Николайчук только покачал головой в ответ на мои слова. Однако и сам сунул руку в карман, вытащил оттуда еще одну «приму» и тоже закурил. Мы с минуту сидели и молча курили.
— И вы сделали для Анатолия Дмитриевича такие ключи? — решила я возобновить разговор.
— Сделал, конечно, — отвечал Николайчук. — Толя мне и заплатил хорошо за работу. Сами понимаете, дружба дружбой, а жить-то мне на что-то надо…
— Когда это было?
— Дней пять назад он мне принес оттиски и сказал, чтобы я поспешил. За срочность, конечно, была доплата. Но через два дня весь комплект ключей был уже готов.
— Через два дня? — переспросила я.
— Ну, у меня же и в фирме полно плановой работы, правильно? — Николайчук смотрел на меня честно и искренне. — А там, по сути дела, четыре комплекта ключей оказалось, и все один другого сложнее…
— Четыре? — опешила я. — Вы же вроде бы сказали, что Ольховский заказал вам ключ от своего рабочего ящика…
— Это сам Толька мне так сначала сказал! — возразил с некоторой досадой Николайчук. — А когда я начал работать с оттисками, увидел, что их несколько. Вот и вышло в конечном счете четыре ключа, от четырех разных дверей соответственно. Я еще удивился, зачем они Тольке, но снова спрашивать его не стал. Я же рассказывал вам, как он сразу отреагировал на мои расспросы…
— И все четыре ключа были от сейфов? — спросила я.
— В том-то и дело, что нет! — отвечал старый мастер. — Два от сейфов, хотя и примерно одного типа, а другие два от дверей. Двери наши, тайзеровские, это я совершенно точно знаю.
Мне вспомнились тяжелые стальные двери от кабинетов главврача и зубного техника в клинике «Тан-мед». Впрочем, все это ровным счетом ничего не доказывало: тайзеровские двери стояли теперь повсюду — и в общественных зданиях, и в квартирах. Я некоторое время молчала, переваривая полученную от Николайчука информацию. Понятнее произошедшие события от нее, правда, не становились. Скорее наоборот — получалось совсем черт знает что. Да еще тот ключ с вензелем, что я видела в руках у Перепелкина!
— Скажите, а вы на всех изготовленных вами ключах ставите свой фирменный вензель? — спросила я.
— Не фирменный, а именной, — усмехнулся Николайчук. — И не вензель, а просто знак. Слово-то придумали какое — вензель!
— Так как же? — нетерпеливо спросила я.
— Нет, не на всех, — пояснил слесарь. — А только на тех, которые изготовляю по личному заказу. На других, которые по заказам фирмы делаю, я не ставлю ничего.
— Очень интересно! — сказала я. — А вам знаком человек по имени Роман Геннадьевич Перепелкин?
— Толя мне про него рассказывал. Это коллега его по клинике, — отвечал Николайчук без промедления.
— Вы в курсе, что его тоже убили? Вчера вечером…
Николайчук пожал плечами, ответил спокойно, но не без скрытой грусти:
— Слышал, конечно. Слухами земля полнится…
— От кого слышали?
— Да ну, неважно… — он скроил гримасу досады, но все-таки ответил: — От Толькиной жены… Звонила мне она сегодня утром, рассказала. Ужас, что творится!
— Странно… — пробормотала я. — Откуда ж она-то узнала?
— Говорю же, слухами земля полнится! — откликнулся старый рабочий. — Я так понимаю, теперь вы намерены спрашивать у меня про Перепелкина?
— Да, намерена, — я пропустила мимо ушей некоторую иронию в голосе моего собеседника. — Меня интересует вот что: вы ключи для Перепелкина по личному заказу случайно не делали?
— Нет, никогда.
— Странно… — произнесла я озадаченно и задумалась. Ключи с вензелем Николайчука не выходили у меня из головы.
— Ну, если честно, видеть-то я Перепелкина один раз видел, — заговорил вдруг старый мастер. — Толя как-то привел его сюда. Но работу заказал он не мне, а другому нашему слесарю.
— А почему? — встрепенулась я.
— Понимаете, внутри профессии слесаря есть разные специализации. Я вот, в принципе, могу сделать все, что угодно, но специализируюсь на ключах к дверным и сейфовым замкам… А сами замки, к примеру, делает другой человек…
— А какой замок нужен был Перепелкину?
— Ему даже не замок был нужен, — сказал Николайчук. — Он хотел себе какой-то особый чемоданчик сделать, сверхпрочный, с секретными замками… Как я понял, для перевозки каких-то особенных материальных ценностей. Своего рода переносной сейф…
— Обитый коричневой кожей?
