Климов кивнул и, не задерживал шаг, включил вместо
ответа рацию.
— Я «Чистый», что за кипиш?
Стараясь идти быстро, чтобы водитель поспешал сзади, Климов услышал голос «Медика», буркнул «сейчас» и сел в кабину. На водительском месте лежала зеленая каска, обтянутая сеткой, над лобовым стеклом, в специальных пазах-зажимах, находился пистолет-автомат «Скорпион», чешского производства. В бардачке лежали «Макаров», три гранаты.
«Под сиденьем тоже кое-что имеется», — подумал Климов и начальнически-коротко ткнул пальцем впереди себя.
Водитель поджал губы, по-видимому, ждал от Климова каких-то слов, нажал на газ, переключил скорость, и на тыльной стороне его правой кисти Климов прочел синюшную татуировку: «Я прав».
— Чифаря и Музгу ждать не будем?
— Нет.
— Тогда, поехали.
Будничной, незаметной, по-домашнему теплой и спокойной показалась Климову жизнь инспектора уголовного розыска. Ледяной страх смерти все-таки коснулся его сердца. На повороте «рафик» занесло, и они юзом въехали во двор шахтоуправления. Остановились около двойной стеклянной двери, чьи ручки представляли собой большие металлические лепестки. То ли ромашки, то ли астры.
Охранники на входе расступились, пропустили Климова, кивнули на его кивок ответно.
«Третий этаж. Четвертый кабинет налево», — приказал он сам себе и деловым шагом прошел к лифту. Пересекая вестибюль, поразился его великолепию. Пол выложен большими плитами из бело-голубого мрамора, стеклянные двойные стены были обращены на север и на юг, а разноцветная керамика на декоративных переборках, деливших вестибюль на несколько отсеков, могла украсить любой выставочный зал. И трудно представить, что двумя этажами выше сидит тот, кто волен уничтожить в этом городе любого, и не одного, а всех. Вот только, как он это все задумал сделать? Вероятнее всего, взорвет вход в штольню, похоронит находящихся там заживо.
Чудовищная перспектива.
Войдя в кабину лифта, Климов расстегнул кобуру, проверил, хорошо ли держатся усы, надвинул на глаза кепку- афганку и похлопал себя по карману, где лежала граната.
«Если что, живым не дамся», — эту фразу он сказал на третьем этаже, но вышел на последнем. На четвертом. Слева и справа, далеко по коридору, там, где были запасные выходы и лестничные спуски, стояло по охраннику. Так он и думал. Стерегли выход на крышу. Напротив лифта стена была стеклянной. Двойное, в палец толщиной, рифленое стекло. Плечом не выбить.
Чтоб осмотреться и наметить путь отхода ему достаточно было секунды.
Сделав вид, что перепутал этажи, нажал на кнопку, но, махнув рукой, мол, долго ждать, быстро прошел по коридору, включил рацию, приложил к уху, и с выражением суровой озабоченности на лице поправил нож на поясе «спецназовца».
— Давно на стреме?
— Два часа.
— А там, — он показал на потолок, — кто из парней цинкует?
— Сармак и Чалый.
«Спецназовец» со вздернутой, почти что заячьей, губой и мелкими кудряшечками на висках отвечал четко, быстро, по-военному, без тени замешательства или тревоги.
«Значит, я верно угадал, — подумал Климов. — Это парни «Чистого».
— Сменишься, зайдешь. Вы с Чифирем мне пригодитесь.
— Жмуриков мылить?
— Узнаешь.
Сказав, что он сейчас будет у «Медика», Климов сбежал по лестнице, выключил рацию и сделал мрачный вывод: переговоры террористов с МВД и контрразведкой ничего пока не дали. Заложников стали расстреливать. Пусть даже изредка, по-одному… уже кошмарно. Скрепляют банду кровью и устрашают правительство.
Одни готовы топать за тобой, другие растоптать.
Климов вспомнил Федора и пожалел, что не рискнул бежать с ним вместе. Теперь казнил себя за собственную трусость.
Кабинет директора шахтоуправления находился за темно- вишневой с черными прожилками дверью, перед которой также, как и при входе в здание, стояли двое.
По тому, как они приветственно кивнули Климову, он понял, что и это «его парни».
— Музгу и Чифаря увидите, пусть не уходят.
— Ясно.
«Ничего вам, чугунки, не ясно», — прошел мимо них Климов и, даже не глянув на троих амбалов, куривших в приемной, резко поправил кепку-афганку.
— «Медик» здесь? — спросил он воздух впереди себя и дернул дверь.
Войдя в кабинет, невольно сощурился: яркие, сияющие хрусталем и позолотой люстры ослепляли.
Прямо от двери, по ходу Климова, сидел Сережа.
Санитар Сережа.
«Медик».
Он с кем-то говорил по рации, и Климов уловил его оброненную фразу:
— Да, Зиновий. В час по жмурику.
