Приказав «Чистому» вытянуться на полу, он еще раз поразился его атлетическому телосложению. Крепкие грудные мышцы, мощные плечи, прекрасные бицепсы. И ни одной татуировки. Чемпион мира, а не вор в законе. Главарь банды.
— Сколько твоих бойцов в деле? — спросил Климов, когда закатал «Чистого» в ковер, лежавший на полу.
— Пятьдесят два, — морщась от боли и своей беспомощности, просипел «Чистый». — Остальные «Медика».
«Не может быть, чтоб это было так. — подумал Климов. — Чем крупнее авторитет, тем больше у него обязанностей перед сильными мира сего, а те без присмотра «духовых» не оставляют. Имеют в их бандах своих порученцев, своих полномочных послов, представителей, секретных киллеров. Наемников-убийц. Чуть что не так, и «центровому» крышка».
— Кто за тобой?
Климов приставил к виску «Чистого» его хромированный «Магнум».
— Только живо. Я спешу.
— Я же ответил: «Чистый», в смысле, «Медик».
— А может быть, еще есть один «мытый»?
Уловив издевку, «Чистый» хмыкнул.
— Нет.
— А кто за «Медиком»?
— Не знаю.
— Климов ткнул ствол «Магнума» в рот «Чистого».
— Я тебя сейчас живьем сожгу… Полью бензинчикомизажгу спичечку… Ну, быстро!
— Я… — из рассеченной губы «Чистого» потекла кровь, — не знаю.
— Ладно, — встал с колена Климов. — Разберемся.
Он приподнял софу, подсунул под нее ковровый кокон с закатанным и перевязанным бандитом, так, что на виду торчали одни ноги, повесил куртку Федора на стул, заглянул в кухню, там было спокойно, включил рацию, послушал. В городе искали Климова-«могилыцика» и «шило». Это была школьная кличка Петра, и Климов понял, что поимкой «беглецов» руководит Слакогуз. По распоряжению «Медика».
Закрывая за собой дверь и проворачивая в замке ключ, он с досадой ощутил внезапное сопротивление: замок не закрывался. Как заклинило. Ни так, ни эдак.
«Чертова техника», — выдернув ключ из скважины, ругнулся Климов и плотнее притворил дверь. Перетаскивать оклунок с «Чистым» в квартиру напротив было некогда. С момента захвата городка прошло уже три с половиной часа, и как поведут себя бандиты в ближайшее время, Климов решить не мог. Все зависело от руководства внутренних дел и контрразведки, от их реакции на ультиматум, выдвинутый террористами.
Дверь, вроде, прикрылась плотно, туго, и Климов выскользнул из дома незамеченным.
В школу он вернулся через тридцать шесть минут. За это время ему удалось пробраться в переулок «Горный», расположенный между аптекой и филиалом института горных изысканий, где жила учительница по химии. Будучи ее любимцем, Климов нередко бывал у нее в квартире, и хорошо ориентировался «на местности».
В свое время она проговорилась, что боится умереть от опухоли мозга — у нее частенько побаливала голова, и что, когда врачи предложат операцию, она с собой покончит. Выпьет яд. Мышьяк или цианид калия. Скорее — цианид, он у нее есть.
Судя по убожеству обстановки и запущенности в комнате, учительница жила одна, и Климов сразу нашел яд — в темном флакончике с притертой пробкой. Склянка с ядом скромненько стояла рядом с пузырьком корвалола в аптечке. На кухне.
Обрадованный удачей, Климов заспешил в школу.
Пока добрался, промок.
Дождь начался сильный.
Проникнув в подвал тем же путем, что и раньше, подбадривая себя тем, что план должен сработать, поскольку он был прост до сумасшествия: ведь «Медик» ждет прихода «Чистого» и он к нему придет, вот только сделает, что надо, и придет. Климов надел противогаз, отмерил реактивы, еще раз проверил рецептуру, рассчитал химическое уравнение и приготовил отравляющий состав. Мгновенно действующий, но и мгновенно испаряющийся. Этим составом пользовались многие, особенно в дворцовых кулуарах. Пропись ядовитого состава Климов узнал на лекции по токсикологии, когда учился в «вышке» — высшей школе милиции. В Москве. Сказалось юношеское увлечение алхимией.
Как это ни странно, но в кабинете химии нашлась вода, целый двухведерный бак, должно быть, приготовленный для опытов, и Климов мысленно поблагодарил школьную уборщицу: воду для уроков запасала, видимо, она.
Слив приготовленный в колбе состав в мерный стакан, он вырвал из классного журнала мелко исписанный и разграфленный плотный лист, напоминающий по плотности чертежный, ему как раз такой и нужен, сложил его вчетверо, погрузил в ядовитую смесь.
