Вот оно! Жизнь-то продолжается! Это был альтернативный почтовый ящик, который также принадлежал Гутману, но был скрыт от посторонних взоров. Если уж на этом компьютере и можно отыскать что-то стоящее, имеющее отношение к тайне Шимона, то только здесь!
Почтовая программа, запущенная Мэгги, запросила не только пароль, но и имя пользователя. Она вписала последовательно «Владимир» и «Шимон Гутман». Без результата. Тогда она убрала фамилию «Гутман», оставив только, имя. Без толку. Мэгги поменяла регистр. Ничего.
— Ури, а какое еще слово он мог использовать в качестве пароля?
В следующие несколько минут она перепробовала кучу вариантов: «Жаботинский», «Жабо», «Владимир Ж», «ЖВ» и еще десятка два всевозможных вариаций, но так и не сдвинулась с мертвой точки. И вдруг ее осенило! Подвинув к себе телефон, она быстро набрала какой-то номер.
— Офис Халиля аль-Шафи, пожалуйста.
Ури удивленно обернулся на нее, на время прервав свой сизифов труд.
— Эй, что это вы задумали?..
Мэгги лишь отмахнулась.
— Позовите, пожалуйста, господина Халиля аль-Шафи. Скажите ему, что это Мэгги Костелло из американского Госдепартамента. Да, конечно.
Она ждала, нетерпеливо постукивая кончиками пальцев по краешку стола.
— Господин аль-Шафи, приветствую! Помните, вы говорили мне, что Ахмад Нури получил какое-то загадочное письмо от некоего араба, который просил его о встрече и про которого родные и близкие покойного никогда ничего не слыхали? Да, да… Мне нужно знать имя того человека. Клянусь, дальше меня эта информация никуда не пойдет. Да, уверяю вас!
Мэгги записала имя на бумаге, трижды проверив каждую букву и удостоверившись в том, что не сделала ни одной ошибки. После этого она сердечно поблагодарила палестинца, повесила трубку и, крутанувшись на кресле, обернулась к Ури:
— Ну вот. Вы говорите по-арабски?
— Слегка.
— Что означает вот это имя — Настаиб?
— Хороший человек.
— Что-что?
— Это переводится как «хороший человек».
— Прекрасно! Я так и думала! А теперь давайте переведем выражение «хороший человек» на идиш. Что мы получим?
— Гутман… — пораженно пробормотал Ури.
Лондон, шестью месяцами ранее
Генри Блайт-Паллен поворачивал колесико настройки приемника до тех пор, пока не настроился на мюзикл «Лучники». Тум-ти-там, ти-там-там, тум-ти-там, ти-там-там… Он не был гурманом в музыке, как, впрочем, и во всем остальном. И это несмотря на то, что всю свою жизнь имел дело с антиквариатом и сокровищами древних царских династий. Подумать только: для того чтобы почувствовать себя хорошо, ему достаточно было просто неспешно ехать на своей машине по солнечной погоде и мурлыкать под нос мелодию из очередной мыльной оперы, которую передавали по радио.
Генри обожал сидеть за «баранкой». И то, что ему сейчас потребовалось вдруг выйти из-за стола офиса на Бонд-стрит и отправиться в аэропорт Хитроу, было ему ничуть не в тягость. Скорее наоборот. Ни тебе телефонных звонков, ни срочных факсов — едешь себе, глазеешь по сторонам да мечтаешь.
Надо сказать, этой дорогой Генри ездил так часто, что, казалось, мог, ничего не опасаясь, завязать себе глаза. Правда, он почти никогда не подруливал к пассажирским терминалам, где людей было будто сельдей в бочке и все куда-то отчаянно торопились, волоча за собой исполинские чемоданы. Нет, Генри держал курс к грузовым причалам, о существовании которых многие рядовые обыватели, наверно, даже и не догадывались.
Он заехал на автостоянку и без особого труда отыскал свободное местечко для своей машины. Генри не вылезал до тех пор, пока мюзикл не закончился, и потом с удовольствием поаплодировал вместе с теми, кто присутствовал в зале, откуда велась трансляция. Браво, Дженни! Главная героиня наконец-то дала в финале волю слезам… Заблокировав изнутри окна машины, он выбрался наружу, отряхнул пиджак — современная версия твидового сюртука, как он любил отзываться о нем, — окинул довольным взглядом сверкающие бока своего «ягуара» и неторопливым шагом отправился к терминалу.
— Добрый день, сэр, — поприветствовал его знакомый охранник. — А я уж думал, что вы и не выходили отсюда!
— Перестань, Тони. Это всего-то мой третий визит за месяц.
— Сдается мне, дела у вас продвигаются неплохо, а?
— Грех жаловаться, — разводя руками и весело улыбаясь, ответил Блайт-Паллен.
