Ознакомительная версия.
– Ты соединил все, перечисленное в манускрипте? – спросил господин.
– Последовательность имеет решающее значение. Я пробую различные варианты. Смешиваю одно, добавляю другое…
– Не хитри, Франческо! Ты клялся, что расшифруешь запись. Говорил, что умеешь говорить с мертвыми.
– Я прикладываю усилия…
Господин стукнул ладонью по массивной столешнице, и сосуды жалобно зазвенели.
– Я отдал за манускрипт целое состояние! – взревел он. – Мне нужен результат, флорентинец! Причем немедленно!
– Спешка скорее навредит, чем…
– Молчи и слушай, – перебил господин. – Вызови Митридата[7], царя понтийского, спроси у него, как быть.
– Он отказывается говорить, – потупился монах.
– Примени свое искусство. Почему не действуют твои чары и заклинания? Этот манускрипт – часть записок из «Тайных мемуаров» Митридата. У царя была собственная лаборатория по производству ядов и прочих секретных снадобий. Я очень дорого заплатил за кусочек папируса, который ты обещал прочитать!
– Царь использовал сложный шифр. Нужно время.
– Я не могу больше ждать! Пусть твой демон поможет!
– Демон требует жертвы.
– Я хочу видеть его.
– Вы готовы исполнить условие, синьор? Отслужить черную мессу и поднести ему кубок со свежей кровью? В полночь, накануне праздника всех святых.
– А если я этого не сделаю?
– Он не покажется.
– Есть ли другой способ поговорить с ним?
– Вынуть из груди невинной девушки сердце, которое еще бьется, и… съесть его, – невозмутимо изрек флорентинец. – Затем трижды произнести имя Алиборона.
Лицо господина перекосилось, из губ вырвалось проклятие. Он побледнел и шумно задышал, раздувая ноздри.
Монах молча встал, подошел к очагу, кочергой сгреб угли в кучу и положил на них охапку можжевельника. Затрещал огонь, повалил дым.
Синьор схватился за голову и выскочил вон из ужасной комнаты. Было слышно, как стучат его каблуки по каменным плитам.
Глория тенью скользнула за ним. Жиль де Рэ, – а это был он, – привел ее в замковую церковь. Там все сверкало золотом, развевались алые ткани, горели свечи, в глубине блестел алтарь. Барон бросился на колени перед гробницей святого Оноре и принялся горячо молиться. На что он надеялся, взывая к Господу, которого предал?
Несколько свеч потухли, и Жиль понял, что ему лучше уйти.
– Жанна… – шептал он, глядя на оплывающий по подсвечникам воск. – Жанна, я запутался… Я уже не тот, которого ты знала. Я погиб! Погиб безвозвратно! Но все, что я делаю, – ради тебя!
Глория подумала о том, что видела смерть господина де Рэ… а здесь он еще живой и не ведающий о собственной участи. Если бы можно было предупредить его, он бы остановился? Или его гибель, как и гибель Жанны, неотвратима?
От сомнительного эксперимента ее удержал голос Санты.
– Я принес вам кофе, – зычно сообщил слуга, и Глория очнулась. Она стояла у окна и смотрела на падающий снег. Снежинки отсчитывали мгновения вечности. Все, что когда-либо происходило, и все, что произойдет, – это лишь причудливый танец воображения…
Поместье «Дубрава»
После завтрака Лавров решил съездить в Москву, посетить фехтовальный клуб «Рапира», потом побеседовать с матерью Снежаны Орловой. Кроме того, нужно отдать на экспертизу похищенную из лаборатории склянку с подозрительным содержимым. Он был почти уверен, что бурая масса внутри пузырька – свернувшаяся кровь.
– Где Сергей Кирилыч? – спросил он у горничной, которая попросила позволения убрать в его комнате.
– У себя в кабинете, – ответила та. – Просил не беспокоить.
Лавров, насвистывая арию тореадора, отправился прямиком к кабинету. Постучал.
– Кто там?! – раздался изнутри недовольный басок хозяина.
Гость постучал громче.
– Какого черта? – вызверился Прозорин, распахивая дверь. – А… это вы? В чем дело?
Его лицо выражало раздражение и неловкость. Он был не брит, одет по-домашнему, в футболку и мягкие спортивные брюки.
– Можно войти?
– По-моему, вам не требуется разрешения, – усмехнулся Прозорин, пропуская гостя в кабинет.
– Я пришел извиниться.
– Это было не то, что вы подумали!
– Я ничего не думаю, – отвел глаза Лавров. – Если пожелаете, я сейчас же покину ваш дом.
– В этом нет необходимости.
