— Вы можете посидеть со мной за стойкой, шеф, — сказал он, неверно истолковав ее беспокойное ерзание на стуле. — Или на время закрыть двери?
— Спасибо, не надо, у меня здесь встреча с одним человеком, — ответила Хейзел и решила про себя, что бармен наверняка не поверил.
Хотя какое это имеет значение? Если начнут распускать слухи по поводу ее увлечения спиртным, значит, так тому и быть. Черт подери, хоть езжай за двести километров от Порт-Дандаса, чтобы спокойно пропустить пару стаканчиков! В форме или нет, ее узнавали всегда и везде, как будто на шее болталась табличка «Шеф полиции»! Хейзел утопила рукой кусочек льда в бокале, и в этот момент кто-то легко тронул ее за плечо. Эндрю! Раньше он всегда прикасался к ней именно так, нежно и ласково! Она до сих пор не может забыть прикосновение его пальцев, как будто они оставили на теле отпечаток, напоминавший о годах совместной жизни.
— Хочешь, я попрошу прощения? — спросил он.
— Конечно, я тебя прощаю, как всегда.
— Благодарю! — улыбнулся Эндрю и поднял большой палец вверх, делая знак бармену.
Через секунду он подсел к Хейзел с джин-тоником.
— Не боишься, что бармен из бара через дорогу подсмотрит ваши условные знаки? — поинтересовалась Хейзел у бывшего мужа.
— Мы их вырабатывали годами. — Он отпил глоточек напитка, держа бокал перед собой. — Палец вверх означает «заказываю джин». За всем остальным приходится вставать и заказывать отдельно.
— Даже не знаю, хорошо это или плохо, — усмехнулась Хейзел.
— Я прихожу сюда каждый день после работы. Здесь нет ничего предосудительного.
— Вместе с Глиннис?
— Конечно, с женой. Мы часто ходим в ресторан.
Она дотянулась через стол до его руки и попросила:
— Пожалуйста, извини, я не хотела начинать все заново.
Эндрю ласково посмотрел на бывшую жену и осторожно высвободил свою руку.
— Хорошо, забудем прошлое и выпьем за что-нибудь нейтральное!
Хейзел рассмеялась и подняла бокал:
Тогда за туман!
— Гм, хорошо, за туман так за туман! — Они чокнулись и выпили. Взгляд Эндрю упал на трубочку, лежащую возле бутылочки с кетчупом. — А собственно, за какой туман мы пьем?
— За тот, что наступит через час, дорогой!
Озорной огонек исчез из его глаз.
— Я не хочу участвовать в твоих мазохистских ритуалах, Хейзел. В свое время я достаточно натерпелся. Если ты пришла сюда, чтобы помучить меня и себя, я не согласен.
Она погладила рукой бокал и покачала головой:
— Туман в данном случае наступает не из-за спиртного. Через час приеду домой и выпью сразу три таблетки, чтобы избавиться от боли, которая мучает целый день. Это настоящее проклятие! Иногда кажется, что я теряю рассудок.
— Да, с нейтральным тостом это совсем не вяжется, — заметил Эндрю, помешивая напиток. — Не знал, что тебе так плохо.
— Если станет хуже, операции не избежать. А потом десять недель в постели, если не больше!
— Зато мама будет довольна.
— Пожалуй.
Лед, тающий в бокале, напоминал дым. Хейзел неожиданно вспомнила, как в классе восьмом или девятом Эмили принесла домашнее задание, в котором требовалось найти скрытые послания, зашифрованные в рекламе канадского виски. У кого-то из учеников фантазия оказалась на редкость богатой. Ребенок насчитал пятьдесят раз слово «секс», которое якобы рассмотрел в кубиках льда. Вот в этом и заключается главное отличие полицейской службы от профессий, где также требуется умение растолковать увиденное! Только в ее работе увиденное должно действительно существовать.
— Прости, я веду себя по-свински, — извинился Эндрю. — Тебе сейчас не до шуток.
— Ничего, я не обиделась. Все идет как надо.
— Но боль тебя мучает!
— Ну и что!
Эндрю сжал в ладонях бокал.
— Так о чем ты собиралась со мной поговорить, Хейзел?
— Я просто хотела повидаться и узнать, как твои дела.
— Угу. Может, перекусим?
— Желаешь отобедать со мной в ресторане?
— Мы прожили вместе тридцать шесть лет. Один обед или ужин ничего не значит.
Хейзел помахала официанту рукой, взяла у него меню и передала Эндрю.
— Закажи мне что-нибудь на свой вкус.
Он выбрал два бифштекса с кровью.
— Мама убьет тебя на месте, — пошутила Хейзел.
— Она, наверное, кормит тебя одними салатиками из люцерны или еще какой-нибудь дрянью?