Пока лист намокал, включил электроглянцеватель, найденный им в кабинете физики, когда-то в школе был фотокружок, развернул целлофановый пакет, прихваченный из дома учительницы, нагрел на спиртовке металлическую спицу, валявшуюся в ящике стола, и, захватив пинцетом мокрый лист, просушил его на глянцевателе. Еще чуть влажный, лист был снова сложен вчетверо, по старым сгибам, всунут в целлофановый пакет и запечатан: нагревшаяся спица хорошо заплавила открытый край.
Выключив глянцеватель, Климов перевернул колбу над раковиной, сполоснул ее водой, выплеснул остатки, осторожно, чтоб не повредить пакет, Спрятал его в грудном кармане «камуфляжа», выглянул из кабинета и сорвал с себя противогаз. Все-таки в нем было слишком душно.
Пройдя по вестибюлю, он зашел в учительскую, обшарил все ящики, шкафы и тумбочки, даже заглянул под старый кожаный диван, не говоря уже про кабинет директора, но все же не нашел того, что нужно. Постоял, подумал… Поднялся на второй этаж и за кулисами актового зала, отодвинув дощатую трибуну с гербом Советского Союза, обнаружил ящик драмкружка. Климов даже потер ладони: все было на месте! Парики, косметика, художественная гуашь, немного загустевший биоклей, а главное — трое усов: рыжие, отвислые, для деда Щукаря, которого когда-то играл Климов, посещал кружок, имел успех в школьном театре, закрученные вверх — гусарские, казачьи и тоненькие «в ниточку» для роли Хлестакова. Правда, черный волос «ниточки» изрядно поредел и растрепался, но это уже мелочи, дело гримера.
Запершись в учительской, Климов спокойно поработал над своим, теперь уже как будто бы и не своим, похожим лицом «Чистого» и вышел в вестибюль с легкой душой.
Его план должен сработать.
Пусть он безумен, но безумие — нормальное явление во время экстремальных ситуаций, катастроф и государственных переворотов. Ну, пусть не государственных, всего лишь местных, городских, но все-таки переворотов.
Покидая школу и выходя на улицу, снова под дождь и ветер, Климов убедил себя, что сработать может лишь надежный план, а надежным может быть простой и четкий ход. Чем проще, тем лучше. Так дилетанты в шахматы обыгрывают мастеров. Да и вообще, чтобы иметь успех у зрителя, надо играть. Играть в полную силу. И так во всем, чтобы играть, надо попробовать, чтобы выигрывать, надо играть. Играть, играть, играть. И он сыграет. Выиграет. Да. Он одним выстрелом тогда убьет двух зайцев. Лишит банду руководства и освободит заложников. Ту же учительницу, тех же соседей, Юлю… ее отца…
Вспомнив об Иване Максимовиче, Климов решил, что непременно наведается к нему, в его жилище, посмотрит схему горных разработок, штреков, штолен, лифтовых колодцев.
Непременно.
В свой план он верил, но и варианты надо было предугадывать.
А ветер, холод, дождь, посты, засады, радиопереговоры, стычки, схватки, рискованные действия, смертельная опасность давно стали для него той средой обитания, в которой он, где прямо, где в обход, торил свой путь. И чувствовал себя самим собой: решительным, удачливым, неутомимым.
Чувство это было глубоким, а глубокие воды русло не меняют.
Совершенно спокойно Климов миновал два бандитских поста, на виду у них включал рацию и ускоряя шаг, подошел к площади, отметил, что «Москвич» стоит теперь возле кафе, а черный «рафик» у аптеки. Поправив «Магнум» в кобуре, который был взведен, готов к стрельбе, он машинально посмотрел на небо, на вершину Ключевой, где по приезде он заметил флюгер. Несмотря на морось, он был виден Вертелся — не останавливался: над городом несся ветер со скоростью курьерского поезда, которому зажгли зеленый свет, но вскоре возвращался с той же скоростью.
Флюгеру Климов не позавидовал.
Так порой на месте кружится собака, пытающаяся схватить собственный хвост. Злится и скулит и еще пуще клацает зубами.
Водитель «рафика» — верткий сутулый крепыш выскочил из кабины — без оружия, без каски, но с тревогой на лице и побежал навстречу Климову. Сутулость придавала ему вид человека, решившегося наконец сказать то, что он думает, или сделать то, что он давно собирался, да вот отчего-то не мог.
— Там, это, «Медик» ждет, базар на стену мажет.
Климов кивнул и, не задерживал шаг, включил вместо
ответа рацию.
— Я «Чистый», что за кипиш?
Стараясь идти быстро, чтобы водитель поспешал сзади, Климов услышал голос «Медика», буркнул «сейчас» и сел в кабину. На водительском месте лежала зеленая каска, обтянутая сеткой, над лобовым стеклом, в специальных пазах-зажимах, находился пистолет-автомат «Скорпион», чешского производства. В бардачке лежали «Макаров», три гранаты.