– Я повел себя недопустимо. Я хочу объяснить…
– Не стоит утруждаться, – жестом прервал его Прозорин. – В том, что случилось, есть и моя вина. Мы с женой иногда балуемся сексуальными играми, которые…. в общем, давайте забудем ночное недоразумение.
– С удовольствием! – просиял гость. – Я прощен?
– Вполне. У меня к вам маленькая просьба…
– Все, что угодно.
– Вы невольно стали свидетелем наших интимных отношений с женой. Особых отношений, – подчеркнул Сергей. – Могу я быть уверенным в вашей деликатности?
Он говорил как благовоспитанный и образованный человек. Куда подевался тот изрыгающий ругательства мужик с перекошенным ртом, которого ночью видел гость? Спрятался за личиной добропорядочного барина. «Да, – говорили его глаза. – Я добавляю чуточку острой приправы в пресный супружеский секс. Что в этом плохого?»
– Я глух и нем, – заверил его Лавров. – Можете не сомневаться.
– Вот и прекрасно!
Прозорин улыбался, но это была натянутая улыбка. Ему не хотелось, чтобы ночной инцидент бросил тень на его доброе имя и репутацию порядочного человека. Не хотелось, чтобы об этом узнал тесть.
«Навязался ты на мою голову! – читал его мысли Роман. – Выгнать тебя, – значит признать свое жестокое обращение с Катей. Оставить – значит иметь под боком чужие глаза и уши. Ну, теперь-то я буду осторожнее. Во сто крат! Больше тебе ничего не обломится!»
– Я собираюсь отлучиться до вечера, – сообщил Лавров. – По делам. К ужину, с вашего позволения, вернусь.
– В Москву едете?
– Да.
– Что ж… бизнес есть бизнес. Выпьем на посошок? Присаживайтесь.
Хозяин пытался сгладить неприятное впечатление от ночного происшествия и заручиться молчанием гостя.
Сыщик без колебаний опустился в кресло. Отказ вызовет настороженность, которой лучше избежать.
– Я вообще-то за рулем.
– Дать вам Тараса? Он хороший водитель.
– Я не привык ездить с шофером, – развел руками Роман. – Увольте.
– Тогда я налью себе виски, а вам – содовую, – смирился Прозорин.
Пока он возился с бутылками, льдом и бокалами, гость рассматривал портрет рыцаря, припоминая его имя.
– Жиль де Рэ, кажется? – уточнил он, показывая на изображение, которое вдруг увидел по-новому. В чертах французского маршала сквозило смутное сходство с хозяином кабинета. Ничего удивительного, ведь у них общие гены.
– Запомнили? – кивнул Прозорин. – Достойнейший человек был, а умер как преступник. Его казнили на глазах толпы, лишили чести, оболгали и опозорили. Его подвиги забыты, зато приписанные ему злодеяния превратили храброго воина и просвещенного дворянина в монстра! Им пугали детей, называли чудовищем, кровопийцей и пособником дьявола.
– И все это – незаслуженно?
– Абсолютно!
– Кому же он так досадил?
– Королю, разумеется. Герцогу Бретонскому, который присвоил себе имущество казненного. Епископу Нанта, который устроил показательный процесс над вероотступником, дабы остальным неповадно было. Инквизиция продемонстрировала всем, что от церковного суда не спасет ни богатство, ни знатность, ни заслуги перед отечеством. Обвинения были сфабрикованы, человек осужден. По сути, из него сделали сексуального извращенца и серийного убийцу.
– Без оснований? – усомнился Лавров.
– Слуг барона запугали, подкупили и научили, что говорить. Им обещали искупление грехов и жизнь в обмен на лжесвидетельство. Алхимические опыты были представлены ими как бесовские обряды, а все пропавшие в округе мальчики и девочки якобы погибли от руки Жиля в страшных мучениях. Перед тем как несчастные испустят дух, синьор-де совокуплялся с ними и наслаждался их агонией.
Прозорин проглотил свою порцию виски и возмутился:
– Можно ли вообразить что-то более нелепое?!
Лаврову пришли на ум усохшие мертвые головки, которые он видел в логове Федора-Франческо. Еще он вспомнил фильм об Анжелике и ее супруге, обвиненном в колдовстве. Туровский был прав, когда говорил, что Катя получила в мужья человека, в чем-то схожего с графом де Пейраком. Тот тоже был богат, устроил в своем дворце лабораторию…
– Мечтать опасно, – вырвалось у него.
– Что вы имеете в виду?
– Я об этом славном рыцаре, – выкрутился гость, указывая на портрет. – Вероятно, он мечтал получить из ртути и свинца золото… или пытался добыть философский камень. В его время люди были помешаны на алхимии. Синьор пал жертвой невежества и предрассудков.
Ознакомительная версия.
