подевалось второе тело из бассейна, если оно действительно было, а также почему Лику ударили по голове? Что такого опасного она могла видеть или слышать? Кому помешала?
Все эти вопросы, выписанные в отдельный столбик, ждали своих ответов, и Лика отчего-то была уверена, что те обязательно найдутся.
Пора было идти к Светлане в гости. Антон достал из шкафчика бутылку какого-то коллекционного вина, и Лика тут же почувствовала себя нахлебницей.
– Неудобно идти в гости с пустыми руками, – сокрушенно сказала она. – Я даже не догадалась заехать в магазин и купить какой-нибудь торт. Ты же о вине подумал. У меня все время возникает странная мысль, что из нас двоих ты старший.
– Я не старший, и возраст вообще не имеет никакого значения, – отмахнулся Антон спокойно. – Я просто мужчина, который должен быть готов принимать решения и обо всем думать. Не переживай, бутылки вполне хватит. Светлана очень гостеприимна, и идти к ней со своей едой – значит обидеть.
Действительно, большой стол под яблоней ломился от еды. Навстречу Лике и Антону уже спешила хозяйка, а вслед за ней мужчина, видимо ее муж.
– Знакомьтесь, это мой Коля, – представила их друг другу Светлана. – У него сегодня выходной, вот я и решила пригласить всех на обед. В трудные времена соседи должны держаться вместе.
– И кто будет? – улыбнулся Антон. – Чувствую, придется идти за еще одной бутылкой. Тарелок-то расставлено вон сколько.
– Константин Ливерьевич приглашен. Жаль, Иринка не может, у нее сегодня смена. Доктор придет, у него прием до двух сегодня, так что должен успеть. Эльмира Степановна напросилась. Я, признаться, ее недолюбливаю, навязчивая она слишком, но отказать не смогла. Анечка обещала быть. Подружка моя. Давай, девочка, пока гости не собрались, я тебе альбом с фотографиями отдам. Вот как знала, что рано или поздно смогу передать хозяйке. Никак рука не поднималась выбросить. Вот вроде как и чужая, а все-таки память.
– Я вам очень благодарна, Светлана, – искренне радовалась Лика, принимая толстый альбом с обложкой из красного бархата. Да. Именно таким она его и помнила. – Вы даже не представляете, как мне это важно и что вы для меня сделали. Можно я посмотрю быстренько?
– Конечно. Располагайся на качелях и смотри сколько хочешь. Гости соберутся – за стол сядем, но минут десять-пятнадцать есть.
Лика отошла к качелям, стоявшим в глубине яблоневого сада. С трепетом подняла тяжелую обложку. Погладила пальцами толстые, глянцевые, очень белые листы. С пожелтевших фотографий на нее смотрели знакомые с детства, но двадцать лет не виданные лица: прабабушки, прадедушки, бабушка, дед, папа, мама, она сама. Лика знала, что позже разглядит каждую карточку до последней трещинки, а пока просто бегло листала страницы, словно желая осознать, каким именно богатством внезапно вдруг снова овладела. Ох, бабушка-бабушка, как же вольно ты обошлась с памятью о прошлом! Она ведь была не только твоя, но и наша тоже.
На последних страницах фотографии были уже двадцатилетней давности, для того времени современные, цветные, иногда щелкнутые модным в те времена полароидом. Вот дед снимал их с девчонками на пляже. Они с Катькой тогда баловались и перевернули на песок корзинку с клубникой. Ягод, крупных, сладких, выращенных бабушкой собственноручно, было жалко, и они собирали их липкими от сока пальцами, стараясь не раздавить и безуспешно стряхивая песок. Лица у них на фотографии были серьезные и насупленные.
Отдельно лежала пачка фотографий, перехваченная резинкой. Они были сняты в тот день, когда отмечалась помолвка Регины Батуриной и Влада Панфилова. Ну да. Вот Регина в том самом белом платье и с венком на голове. А вот и та сцена, которая все время всплывает в памяти: Влад кружит свою невесту на руках, и оба заливисто смеются.
А вот еще одна фотография, видимо тоже снятая дедом. На ней Регина одна и явно застигнутая фотографом врасплох. У нее на лице страх, губы сжаты в тонкую-тонкую линию, глаза расширены, но смотрит она не в объектив, то есть не на фотографа, а в сторону. Значит, боится она не Андрея Сергеевича Ковалева, а кого-то или чего-то другого.
– Лушенька, к столу, – послышался звонкий голос Светланы.
Лика подняла голову. Ну да, все гости в сборе.
– Иду! – прокричала она и машинально переложила следующую фотографию в стопке.
На ней дед запечатлел собравшихся у Батуриных гостей. Вот бабушка, она смотрит прямо в объектив, то есть на мужа. Вот рядом она сама, о чем-то шепчется с подружкой Катькой. Та в тот день была недовольна, завидовала сестре, оказавшейся в центре внимания. Она как раз за столом говорила что-то о том, что Влад совершенно напрасно женится на Регине, вот подождал бы пару лет, и она, Катерина, стала бы ему более подходящей женой. Опять зависть и ревность, точно.
На фотографии были и Константин Благушин с женой – маленькой, коротко стриженной женщиной болезненного вида – и дочерью, и Дмитрий Ермолаев, и Анна Марлицкая в клетчатой косынке известного бренда на шее и с довольно напряженным непонятно отчего лицом. Впрочем, это отпечаталось на лицах всех изображенных людей. Лика помнила, что помолвка была веселой и радостной, но именно в тот момент, когда дед поймал всех на фото, что-то сломалось, поскольку практически каждый человек на фотографии выглядел недовольным, расстроенным, напуганным или встревоженным. И все это дня за три до того, как Регину убили.
Лика попыталась сопоставить эту фотографию с другими, которые дед делал машинально, снимая все подряд. Кто на кого смотрит? Кто кого не любит или боится?
– Лушенька, девочка, поторопись. Суп остынет.
Она с сожалением захлопнула альбом, чтобы не заставлять Светлану звать ее в третий раз. Ладно, вечером у нее будет масса времени, чтобы хорошенечко рассмотреть найденные фотографии. Почему-то у Лики появилось предчувствие, что в них, щедро отщелканных дедом, найдутся ответы на многие вопросы. Оставив альбом на качелях, она подошла к столу, вежливо поздоровалась с гостями, невольно вздрогнула, увидев на докторе Ермолаеве те самые ярко-красные кеды.
– Рассаживайтесь, гости дорогие! – Светлана водрузила в центр стола огромный, пышущий жаром курник.
На Лику пахнуло вдруг давно забытой атмосферой детства, когда такие посиделки с соседями были делом само собой разумеющимся. Они часто собирались так в чьем-нибудь дворе, накрывая щедрый стол и зовя всю округу.
– Как в детстве, – шепнул ей Антон, и она поняла, что он тоже помнит ту счастливую безмятежность, оборвавшуюся со смертью Регины Батуриной.
Она окинула взглядом гостей. Все они выглядели вполне довольными и расслабленными. Совсем не так, как на той последней фотографии, которая никак не давала ей покоя.
– Курник! Горяченький. Подставляйте тарелки. – Голос Светланы вывел Лику из задумчивости.
На
