно костюм нравился. Улыбался Сиротин — Граф в шелковом фраке, поминутно касаясь пышной бабочки под подбородком. Людмила Васильевна поправляла оборки своего кукольного платьица, на ее голове с завитыми букольками волосами торчал огромный бант, а из-под оборок юбки трогательно и забавно выглядывали кружевные панталончики. Веселился Радкевич в белой блузе художника и белом же объемном берете. Сияла в обрамлении белых страусовых перьев Извекова…
— Светлана Ивановна! — Лицо Полины Загурской, подошедшей вместе с Комовой, которая решила проверить боевую готовность своей «армии», выражало сомнение и смущение. — По-моему, уже слишком заметно. Разве нет?
За Светлану Ивановну, которая, по-птичьи склонив голову набок, принялась критически разглядывать героиню, ответила Лена Петрова:
— Да нет. Я тебе живот складками задрапировала… Нет. Нормально.
— Н-ну… Сойдет! — решительно махнула рукой Комова и истошно заорала: — На исходную!
— Черт! Черт!! — закричала вдруг Лена. — Романов! Стой!!!
Романов — Денди оглянулся, а художница, схватившись за голову, застонала — пиджак Валеры расползся по спинному шву. Зашить его было бы затруднительно, к тому же после починки он и вовсе бы не налез на актера. Романов крутился на месте, как пес за своим хвостом, стремясь оценить размеры катастрофы. Наконец он оставил бессмысленные попытки и виновато развел руками.
— Что еще такое? Что опять?.. Ах! — Светлана Ивановна всплеснула руками, увидев, что случилось с костюмом Романова. — Что же делать?! Это же срыв…
— Спокойно! — вмешалась Ирина. — Сейчас все уладим! Клавдия Михайловна, шифон еще есть?
— Целый рулон. Но Елена Владимировна говорила, что из него будут шить какое-то покрывало с цветами.
— Быстро несите сюда! — скомандовала Ира. — И ножницы…
— Что ты задумала? — в один голос спросили Светлана Ивановна и Лена.
Ирина усмехнулась:
— А чем наш Валера не римский патриций?
Комова и Петрова облегченно вздохнули. Через пять минут облаченный в странную хламиду (кусок шифона с прорезанной в нем дыркой для головы) Романов уже взбирался на козлы.
Ирина не знала, что за ее стремительными действиями с интересом наблюдала Виктория Викторовна Чекалина, которая, выкроив свободную минутку, явилась в павильон, чтобы проверить, все ли в порядке во вверенном ей коллективе.
* * *
Козлы под Ириной жалобно скрипели, и она страшно боялась обрушиться с приблизительно двухметровой высоты, на которую ее взгромоздили откровенно потешавшиеся над дурацкой затеей рабочие. Руки и ноги женщины ныли от усталости, глаза заливал пот, и ей казалось, что еще минута, и она скончается прямо на «сцене», «отдав жизнь служению искусству».
Рядом стонала Загурская;
— Ой, не могу больше! Ой, не могу! Оно же сейчас развалится!
Извекова откровенно всхлипывала.
— Львова, Львова, перестаньте изображать приморенную моль! Шевелите ногами! — орал сверху режиссер. — И вас, Извекова, это тоже касается! Полиночка, голубушка, больше жизни! Вы же, счастливы.
— Черт бы тебя побрал! — зарычала Загурская и замахала руками с удвоенной силой.
— Мужчины, мужчины, где ваше мужество? Работайте, работайте! Андрей, энергичнее, ты же герой-любовник, не засыпай! — не унимался режиссер.
Когда оператор Егор начал снимать каждого актера по отдельности, всех попросили слезть с козел.
Ирина не шевельнулась, пока к ней не подбежала, размахивая руками, Комова:
— Тебе персональное обращение требуется? Не слышала? Слезай.
— Не слезу.
— Ты что, спятила? — оторопела Комова.
— Не слезу. Потому что, если я слезу, назад меня танком не загонишь. Или снимайте первой, или прикройте куском бархата, чтоб видно не было. Мне, знаешь ли, не нравится, когда меня чужие мужики лапают, даже под благовидным предлогом.
— И я не слезу! — подхватила Полина.
— И я! — поддержала Извекова.
— Ну, Ира, погоди! Всегда ты бузу затеваешь! — заскрипела зубами Комова и закричала: — Михаил Георгиевич, они слезать отказываются!
