Усадив Эйдена за стол, доктор Фостер села рядом со мной.
— Прошу прощения, если вам показалось, что я разговариваю с ним как с маленьким ребёнком, но я полагаю, что пока с ним лучше обращаться понежнее.
— Я делаю так же. Он и правда не похож на шестнадцатилетнего. — Я вспомнила о том, как ведут себя дети в школе: эдакие самоуверенные и громкоголосые петухи, считающие себя центром Вселенной и искренне верящие в то, что вся эта Вселенная им подвластна.
— Это верно, но со временем он компенсирует отставание, — заверила она. — Отмечаете ли вы в нём какие-нибудь изменения к лучшему?
— До сих пор он не сказал ни слова. Вообще ничего. Правда вот…
— Продолжайте, — сказала она.
— Мне кажется, что один раз он запел.
Доктор Фостер всем телом подалась вперёд, и мне не понравилось какое-то нехорошее возбуждение, блеснувшее у неё в глазах. Я уже представила, как у себя в воображении, наполненном танцующими от радости фунтами стерлингов, она сдаёт в печать статью под названием «Дикое дитя из Йоркшира».
— В самом деле? Что же спровоцировало его на это?
Я сложила ладони и зажала их ногами, чтобы перестать, наконец, растирать сухие корки на коже, которые уже покраснели от постоянного раздражения.
— Мы с мужем слегка повздорили. — Я взглянула на доктора Фостер, ожидая встретить в её глазах неодобрение.
— Я вас не осуждаю. Всю последнюю неделю ваша семья пребывает в крайне стрессовой ситуации, а посему небольшие конфликты более чем ожидаемы.
— Эйден находился в другой комнате. Это было в тот день, когда мы ездили к лесу, и я была… не в своей тарелке. Подъезжая к дому, я увидела толпу журналистов и решила поехать к своей лучшей подруге. Позже туда приехал Роб, он был весь на нервах: какому-то репортёру удалось его сфотографировать, а ещё он вбил себе в голову, что в похищении непременно обвинят его. Он сказал, что в таких ситуациях пресса всегда кидается на отцов. Потом я рассказала ему о нашей с инспектором затее, и он окончательно вышел из себя.
— Он распускал руки?
— Нет. Просто говорил на повышенных. А потом, когда он на секунду утих, я вдруг услышала, будто в гостиной кто-то поёт тоненьким голосом. Мне кажется, это был Эйден. Мы были на кухне, а он сидел там один и смотрел диснеевские мультики.
— А вы уверены, что это был именно Эйден? Может, эти звуки издавал кто-то из персонажей?
— Вроде не похоже ни на одного из них, — пожала плечами я. — К тому же когда я вошла в гостиную, звук на телевизоре был выключен.
— Вы смогли разобрать слова или мелодию?
Я покачала головой:
— Слов я не слышала, лишь тихий голос. Знаете… будто бы призрак пел, как в этих ужастиках, когда призрак в ребёнка вселяется, или кукла оживает, и на фоне какая-нибудь жуткая песенка звучит…
Её губы тронула лёгкая улыбка:
— У меня муж такое смотрит, так что могу себе представить.
— В общем, что-то в этом роде. Жуткая детская песенка. — Я содрогнулась всем телом. Вернувшись домой от Джози, я особо не вспоминала о песне — думать больше приходилось о толпе репортёров и о том, чтобы на время изолироваться от внешнего мира. Может быть, Джейк был прав и я с этим перегнула палку.
— А после этого случая? — спросила она.
— Ничего, — покачала головой я. — Ни звука. Даже всхлипа не издал.
— В тот раз, когда вы слышали пение, кто-нибудь ещё слышал его голос?
— Вообще-то, нет. Только я. Вы думаете, это плод моего воображения?
— Нет, — ответила она таким тоном, который не исключал того, что именно так она и думала. — Совсем не обязательно, однако мы не можем исключить и такое объяснение. Так, теперь расскажите мне, пожалуйста, хорошо ли Эйден спит после возвращения из больницы?
— Он каждый день отправляется в постель в восемь вечера, а в девять я к нему заглядываю. Он всегда лежит с закрытыми глазами, но я не уверена, спит он или нет. Иногда мне кажется, что он притворяется.
— Почему вы так думаете?
— Просто из-за позы. Он лежит на спине, вытянув руки вдоль тела — выглядит как-то не очень естественно. Иногда я захожу его проверить попозже, уже ночью, и вижу, что он повернулся на бок — вот это уже более нормально.
— А кошмары не мучают?
— Он спит с открытой дверью. Всегда. Я никогда не закрываю дверь в ту комнату, где он находится. Думаю, это ему помогает, ведь после возвращения домой он спит хорошо. Один раз видела, как он ворочался во сне, но не стала будить, потому что знаю, что он не любит, когда его часто трогают. Это продолжалось буквально полминуты, а потом он погрузился в глубокий сон, и всё было нормально.
Доктор Фостер постучала ручкой по раскрытому блокноту:
— Это очень хороший знак. Он отдыхает и явно прибавил в весе. Всё идёт как надо, миссис Прайс-Хьюитт, вы всё делаете правильно!
— И вы это говорите, несмотря на то, что лицезрели на днях в лесу? — делано хохотнула я.
— Да, конечно. Это нормальное человеческое поведение, Эмма, постарайтесь не корить себя из-за того случая. Все были под сильным стрессом. Для Эйдена подобный эксперимент оказался немного преждевременен, вот и всё. — Она откинулась на спинку кресла. — Ну а как у вас дела? Может, вас тоже направить психотерапевту? Вы пережили из ряда вон выходящее событие, и его обсуждение может помочь вам прийти в себя.
— Нет, спасибо. Я уже проходила терапию после того, как узнала, что Эйден утонул. В какой-то степени она помогла, но далеко не во всём. Я в порядке. Я думала, Эйдена нет в живых. Я уже пережила самую страшную боль, с какой только может справиться человек, так что всё, что бы теперь ни случилось, будет лишь бледной тенью того ужаса. Справлюсь, всё будет нормально.
— Есть большая разница между «нормально» и «хорошо», Эмма, — мягко произнесла доктор Фостер, уткнув подбородок в сложенный кулак. — Вы всем нужны здоровой и счастливой, особенно Эйдену. Помните об
