— Думаю, что в любом из этих вариантов, с твоей точки зрения, я выглядел бы комично, — ответил Эрвин.
— Хорошо, что у тебя присутствует самоирония, — ответила Анна.
— И все-таки, что тебе не нравится в доброй старой Австрии?
— Все нравится, но жить постоянно я бы здесь не могла. Здесь все противно моему нутру, если ты понимаешь, о чем я… Эти пряничные домики, дружелюбные лица вокруг, сельская, спокойная местность, даже этот короткий проход от вашего дома до трактира…
— Понятно, это же не десять остановок в московском метро с двумя пересадками, — подал голос Эрвин.
— Вот именно!
— Когда я приехал в Москву, у меня тоже возникло чувство неприятия всего, что увидел. Мне не нравились унылые люди, вечно спешащие куда-то, полное отсутствие уюта во многих домах Москвы. Но потом я привык и полюбил Россию…
— Я бы здесь с ума сошла, чувствую, как у меня ссыхаются мозги от безделья и сытой жизни, — вздохнула Анна, с удивлением заметив заглянувшего в дверь Марата.
— Вот вы где… Можно к вам присоединиться?
— Конечно! — с огромным облегчением в голосе пригласила его Аня, для которой было большим испытанием находиться наедине с сексуальным Эрвином.
— Заходи, — разочарованно протянул тот.
— Только в трусах! — добавила Аня.
— Я не австриец, я всегда в трусах, — рассмеялся Марат, — а Эрвин уже успел напугать тебя?
— Там нет ничего страшного и смешного, — ответил Ламар.
— Наконец-то мы смутили этого наглого австрийца! — обрадовался Марат, выглядевший весьма нелепо в семейных трусах.
Он погрузил свое большое волосатое тело в бассейн, сразу подняв цунами, и восторженно посмотрел на Аню.
— Наслышан о твоих подвигах, тронут до глубины души, даже не знаю, что сказать.
— Вот ничего и не говори! Сама не понимаю, что на меня нашло, — заявила Аня.
— Это Кристина тебя вином подогрела и придала смелости, — пояснил Марат.
— Пойдемте париться? — предложил Эрвин, у которого пропал интерес к бассейну при появлении Марата.
— Делаем несколько заходов? — уточнила Аня.
— А как же!
Глава 14
Аня поняла, что ее представления о жизни все больше и больше расходятся со взглядами австрийцев. Когда они вышли из сауны, первое, что увидела Аня, были сытые лица уже знакомых ей и незнакомых людей, сидящих за большим столом в гостиной.
— Праздник продолжается, — прошептала она.
Стол ломился от все тех же экологически чистых продуктов. Анну при виде ярко-желтого сыра с крупными дырками, огромного розового окорока с корочкой, ярких, словно искусственных, овощей и разложенных по тарелкам закусок просто затошнило.
«Сколько можно есть?! Они все время едят… и пьют, праздник ли, похороны ли. Интересно, когда они работают?» — подумала Аня, с трудом скрывая обуревавшие ее эмоции.
— Проходите! — радостно позвала их Ариадна. — Наш праздник там не удался, так продолжим его дома, — сказала она.
Аня с ужасом увидела, как красная жидкость уже наполняет большой бокал.
«Это молодое вино Ламаров будет являться мне в кошмарах», — мелькнула у нее мысль.
— Я что-то не хочу пить, — тактично сказала она.
— Бабушка обидится, — шепнул ей на ухо Эрвин.
— Как же?! Дорогая моя! Ты — наша героиня! Без тебя никак нельзя.
Анна со вздохом опустилась на стул. Настроение ее было испорчено, а вскоре и живот был набит до отказа. Как ни странно, но этот праздник живота вовсе не радовал Анну.
«Останусь здесь с Эрвином и через год не пролезу в дверь, а лет через пять буду лежать в наркологической клинике, думаю, в такой же дружественной обстановке».