Хейзел закатила глаза к потолку и высунула язык, будто ее придушили.
— Мой Бог, да я продам душу за миску нормального салата! Энди, она посадила меня на корм для животных и разрешает пить только дистиллированную воду. Мне позарез нужен муж!
Эндрю улыбнулся язвительным шуткам, которыми славятся острые на язык, бойкие женщины семейки Микаллеф. А Хейзел вдруг захлестнула волна панического страха, словно кто-то покушается на ее жизнь. Она даже ощутила во рту его противный привкус. Проходили дни и ночи, а она и не подозревала о той силе, которая некогда позволяла ей ощущать прелесть жизни. Как же не хватает нежных прикосновений и участия любимого человека! Да, с рассудком-то все в порядке, а вот что прикажете делать с телом?
— Эндрю…
— Да?
— Мы растеряли все наши навыки. Обычно ты с легкостью читал мои мысли. А теперь, наверное, разучился!
— Многое забывается без практики, Хейзи.
— Ты ведь хотел узнать о цели нашей встречи? Кстати, я ответила, но мы опять заговорили совсем о другом.
Он отвел бокал ото рта.
— Что-то я не припоминаю этой части разговора.
— А ведь ты все слышал.
— Ну хотя бы намекни.
— Разговор шел об операции, но он почему-то вызвал у тебя ассоциацию с моей восьмидесятисемилетней мамой, которой предстоит нести меня в ванную.
Эндрю поперхнулся и поставил бокал на стол.
— Да уж, — сказал он, — я как-то пропустил это мимо ушей.
— Теперь-то ты слышишь? Скажи, до тебя наконец дошло?
Он открыл в изумлении рот, а потом медленно закрыл.
— Господи, Хейзел, как тебе пришло в голову просить меня об этом?
— У меня нет денег на приходящую сиделку!
— А если попросить Марту?
— Шутишь?
Эндрю тяжело вздохнул:
— Боже мой, да как же…
— Через две недели мне предстоит очередное обследование. По его итогам назначат точную дату операции, если посчитают ее необходимой.
— Жаль, ты раньше не сказала, что дела так плохи.
— Эндрю, все гораздо хуже, чем ты думаешь!
— А что мне сказать Глиннис? Она-то сразу заподозрит неладное и решит, что под предлогом операции ты манипулируешь мной и просто хочешь возобновить наши отношения.
— Ответишь, что вернешься к ней через десять недель.
Эндрю засмеялся, но глаза оставались грустными.
По дороге домой боль стала настолько невыносимой, что пришлось взять руль в одну руку, а другую, сжав в кулак, подсунуть под правую ягодицу. Эту точку показал лечащий врач, объяснив, что при нажатии боль утихнет. Впрочем, Хейзел старалась не сидеть на правой стороне. От выпитого виски перед глазами стоял туман. Наверное, хватила лишку за столом. Слава Богу, спиртное не повлияло на реакцию, и она вела машину, как всегда, уверенно. Похоже, действие алкоголя притупило боль в пояснице.
Они с Эндрю прекратили разговор об операции, когда принесли бифштексы, однако Хейзел чувствовала, что вопрос остается открытым. Ока подозревала, что предстоит неприятный разговор с Глиннис, и догадывалась, какие условия ей предложат. Все равно что вообще остаться без поддержки. После операции без помощи никак не обойтись, но и согласиться на условия Глиннис тоже нельзя. Если она и согласится, чтобы муж ухаживал за бывшей женой, то это должно быть где угодно, только не в доме у Хейзел. Туда Глиннис мужа не отпустит. Вот и делай что хочешь!
Хейзел подъехала к дому, пребывая в черной депрессии. Она пыталась вспомнить период своей жизни, когда все зависело от нее самой и находилось под контролем, осмысленным и разумным. А что теперь, что ждет впереди? Таблетки, постельный режим, бессонные ночи в ожидании безрадостного утра. Дни разлетались в разные стороны, сливаясь в долгие недели и месяцы.
— Ну как поживает наш проказник? — поинтересовалась Эмили у дочери, оторвавшись от телевизора.
— Мама, почти десять лет жизни вдали от нас проказами не назовешь!
— Тогда как идут дела у нашего беглеца?
— Нормально.
Эмили отвернулась от телевизора, чтобы лучше рассмотреть дочь. Хейзел вспомнила, как несколько часов назад вертелась на стуле в «Хохочущем вороне», поджидая бывшего мужа.
— Я сейчас в затруднительном положении, — сказала мать. — С одной стороны, тебе надо принять лекарство и лечь спать. День для тебя должен закончиться прямо сейчас.
Хейзел вошла в гостиную.
— Что еще случилось?
— Посмотри, вот с чем мне приходится иметь дело.
