— Так как же нам найти Артуро? — спросила Консуэло, не подозревая о смятении на другом конце стола. — Я ни разу не была в Марокко.
— Нужно съездить, — сказал Фалькон — слова сорвались с губ прежде, чем он смог их остановить.
— Что ты делаешь летом?
— У меня отпуск в сентябре.
— Значит, поедем в сентябре, — согласилась Консуэло. — Расходы за счет наследства Рауля Хименеса.
— Стейк потрясающий!
— Нарезан лично Рафаэлем Вегой.
— Бог мой, он знал, что делает!
— Не отвлекайся, соображай, — приказала она.
— Со мной происходит слишком много всего сразу, — пожаловался Хавьер, делая солидный глоток вина. — Думаю, я достиг предела своих возможностей.
— Постарайся сдержаться, — пошутила она. — Я только что выкрасила стены.
Он засмеялся и налил еще вина.
— Мы должны создать благотворительный фонд, — сказал он, — который разыскивает пропавших детей.
— Такой уже, наверное, есть, и не один.
— Руководить пригласим полицейского в отставке. Я даже знаю подходящего. Старший инспектор отдела по расследованию преступлений против несовершеннолетних, он собирается на пенсию.
— Сбавь обороты, Хавьер, — прервала его Консуэло. — Ты слишком много говоришь, очень быстро ешь и пьешь залпом.
— Еще вина? — спросил он. — Нам нужно еще вина.
— Ты будешь пьян и не сможешь…
Их взгляды встретились, и все, о чем слишком сложно говорить, стало ясно без слов. Фалькон выронил из рук нож с вилкой. Консуэло встала. Они поцеловались. Она запустила руки ему под рубашку. Он расстегнул молнию на платье, провел пальцем по ее спине и не обнаружил нижнего белья. Брюки стали ему слишком узки. В его крови кипел адреналин.
Спокойнее, подумал Фалькон, иначе я даже штаны не успею снять!
Она его спасла.
— Не здесь, — шепнула Консуэло. — Не хочу, чтобы эта la puta americana [23]шныряла вокруг с камерой.
Она взяла его за руку и повела наверх.
— Знаешь, я очень давно… — сказал он, глядя на ямочки внизу ее спины.
— И я, — ответила она. — Может быть, стоит включить кондиционер на полную мощность?
Суббота, 27 июля 2002 года
Как он и ожидал, в постели Консуэло Хименес была просто восхитительна: требовательна и неутомима.
В один из перекуров Консуэло призналась, что сегодня впервые занимается любовью с тех пор, как у нее было свидание с Басилио Люсеной, — в ту ночь, когда убили ее мужа, Рауля.
— Я проверилась на СПИД, — призналась Консуэло, — когда узнала про неразборчивость Басилио. Мне повезло… — Она вздохнула.
Фалькон повернул голову и столкнулся с взглядом ее темных глаз.
— …результат был отрицательным, — улыбаясь, закончила она.
Они долго разговаривали, и это восхищало Фалькона. Он не помнил, чтобы когда-нибудь лежал в постели с женщиной и беседовал с ней обо всем, что взбредет в голову. Даже когда в его жизни дважды складывались серьезные отношения, постель была местом не для искренности, а для исполнения роли, где он забывал вовремя подать реплику и не вписывался в образ.
Рано утром они проснулись в объятиях друг друга. Консуэло отвела его в душ и намыливала так старательно, что ему пришлось опереться о стеклянные двери. Воспользовавшись этим, она набросилась на него так, что все сооружение содрогнулось. Они одевались, глядя друг на друга.
Фалькон стоял в кухне с кофе и тостом в руках. Он чувствовал себя свежим и хорошо отдохнувшим. Голова была ясная — ни намека на похмелье, хотя рядом со столом стояли три пустые бутылки из-под «Баско Риоха».
Фалькон молча смотрел на Консуэло.
— Я хочу снова тебя увидеть, — сказал он.
— Легко, — отозвалась Консуэло. — Слава богу, с тех пор как изобрели мобильные телефоны, женщинам не приходится целый день изнывать в ожидании около аппарата, теперь-то мы точно знаем: звонил — не звонил.
— Смогу ли я вписаться в твою жизнь? — неуверенно спросил он.
— Твоя гораздо сложнее моей.
— У тебя дети.
— Они уезжают.
— Ты ведь поедешь к ним?
— Позже, в августе.
— Сейчас я не распоряжаюсь своим временем, — сказал Фалькон. — Расследование требует постоянного присутствия.
— Тогда звони, когда образуется хоть небольшая пауза, — усмехнулась Консуэло. — Хотя… и это время ты тратишь, обсуждая Мануэлу со своей адвокатшей, так что ты не сможешь со мной поужинать.
Он улыбнулся. Ему нравились ее чувство юмора и прямота. Он рассказал ей про идею продать дом Мануэле и про совет Исабель Кано.