Климов невольно глянул на часы и, предупреждая все возможные вопросы, ускоряя шаг и напуская на себя озлобленность, по-воровски, двумя лишь пальцами: указательным и безымянным вытащил из нагрудного кармана письмо в целлофане.
— Могильщик подбросил. Тебе.
— Что это? — занятый какой-то своей мыслью, спросил «Медик» и отключил рацию.
— Письмо. Помеловка.
— Давай, — протянул руку «Медик» и, хмыкнув при виде четвертушки бумаги в пакете, кинул письмо рядом с собой, на стол.
Затем придавил его рацией, достал из кармана «камуфляжа» сигареты «Филипп Моррис», повертел в руках спичечный коробок с этикеткой, на которой большая красная капля падала на четкий лозунг: «КРОВЬ ВОЗВРАЩАЕТ ЖИЗНЬ!», посмотрел куда-то за ухо Климова, прикурил, фукнул на пламя, сбил его, подержал в ногтях полуобгоревшую спичку и, помедлив, сунул ее под крышку коробка. Вид у него при этом был завзятого хозяйчика, а не главаря террористов, который, перейдя черту добра и зла, внутренне уже агонизировал и, страшась собственной смерти, мечтал насладиться агонией других.
— Где Чифарь и Музга? — сосредоточенно потирая, пальцем левую бровь, затянулся сигаретой «Медик» и передвинул рацию направо. Пакет потянулся следом, заскользил по гладкой полированной поверхности стола, но на полпути отлип от рации.
— Увязались за Легавым.
— Справятся?
— Догонят.
— Я спрашиваю, да ты сядь, — текучий сизый дым на миг закрыл лицо нахмуренного «Медика», — им помощь не нужна? Куда он мотанул?
Климов не ответил. Перед ним стоял выбор: на какой стул сесть? Три стула вдоль стола, три стула — вдоль глухой стены, два стула — рядом с «Медиком» и восемь стульев — вдоль такой же широкой, стеклянной, как и в вестибюле, двойной стены, заменяющей окно в роскошном кабинете. Эта стена-окно выходила не во двор, а панорамно открывала взору Ключеводск. Навесы автотранспортного предприятия, базарчик, поликлиника, хозяйственный и книжный магазины…
Эту стену — против света — он и выбрал.
Все меньше шансов, что его узнают.
— Твой зухер мотанул за город. Но Чифарь его смарает. Без булды.
— А он мне с биркой на левой не нужен. Я живого его жду. Ты понял?
При каждом блаженно-замедленном выдохе «Медик» махал перед собой ладонью и разгоняемый им дым слоисто обтекал его лицо. Глаза с бесовской зеленцой и темный с ранней проседью волнистый жесткий волос напоминали Климову какого-то актера, но какого, он сказать сейчас не мог. Безукоризненно правильный нос красиво сочетался с моложавыми губами.
«А в психбольнице, в халате он совершенно был другим: тупым, отвратным, злобным».
— Ладно, — сказал Климов. — Чифарь знает. Не запорет.
«Медик» кивнул, затянулся, нажал кнопку на столе.
Дверь распахнулась. Вошли двое, подошли к столу. Оба «спецназ». В черных беретах, в черных костюмах, в черных ботинках. Классные бронежилеты, автоматы, кортики на поясах. Один сразу же стал рядом с «Медиком», другой подпер спиной высокий сейф, возле которого стояла кадка с пальмой, направил автомат на Климова.
«Какое счастье, что здесь нету Слакогуза, — ощутив под сердцем холодок, подумал Климов. И поднялся, разминая плечи. — Он бы меня сразу раскусил. Хитрая тварь.»
— Давай, читай — сказал он, направляясь к «Медику», — что там в язушке ментовской? Может, что дельное.
«Медик» докурил свой «Филипп Моррис», загасил, вздохнул, небрежно взял-подковырнул пакет и передал стоящему с ним рядом парню.
— Огласи.
— Может, ты сам? — стараясь не смотреть на «Медика», взялся за спинку стула Климов и услышал равнодушное:
— Нештяк.
Непостижимость в его глазах навела Климова на мысль, что мир любит тех, кто ненавидит тайну мира, кто презирает жизнь и продал душу дьяволу.
Стоявший рядом с «Медиком» рослый бугай, зубами надорвал пакет, вынул лист бумаги, развернул и — близоруко! — вперился в нее глазами.
— Муть какая-то, — заметил он негромко и поднес письмо ближе к лицу.
— Читай, читай, — приказал «Медик», но Близорукий вдруг смертельно побледнел, одышливо раскрыл широкий рот и, покачнувшись, рухнул на пол. Виском он зацепил угол стола, а локоть, его локоть, сбил на ковер рацию.
— Он что, наркоша у тебя? — с озлобленной прямолинейностью взъярился Климов и, не давая «Медику» ответить, стукнул кулаком по спинке стула. — Набрал черачников чумарных! Говорил тебе: моих бери! Музгу того же! Ну, чего стоишь? — накинулся он тут же на охранника, застывшего у сейфа: — Поднимай шланбоя, дай воды…
