Фалькон кивнул. Вот уже который день женщины открывали ему глаза и учили жизни.
— Утром ты назвала Эстебана охотником. За чем он охотится?
— За «инакостью». Он сам этого не осознает, — сказала Исабель, — но именно это он всегда искал.
— А что это такое — «инакость»?
— Попробую объяснить. — Исабель задумалась и начала: — Женщины всегда вешались на Эстебана. В основном женщины его профессии. У них мышление юристов. Стоит им появиться, Кальдерон уже знает, о чем они думают и чего от них можно ждать. Он играет с ними в надежде, что они не такие, какими кажутся, иные. Затем понимает, что это не так, и разочаровывается. Охота начинается заново. Этот человек обречен на бесконечную погоню. Понятно?
Фалькон выезжал из города, измученного жарой. Сгущались сумерки. В прохладном салоне машины Фалькон автоматически перекладывал руку с переключателя передач на руль. Пока он ехал мимо шеренги олеандров на проспекте Канзас-Сити, фонари отбрасывали на ветровое стекло нарезанные полосами тени. В темноте вспыхивали неоновые обещания. Высокие пальмы поддерживали купол ночного неба. Фалькон не замечал ничего, кроме зеленых и красных сигналов светофоров, почти на автопилоте следуя в Санта-Клару. Он обдумывал слова Исабель об Инес и Кальдероне, которые прозвучали для него откровением. Хавьер и сам пережил тяжелое время, когда начал сомневаться в собственном рассудке, но сейчас столкнулся с новым помешательством, охватившим, казалось бы, безупречно вменяемых людей.
Единственное, что они не обсудили, это тот мимолетный взгляд Исабель, выдавший ее боль при упоминании имени Кальдерона. Что ее мучит? Воспоминание о случившемся или сожаление о том, чего не произошло?..
Ему пришлось ненадолго съехать на обочину проспекта Канзас-Сити, чтобы ответить на звонок Кристины Ферреры, торопившейся отчитаться о разговоре с сеньором Кабелло. Фалькон развернул карту города, отметил участки земли, которые Кабелло продал Веге, и две крупные стройки, развернутые после продажи. Прежде чем отключиться, он попросил ее присматривать за Надей.
Только после этого Фалькон задался вопросом, чего ради он едет ужинать с Консуэло.
Пятница, 26 июля 2002 года
Подъехав к дому Ортеги, Фалькон неожиданно вспомнил Монтеса, стоявшего днем у распахнутого окна. Нужно было спросить его про русских. Он позвонил в управление и узнал номер мобильного Монтеса.
Монтес ответил. Судя по доносившимся звукам, он явно был в баре, и Фалькон с первых слов понял, что его собеседник пьян.
— Это Хавьер Фалькон из отдела по расследованию убийств, — начал он. — Мы разговаривали вчера…
— Разве?
— Мы говорили про Эдуардо Карвахаля и Себастьяна Ортегу.
— Я вас не слышу, — повысил голос Монтес. Раздавался рев музыки и громкие разговоры. — Заткнитесь, мать вашу! — заорал Монтес, однако тише не стало. — Momentito. [17]— Шум и сигналы машин.
— Инспектор, вы меня слышите? — чуть ли не кричал Фалькон.
— Кто вы?
Фалькон повторил. Монтес витиевато извинился. Теперь он точно вспомнил.
— Мы еще говорили о русской мафии. Вы рассказывали про торговлю людьми.
— Ах да, людьми…
— У меня вопрос. Двое русских связаны с моим расследованием смерти сеньора Веги, строителя, помните?
Молчание. Фалькон выкрикнул имя Монтеса.
— Я жду вопроса, — откликнулся тот.
— Вам что-нибудь говорят имена Владимир Иванов и Михаил Зеленов?
Из трубки донеслось сосредоточенное сопение.
— Вы меня слышите? — в очередной раз спросил Фалькон.
— Да слышу! Имена мне ничего не говорят, но память не та. Я тут выпил пару пива и сегодня не в лучшей форме.
— Тогда поговорим в понедельник, — сказал Фалькон и отключился.
У Фалькона появилось стойкое ощущение полета по кругу, словно он, как хищная птица, парит в восходящих потоках воздуха, а внизу на земле происходит что-то интересное. Он облокотился о крышу машины, постукивая по лбу мобильным телефоном. Для Монтеса, человека семейного, было необычно напиваться довольно рано вечером в пятницу в людном баре, вероятно, в одиночку. И на имена он как-то странно отреагировал, будто знал, но не хотел этого показать, притворившись более пьяным, чем в начале разговора. Странно!..
Ортега впустил Фалькона в свой вонючий, кишащий мухами двор. Он был не таким колючим, как по телефону, потому что достиг благодушной стадии опьянения. Ортега был в синих шортах и широкой белой рубашке навыпуск. Он предложил Фалькону выпить. Сам потягивал красное вино из пузатого бокала.