Заполняя грузовую квитанцию, он в графе «Характеристика груза» просто написал: «Игрушки», — а в графе «Страна отправки» — «Иордания». И ведь ни в одном пункте не покривил душой. Импорт из Иордании всегда считался банально легальным. В ответ на просьбу милой девушки указать код груза он наизусть повторил ей многозначный номер, продиктованный ему по телефону стариком Джафаром. Наконец он поставил в конце анкеты свое имя и вернул девушке полностью и корректно заполненный бланк.
— Благодарю вас, господин Блайт-Паллен. Я сейчас.
Генри занял привычное кресло в зале ожидания и пробежался глазами по вчерашней «Ивнинг стандард». На челе его не было ни морщинки, он выглядел абсолютно расслабленно. Да и чувствовал себя точно так же. Он уж и забыл, когда в последний раз таможенные работники просили его вскрыть багаж у них на глазах. Вот и на сей раз все было чисто. Посылка была абсолютно легальна, пришла из легальной страны от легального отправителя и к легальному получателю. Правдой было и то, что таможню никогда не интересовали предметы искусства. Вся их профессиональная страсть расходовалась на обнаружение наркотиков и нелегальных иммигрантов. Этого хотело начальство, а большего от них и не требовали. Политики, понукаемые таблоидами, под контрабандой подразумевали только три понятия — «крэк», «белый»[12] и «албанцы». Все. Так что жена Генри зря так волновалась каждый раз, когда он отправлялся в Хитроу.
Девушка вскоре вернулась с проштампованной квитанцией, которую таможня подмахнула не глядя. Генри Блайт-Паллен выплатил смешные тридцать фунтов пошлины и вернулся в свою машину, где стал терпеливо ждать вызова в грузовой ангар. Ждать долго не пришлось. Сотрудник терминала пошел впереди машины, показывая дорогу, и через три минуты они добрались до огромных ворот с надписью «Док № 8». А вскоре Блайт-Паллен уже тащил к «ягуару» тяжелый ящик. Последняя подпись под актом сдачи-приемки — и вот он уже едет обратно.
Позже, вскрывая ящик у себя в офисе на Бонд-стрит, он испытывал сильное возбуждение, какое настигало его всякий раз, когда он получал с Востока особо ценный груз. Возбуждение было сродни сексуальному и имело все сопутствующие внешние признаки — такое же он испытывал только с женщинами, да еще в детстве, когда тайком смолил косяки на школьном дворе. С величайшей предосторожностью Генри снял с ящика крышку, памятуя о том, как в прошлый раз эта нехитрая процедура обернулась занозой под ногтем большого пальца на левой руке. Руки и сейчас подрагивали, глаза были жадно раскрыты, а с уст готов был сорваться традиционный для любого ребенка, оказавшегося под рождественской елкой, вопрос: «Ну что там?»
Аль-Наари сказал, что шлет ему «туристские безделушки». Генри его понял совершенно правильно — речь шла о товаре, который старик получил из какой-то другой страны. Что ж, это даже интригует.
Однако в следующую минуту Генри испытал разочарование и растерянность — в ящике оказались банальные музыкальные шкатулки, выполненные в виде игрушечных дворцов и домиков разного размера и формы. Тронув один из них, Генри услышал тоненькую, скрипучую и насквозь фальшивую мелодию. Во втором отделении ящика отыскались уродливые стеклянные колбочки, заполненные разноцветным песком, — на каждой красовалась этикетка: «Песок из реки Иордан».
Генри, все больше хмурясь, переводил взгляд с одного бестолкового предмета на другой. Джафар никогда прежде его не обманывал. В отличие, кстати, от самого Генри, который обманывал старого араба не раз и не два…
Выставив из ящика один за другим все домики и колбы, он увидел на дне еще кое-что: завернутую в упаковочную бумагу и целлофан отвратительного вида бижутерию: браслетики, ожерелья — все никчемное и выглядевшее так, словно предназначалось для пятилетней девочки из неблагополучной семьи. Генри сразу припомнил, где он видел нечто похожее в последний раз — в детстве он любил заглядывать в зал игровых автоматов на Блэкпулпир, и подобную мишуру можно было захватить «щупальцами» и выудить из стеклянного куба, который назывался «Сокровищница Флинта»…
Генри работал с Джафаром уже восемнадцать лет и впервые сталкивался со столь идиотской шуткой. «Игрушки, значит… — думал он, чувствуя закипающее внутри раздражение. — Безделушки… Ну что ж, а старик-то не врал… Мерзавец…»
Еще час назад Генри не сомневался в том, что термин «игрушки» был не более чем аллегорией. Теперь же он не знал, что и подумать. «Джафар, ох, Джафар… Что же ты делаешь, старый засранец…» Генри решительно притянул к себе телефон. Сейчас он наберет нужный номер и все узнает.
