– Не грусти, дитя мое, жизнь соткана из миллиона глупейших страхов…
Голос Гермеса вновь зазвучал где-то во мне и вокруг меня:
– Софи, что есть смерть?
Я хотела, как примерная ученица повторить, что смерть – это наш проводник на ступень выше, но вдруг вновь услышала слова Светланки: «Люди говорят, она была ужасна – вся в крови…»
И почти тут же передо мной возникло лицо ребенка, умиравшего на улице. Это было два дня назад: на моих глазах мальчишка лет пяти попал под колеса двуколки. Он лежал весь в крови, с чудовищно изломанными руками и ногами, и его глаза превращались в мертвое зеркало, которое ничего не отражает…
– Софи, дитя мое, в тебе продолжает жить страх смерти, – печально прозвучал голос Гермеса. – Значит, тебе необходимо пройти второй урок. Посмотри, что лежит на камине?
И вновь меня окутало теплое облако: великий Трисмегист подвел меня к камину, вся комната была наполнена его голосом:
– Возьми это оружие, Софи. Ты знаешь, что делать – то будет твой второй урок.
Все повторилось: я не помню, как в моей руке оказался пистолет дедушки, не помню, как нажала на спусковой крючок: оглушительный треск, дым…
…Я вновь была на залитой солнцем площади, и вновь мне улыбался Гермес Трисмегист, каждое мгновение волшебно меняясь – то у него было прекрасное лицо человека, то оно вмиг становилось головой ибиса.
Мы неторопливо шли с ним по дивному восточному базару, и Гермес угощал меня то сочными грушами, то источающими удивительную сладость персиками, то ароматной дыней.
– Смерти нет, мое дорогое дитя, – говорил он немного усталым голосом. – Жизнь – это бесконечная лестница на небеса, и подниматься по ней следует с радостью и верой, откладывая плоды мудрости в свою дорожную суму. Страх – первый враг человека, ибо он заставляет его не подниматься к небу, а катиться вниз, в преисподнюю… Ты поняла, Софи?..
Его слова питали меня, как манна небесная, я не могла насытиться их мудрым смыслом, пила каждое слово, как волшебное зелье. Все внезапно завершилось за два шага до высоких ворот.
И вновь я открыла глаза и увидела ужас на лицах окружавших меня людей – надо мной все так же склонялись расстроенные домочадцы, я видела залитое слезами лицо горничной и бледное как полотно, застывшее лицо деда.
– …За что, за что, о Господи? Мы ли ее не лелеяли, мы ли ее не любили…
«Вы стенаете – я едва не убила себя, а я отвечаю: нет, это Гермес положил мне руку на плечо! Вы говорите, что я едва не погибла, а я отвечаю: увы, я сердцем понимаю, что не дошла до рая всего лишь несколько шагов!..»
Я перелистнула страницу. Вот он – третий урок смерти, когда великая Софи Златогорская, все так же повинуясь дивной музыке голоса Гермеса Трисмегиста, испила чашу с ядом, стоявшую у ее ложа.
Все повторялось: внезапно нахлынувшие ослепительные краски радости, чей-то смех, улыбки, невероятная легкость бытия и тут же – измученные тяжким горем лица родных и близких, причитания слуг.
«Вы стенаете – я испила яду, а я отвечаю: нет, это Гермес положил мне руку на плечо! Вы говорите, что я едва не погибла, а я отвечаю: увы, я душой понимаю, что не дошла до рая всего лишь несколько шагов!..»
После этого Гермес возвестил Софье, что ее уроки смерти завершены.
«Я сидела в своем любимом кресле в моей комнате: дело шло к вечеру, все было погружено в полумрак, а мне так не хотелось зажигать свечей. Внезапно прямо передо мной возникла ослепительно-белая, искрящаяся и мерцающая фигура: Гермес Трисмегист с улыбкой протягивал мне руку.
– Благословляю тебя, дитя мое, ты успешно прошла уроки смерти. В сердце твоем растет сила. Отныне ты не боишься смерти, и значит, можешь жить!
Словами не передать радость, которая наполнила меня, как вода наполняет сосуд. Во мне не осталось и доли страха, я ощущала лишь жажду – жажду знаний и новых открытий.
На следующий день бабуля с лукавой улыбкой сообщила мне, что мы с ней отправляемся в Египет.
Египет! Великая страна великих фараонов и великих пирамид. Гермес Трисмегист, бог с головой ибиса, вел меня туда. Надо ли говорить, что, подъезжая к воротам города, я открыла для себя свой Золотой Город, город снов – Каир…»
Я сладко потянулась и отложила книгу в сторону. Удивительное дело – когда-то меня мгновенно вводили в раздражение все попытки Ольги просветить меня, ее безумное увлечение трудами некой Софьи Златогорской. А теперь, самостоятельно ознакомившись с одной из ее книг, я ощущала невольную благодарность Ольге: чтение доставило мне удовольствие, а уроки смерти Гермеса Трисмегиста, похоже, сделали меня сильнее. Теперь можно было и ложиться спать.