— «Торре Муга», — сказал он. — Очень хорошее. Не желаете?
— Только пива, — отказался от вина Фалькон.
— Креветок? — спросил Ортега. — Может, хамон? [18]Купил сегодня в «Эль Корте Инглес».
Ортега вышел в кухню и вернулся нагруженный.
— Извините, что был резок по телефону, — сказал он.
— Мне не следовало досаждать вам с этим в пятницу вечером.
— На выходных я никуда не выхожу из дома, даже в театр, только если работаю, — поделился Ортега, совершенно задобренный великолепием «Торре Муга». — Я очень плохой зритель. Всегда слежу за игрой актеров, а сам спектакль меня не интересует. Предпочитаю книги. Простите, если болтаю чепуху, это второй стакан. Сами видите, стаканы будь здоров. Я должен найти сигару. Вы читали книгу?.. Как же ее… Я вспомню.
Он нашел среди хлама коробку сигар.
— «Кохиба», — предложил он. — Мой друг часто бывает на Кубе.
— Нет, спасибо, — отказался Фалькон.
— Я не раздаю «Кохиба» направо и налево.
— А я не курю.
— Возьмите одну для друга, — настаивал Ортега. — Уверен, даже у копов есть друзья. Только не угощайте этого carbon, судебного следователя Кальдерона.
— Он мне не друг, — заверил Фалькон. Ортега засунул сигару Хавьеру в карман.
— Рад это слышать, — сказал он и отошел. — А, вспомнил! Эта книга называется «Бледное сердце». [19]Автор Хавьер Мариас. Читали?
— Кажется, читал.
— Не знаю, как я мог забыть название. Роман даже рекомендовали на Нобелевскую премию… Это, конечно, из Макбета, — пояснил Ортега. — Когда Макбет убивает короля, он приходит к жене с окровавленными кинжалами, которые должен был подложить в комнаты слуг, но не в силах этого сделать. Леди Макбет в ярости велит ему идти обратно. Он отказывается, ей приходится идти самой. Когда она возвращается, то говорит мужу:
«Руки у меня
Того же цвета, что твои, но, к счастью,
Не столь же бледно сердце». [20]
Ей стыдно оставаться в стороне. Она хочет разделить его вину. Чудный момент. Хавьер, зачем я вам это рассказываю?
— Понятия не имею, Пабло.
Ортега сделал пару глотков вина, оно потекло с губ. Красные капли упали на белую рубашку.
— Ха! — сказал он, глядя на рубашку. — Знаете, что это? Это такой киношный прием. Такое случается только в кино и никогда в реальной жизни. Как… ну, подскажите, их, должно быть, сотни… я сейчас не могу вспомнить.
— В «Охотнике на оленей», [21]например.
— Не помню…
— Молодые люди женятся, парня отправляют служить во Вьетнам. Они пьют красное вино из двойного кубка, и вино капает на ее подвенечное платье. Это прообраз…
— Да, да, да. Это прообраз чего-то ужасного, — закивал Ортега. — Конфуз на приеме. Отбеливание при стирке. Жуткие, жуткие вещи.
— Можно показать вам фотографии?
— Прежде, вы имеете в виду, чем я утрачу связь с внешним миром?
— Ну… да, — честно сказал Фалькон. Ортега преувеличенно громко захохотал.
— Ты мне нравишься, Хавьер! Очень. Мне не многие нравятся, — признался он и уставился на темный луг и неосвещенный бассейн. — На самом деле… я никого не люблю. Я понял, что люди, с которыми я общался… ничтожества. Как по-твоему, это удел всех знаменитостей?
— Слава притягивает людей определенного типа.
— Льстивых, раболепных, почтительных, лживых лизоблюдов, ты хочешь сказать?
— Франсиско Фалькон их ненавидел. Они напоминали о его мошенничестве. Напоминали, что единственное, чего он желал больше славы, — это истинный талант.
— Мы хотим, чтобы любили нас самих, а не тех, кем мы прикидываемся… Или в моем случае, всех тех, кем я прикидывался, — сказал Ортега, у которого к этому времени прибавилось в голосе драматизма. — А что, если я умру, упаду на пол и все персонажи, которых я изображал, хлынут из меня сбивчивым бормотанием, пока не наступит тишина? Останется лишь оболочка, и ветер унесет ее.
— Вряд ли, — улыбнулся Фалькон. — Вам придется сильно похудеть, чтобы стать оболочкой.
— Просто слои, — не слушая, продолжал Ортега. — Помню, Франсиско сказал: «Пабло, на самом деле лук — ничто. Ты снимаешь последний слой и ничего не находишь».
— Да, Франсиско был большой знаток лука, — сказал Фалькон. — Человеческие существа ненамного сложнее. Стоит их узнать…