— Так понравилось? — засмеялся режиссер.
— Нет, они говорят, что обратно не полезут.
— Ну, так придумайте что-нибудь, Светлана Ивановна! Вы второй режиссер или кто? — недовольным тоном бросил мэтр.
Комова забегала от одних козел к другим. В конце концов ее послушались все, кроме Львовой, Загурской и Извековой.
— Михаил Георгиевич… Комова… — поморщившись, проговорила Чекалина. — По-моему, пора избавляться от этой дуры. Она же ни на что не способна. Курица какая-то.
— Стареет, стареет Светлана Ивановна, — поджал губы режиссер. — Мне все-таки не хотелось бы… Мы долго работали вместе.
От внимания Виктории Викторовны не ускользнуло то, что он колеблется. Видимо, ему тоже надоела бестолковая суетливость Комовой. Она была хорошим ассистентом по актерам, второй же режиссер из нее явно не получился. Однако Михаил Георгиевич обладал пакостным характером, о чем на студии знали абсолютно все, его не любили и работать с ним никто не хотел. В этом и заключалась причина, по которой он пошел на эксперимент — сделать Светлану Ивановну вторым режиссером. Эксперимент не удался.
— И все-таки, — тонко улыбнулась Чекалина, — ввиду производственной необходимости…
— Ну разберитесь же, Светлана Ивановна! — заорал режиссер. — Ищите кандидатуру, Виктория Викторовна. Потом обсудим.
— Кажется, я уже нашла.
— Что? Что, Егор? — переспросил Михаил Георгиевич. — Снимешь всех на самом низком топчане? Поступай как знаешь, мне надоел этот балаган. Тоже мне забастовщицы!
* * *
Выходившая из бухгалтерии (которая одновременно являлась кабинетом директора) Ирина нос к носу столкнулась с Чекалиной.
— Ирина Леонидовна, вас-то мне и надо.
Ира убрала в сумочку полученные деньги и взглянула на директрису:
— Слушаю вас.
— У меня есть предложение. Давайте-ка отойдем в сторонку?
— Пожалуйста.
Женщины уселись на стулья в вестибюле возле лестницы и достали сигареты: Ирина — ленинградский «Пегас», Виктория Викторовна — «Винстон».
— Что вы курите всякую дрянь? — улыбнулась Чекалина, протягивая Ире свою пачку. — Берите.
— Благодарю, но я курю только советские.
Чекалина улыбнулась еще шире:
— Привычка — вторая натура. Итак, вы человек прямой, так что сразу приступим к делу. Как вы отнесетесь к предложению попробовать себя в, так сказать, иной роли?
— Вы хотите предложить мне сниматься в другой картине? — удивленно подняла брови Ира.
— Нет. Я хочу предложить вам должность второго режиссера. Комова всех утомила своей бестолковостью…
— Вот как? — Глаза Львовой сузились.
— Так что вы мне ответите?
— Нет.
— Почему? — подняла соболиную бровь Чекалина.
— Я должна объяснять?
— Неплохо бы.
— Со Светланой Ивановной я знакома более десяти лет. Она мне ничего плохого не сделала, и подкладывать ей свинью как-то, знаете… Словом, не в моем амплуа.
— Мы ее в любом случае уволим…
— Не думаю. Комова единственный человек на «Мосфильме», который дружески относится к Михаилу Георгиевичу. Я полагаю, что он ценит это.
Чекалина фыркнула, всем своим видом демонстрируя удивление наивностью собеседницы.
— Не ценит? Тем хуже для него, — пожала плечами Львова.
— Мы обсуждали с ним сегодня такую возможность и решили, что заменим Комову.
— Не на меня, — отрезала Ирина, вставая.
— Я считала вас умным человеком…
— Вы ошибались.
* * *
— Ну куда же мы едем, Влад?
— Сюрприз, Ритуля.
Рита дулась минут пятнадцать. Она отвернулась от спутника и смотрела в окно автомобиля на проносившиеся мимо скучные голые леса, поля, в которых еще белел местами снег, и не совсем сбросившие ледяное покрывало речки. Однако терпения ей хватило ненадолго.
— Ну, Влад, так нечестно! Скажи! И сапоги зачем кирзовые? Почему ты их принес и велел мне надеть?
— Не кирзовые, а хромовые. Офицерские.