Я выключила ночник и почти тут же уснула.
Утро началось с трели телефонного звонка. Перевернувшись на другой бок, я протянула руку и вслепую нашла трубку:
– Слушаю.
– Вы не представляете, как я рад, что уговорил вас заняться этим делом!
Это была первая реплика Германа, произнесенная чрезвычайно бодрым и радостным голосом. Все как обычно: ни здрасте, ни до свидания. По всему выходило, что жизнь постепенно возвращается в привычную колею.
Я не успела никак прореагировать на эту реплику, как Герман тут же вновь торопливо заговорил:
– Кстати, насчет тары для наркотика – помните, вы меня попросили поискать? Я подумал: где чаще всего встречалась мне Наталья? Все очень просто: вообще-то она всегда была вездесуща, и встретить ее можно было где угодно. И все-таки чаще всего она сидела на кухне, у Светланы. Я спустился туда, подошел к столу, за которым Наталья вечно дула свой кофе. Вдруг ни с того ни с сего мне припомнился эпизод из какого-то американского фильма: там герой прилеплял пакет с наркотиком к нижней части стола, жвачкой. Я нагнулся и заглянул под стол.
Тут в голосе Германа послышались торжествующие нотки:
– Вы не поверите, но он был там – пакет с гранулами! Точно как в фильме – прилеплен жвачкой!
– Поздравляю, Герман, – я улыбнулась, потому что в этот момент мне на глаза попалась книга Златогорской, и я поспешила перевести разговор на эту тему: – Знаете, а я хотела бы сказать, что благодарна вам и вашей супруге за мое знакомство с Златогорской. Вчера я прочла часть ее автобиографии и получила огромное удовольствие, не говоря о пользе.
Бедняга Герман тут же растерянно кашлянул.
– Пользе? Какая же в том польза?
– Банальная: страх – наш главный враг. Победишь страх – будешь жить и радоваться жизни.
Ему потребовалось несколько секунд для ответа:
– Возможно. Надо будет как-нибудь выкроить более-менее свободное время и тоже прочитать сей труд.
– От души советую. Не пожалеете!
Он весело рассмеялся, и это во многом было наградой мне за весь труд следствия – истерзанный подозрениями и страхами клиент наконец-то радовался.
– Татьяна, я очень вам благодарен, – отсмеявшись, Герман тут же заговорил деловым тоном. – Завтра мою Ольгу выписывают из клиники. А танталовы муки всего нашего семейства с полицией начинаются уже сегодня – лично я буду давать показания в час дня. А вот вечером я хочу пригласить вас на встречу – во-первых, чтобы расплатиться с вами, а во-вторых, чтобы отметить успешное завершение дела.
Разумеется, я была обеими руками «за», а поскольку отныне я была абсолютно свободна, то предложила самому Герману назначить время и место встречи.
– Давайте встретимся в восемь часов там же, где и первый раз, – в ресторане «Каир». Заодно и поужинаем. Вы не против?
Конечно, я была не против, благо ресторан находился в паре шагов от моего дома и был своего рода символом: Каир – Золотой Город Софьи Златогорской, с которой все и началось. Мы уточнили еще несколько деталей и распрощались.
После череды серых дождливых дней погода неожиданно изменилась: дождь прекратился, и целый день на небе ярко светило солнце. Деревья стряхнули с листьев влагу, и золотые, красные, коричневые листья зашелестели, словно радуясь сухой погоде и последнему теплу.
Мы с Германом прекрасно посидели за ужином в ресторане, отведав шедевры восточной кухни и произведя полный расчет. Под конец Герман предложил мне прогуляться по набережной и просто поболтать. Разумеется, я была не против, потому как меня чисто по-женски интересовали отдельные истории его родных.
– Вы не представляете: весь наш дом словно очнулся после столетней спячки, все как будто бы вдруг отрыли глаза и впервые по-человечески взглянули друг на друга, – голос Германа в сгущающихся сумерках звучал возбужденно и радостно. – И удивительно, но факт: первыми заговорили о том, что всем надо бы разъехаться, сами сестры. Я не успел и рта открыть, как Светлана заявила: «Герман, я тебе очень благодарна, но, наверное, на днях я съеду на свою старую квартиру и снова пойду работать в кафе. Только, пожалуйста, не обижайся!»
Только я успел сообразить, что ответить, как Маша добавила, как бы между прочим: «Я тоже завтра съезжаю. Кстати, Инна вчера сказала, что уходит в монастырь». Вот такой вот расклад! А я всю голову себе сломал, думая, что сказать, чтобы никого не обидеть! Я ведь уже встретился с защитниками животных и обговорил с ними вариант открытия в доме ветеринарной лечебницы и приюта для бездомных животных.