— Послушай ее совета, — сказала Консуэло. — Единственное, что ты можешь ожидать от Мануэлы, — уважение, и ты заслужишь его, если будешь держаться твердо. Хавьер, ты можешь выслушать меня или отмахнуться, но мое мнение — оцени дом, предложи ей частную сделку без затрат на агента и дай неделю на размышления, прежде чем выставишь его на продажу.
Фалькон кивнул. Он понял, чего не хватало в его жизни: простоты. Он притянул ее к себе, поцеловал, ощущая запах кофе и тоста.
Было девять тридцать утра. Он позвонил на мобильный Рамиресу.
— Ты назначил на утро встречу с Карлосом Васкесом? — спросил Фалькон.
— А что с ордером на обыск — договорился с Кальдероном?
— Я не мог его поймать, — ответил Фалькон. — Вчера вечером его не было в офисе.
— Значит, попробуем уговорить Васкеса, — сказал Рамирес. — Перезвоню, когда договорюсь о встрече. Я только что поместил фотографию Сергея в национальной и международной компьютерной сети.
Фалькон позвонил Алисии Агуадо, чтобы спросить, можно ли чуть позже заехать и отвезти ее в Санта-Клару к Пабло Ортеге. Она сказала, что будет его ждать.
Пока он ехал в город, Рамирес сообщил, что Васкес будет в своей конторе до полудня, фалькон записал адрес. Как только он отключился, раздался звонок от Кристины Ферреры.
— Надя исчезла, — сказала она. — Вчера вечером явились два парня, забрали ее и обратно не привели.
— Такое уже случалось?
— Нет, к пяти-шести утра она всегда возвращалась. Что мне делать? — Кристина ждала распоряжений.
— Если не найдется свидетель, готовый дать подробное описание похитителей, в чем я сомневаюсь, ничего не сделаешь.
Офис Карлоса Васкеса находился в малонаселенной части города на краю Сан-Бернардо. Рамирес ждал у входа. Они поднялись на лифте. Инспектор внимательно разглядывал профиль Фалькона.
— Что изучаем, Хосе Луис?
— Тебя, — ответил он с ухмылкой. — Я расслышал кое-что в твоем голосе еще по телефону. А теперь вижу тебя в той же одежде, что и вчера, так что все подтверждается.
— Что именно? — настаивал Фалькон, все еще надеясь отвертеться.
— Я эксперт, — сказал Рамирес, указывая большим пальцем себе на грудь, почти оскорбленный бесстыдством начальника. — Я даже по телефону понял, что сезон засухи закончился.
— Господи, какой еще засухи?
— Все так… или я не специалист? — рассмеялся Рамирес. — Кто она?
— Не знаю, о чем ты говоришь.
Теперь Фалькон, пытаясь изобразить безразличие, рассматривал большое красное лицо Рамиреса и аккуратно уложенные, напомаженные пряди черных волос инспектора.
— Это не та ли laamericana?Я слышал о ней от Фелипе и Хорхе. Они сказали, такая попользуется мужиком — один костюм останется.
— Хосе Луис, думаю, нам стоит сосредоточиться на том, что мы скажем Васкесу.
— Да нет, это не она, — задумчиво произнес Рамирес. — Laamericana— последняя любовница судебного следователя Кальдерона.
— От кого ты это слышал? — спросил Фалькон. — Прекрати, он только что объявил о свадьбе.
Рамирес хмыкнул. Лифт остановился. Они вошли в офис Васкеса и первое, что увидели, — большую картину: расплывчатые огни и контуры зданий проступали сквозь туман. Фалькон подумал, что такое творение вполне мог продать Рамон Сальгадо.
— Разговор поведу я, — сказал Фалькон. — Не встревай, только все испортишь, Хосе Луис. Мне известны факты, которых ты не знаешь. Это важно.
— А я знаю то, о чем ты даже не подозреваешь, — буркнул Рамирес.
Фалькон хотел было спросить, что именно, но к ним уже подошел помощник юриста, чтобы проводить в кабинет Васкеса. Васкес читал какой-то документ и попросил их присесть. За ним висела большая карта Севильи, на ней разноцветными квадратиками было помечено расположение строек. Васкес бросил бумаги в лоток для исходящих документов и откинулся на спинку кресла. Фалькон представил Рамиреса: было заметно, что Васкесу он сразу не понравился.
— Я вижу, против меня тяжеловесы из отдела по расследованию убийств, — нахмурившись, проворчал он.
— Кто написал картину, что висит у вас в приемной? — задал неожиданный вопрос Фалькон.
— К чему это вы? — на мгновение растерялся Васкес.
— Он хочет сперва размяться, — сказал, улыбаясь, Рамирес.
— Немецкий художник Кристиан Луц. Я так понял, это абстрактный вид Берлина. Он нарисовал еще Кельн, картина находится в фойе «Вега Конструксьонс».