— Наверное, — Николайчук усмехнулся. — Я-то сам чемоданчик не видел, у меня своей работы полно. Но, помнится, для него наш мастер коричневую обивку заказывал. Сделал чемоданчик, а потом елозил им по бетонному полу. Мужики тогда смеялись над ним, а он сказал, что клиент так велел.
Я не верила своим ушам.
— Когда это было?
— Чемоданчик-то когда изготовили? Сейчас скажу… — Николайчук основательно задумался и наконец сказал уверенно: — Шесть дней назад. Да, совершенно точно, у нас тут одно событие было, так что я запомнил…
Я машинально кивнула. Я не понимала абсолютно ничего, однако отважно продолжала задавать вопросы:
— А в каких отношениях был Ольховский с Перепелкиным?
— Ну, когда я их вместе видел, так вроде как нежная дружба…
— А на деле?
— А на деле… Ольховский иногда, ну, когда мы с ним выпивали, про свою клинику всякие мерзости рассказывал. Про всех — и про главврача, и про других стоматологов…
— А про Перепелкина что рассказывал?
— Разное… — Николайчук несколько замялся. — Всякую муть, такое, что я и не знал, верить или не верить… Что этот Перепелкин некачественное золото для коронок использует, да еще хуже — про его экспедиции на старые кладбища…
— Кладбища? — опешила я.
— Ну да, — Николайчук хмуро кивнул. — Кладбища и раньше-то не особенно охранялись, а теперь и подавно. Кто хочет, тот и приходи, что хочешь, то и делай…
— Что «делай»? — испуганно пролепетала я.
— Что, что, — сердито проговорил старый рабочий. — Клад ищи! Нужен только специальный золотоискатель большой мощности…
— А дальше что? — Я глядела на Николайчука во все глаза и никак не хотела верить в то, на что он намекает.
— А дальше лом и лопата в руки — и вперед! — Николайчук снова усмехнулся, и мне стало жутко. — Золото ведь от лежания в земле не портится, не ржавеет…
Я была не в силах произнести ни слова. В кабинете Перепелкина при разговоре с ним я ляпнула про кладбища просто так, по наитию, больше желая эпатировать зубного техника абсурдностью и невероятностью своего подозрения, а оказывается, попала в самую точку. Выходит, Перепелкин испугался, что потенциальная клиентка в моем лице, которая слышала какой-то звон про кладбищенские раскопки, может уйти и не сделать заказ на коронки, и чтобы разубедить, показал мне пресловутый «золотой чемоданчик». Как он буйствовал потом, когда я случайно застала его в мастерской! Голова моя шла кругом, и я не знала, что и думать.
— Вы уверены, — спросила я нерешительно, — что Перепелкин был этим… как его… гробокопателем?
— Ну откуда ж? — возразил Николайчук. — Ольховский так говорил. Еще он говорил, что у Перепелкина в подвале клиники целая подпольная мастерская оборудована, где можно что угодно с золотом делать. Оно же не сталь, легко плавится.
Я кивнула. Я сама видела мастерскую. И место, где хранится золото, видела случайно, к величайшему неудовольствию хозяина, собиравшегося даже убить меня за это и закопать в подвале… Все сходилось, все становилось понятным: и гнев, и страх Перепелкина, и его кровожадность, и готовность похоронить меня рядом со своим рабочим местом. Гробокопатели уж точно призраков не боятся, знают по опыту, что мертвые совершенно безопасны. В отличие от живых.
— А что еще интересного вам рассказывал Ольховский? — спросила я моего собеседника. Я чувствовала, что наш разговор ужасно затянулся, но Николайчук вроде бы никуда не спешил. Мы с ним закурили еще по сигарете.
— Много чего, — отозвался он и снова усмехнулся. — Я, честно говоря, плохо помню. Ведь рассказывал-то он под это дело… — Николайчук приложил к горлу указательный палец.
— Да, вы уже говорили.
— Ага! Так-то Ольховский был очень скрытный. Трезвым никогда про себя или про свои дела лишнего слова не говорил. А как выпьет сто грамм, так и пошел трепаться…
Я понимающе кивнула. Еще в Древнем Риме говаривали «In vino veritas», то есть «истина в вине», — как раз по такому поводу.
— А он вам потом, в минуту откровенности, не говорил, что ему кто-то угрожает? — спросила я. — Кстати, и про то, зачем ему комплект ключей понадобился?
— Да какое там! — отвечал старый мастер. — Я как с него деньги за ключи брал, предложил было выпить, отметить выполнение заказа. Но он наотрез отказался. Сказал, нельзя ему больше пить, врач запретил категорически…
— Думаете, правда, врач?