Австрийцы, набив животы, сохраняли благостное выражение лица, пели незатейливые тирольские песни и даже пытались танцевать. Между гостями сновали маленькие дети в национальной одежде и раздавали всем конфеты. Каждый гость разворачивал фантик и читал написанное там пожелание: здоровья, удачи, счастья, любви, в общем, всего того, что желают друг другу люди во всем мире, несмотря на национальность, возраст и вероисповедание. Аня не сразу обратила внимание, что конфетка ей досталась, отличная от других и по размеру и по цвету фантика. Она развернула ее скорее по инерции, чем от желания полакомиться. На фантике был написан текст на английском языке:
«Дорогая Аня, мне очень надо с тобой поговорить. Я буду ждать тебя у себя дома сегодня ближе к ночи. Приходи обязательно, у меня жуткие опасения по поводу жизни любимого мужчины! И никому не говори, что я тебя пригласила! Кристина-стилист».
От таких «пожеланий» у Анны мурашки побежали по коже. Она растерянно смотрела на фантик.
— Что-то случилось? — приблизился к ней Эрвин, увлекая ее танцевать. — Ты не чувствуешь, что у тебя шоколад тает в руке? — Его глаза смеялись, а Аня чувствовала, как у нее тает сердце.
Она машинально взяла конфету в рот, а Эрвин, перехватив ее руку, облизал пальцы. Анну будто ударило током.
«Как-то нехорошо он на меня влияет, — с тоской подумала она, — может, мне в детстве вставили в кости металлические спицы, а в голову металлические пластины? А Эрвин ради повышения своего сексуального магнетизма носит в кармане мощный магнит?»
— Что предрекает твое послание? — продолжал прожигать ее глазами Эрвин. — Давай угадаю? Встречу с брюнетом, которая перевернет всю твою жизнь. Вас захватит любовь, страсть, главное, чтобы вы не проворонили свою судьбу, и тогда счастливая старость в окружении кучи детишек будет вам обеспечена.
Аня наконец вышла из оцепенения, скомкала фантик и запихнула его в карман, решив не жевать записку, как в шпионских боевиках.
— А что, если нам пройти в «номера»?
— Что? — не понял Эрвин.
— Заняться первозданным злом.
— Чем?
— У тебя тугоухость или ты тугодум?
— Ни то, ни другое.
— Сексом, заняться сексом, — пояснила Аня, решив покончить с наваждением самым радикальным способом.
— Сейчас?! — оторопел Эрвин, давно вьющийся вокруг Анны, словно кот вокруг сметаны, но не ожидавший столь внезапной сдачи крепости.
— Сейчас, — кивнула Аня, — или по австрийским традициям праздник молодого вина превыше секса?
Эрвин подхватил ее на руки и под недоуменные взгляды гостей (и один восторженный — Ариадны) понес ее с этого праздника жизни, который не смогло прервать даже вооруженное нападение.
Ане казалось, что она мчится на сказочной колеснице по небу, а копыта волшебных коней высекают искры золотых звезд. Анна шумно втянула ноздрями воздух и открыла глаза. Она лежала в объятиях Эрвина в его спальне и стук своего сердца принимала за волшебный стук копыт. И было от чего сойти с ума. Так сказочно Анна не чувствовала себя никогда в жизни, в нее словно влили струю «живой» воды и обжигающего пламени, причем одновременно. Как долго они упивались друг другом, она не знала, вконец потеряв ориентацию в пространстве и времени, но, судя по тому, что Эрвин отрубился совершенно без сил и напоминал улыбающегося покойника, а сквозь приоткрытые жалюзи просматривалось абсолютно черное небо, времени прошло предостаточно.
«Ну и что я проверила? Что себе доказала? Что теперь вообще без него не смогу? Я все время буду сравнивать всех мужчин с ним? Постойте-ка, о каких это мужчинах я думаю? Что за бред? Да мне никто больше не нужен! Черт бы побрал этого австрийца! Кто знал, что он ко всему прочему окажется еще и таким потрясающим любовником?»
Анна покосилась на Эрвина и спустила ноги с кровати.
«Что-то отвыкла я лежать в одной постели с мужчиной, словно украла что-то или сделала что-то непристойное, хотя непристойностей было предостаточно…»
— Ты куда? — очнулся Эрвин и, обняв, увлек ее снова в постель. — Никуда тебя не пущу….
— Не очень-то и хочется…
— Чего? — Эрвин открыл один глаз.
— Уходить от тебя, — ответила Анна и поцеловала его.
