искать, за что опять посадить. Господи, да что с вами такое?!
Разъяренный Загорцев оборвал-таки вызов и бросил телефон на кровать. Тимофей тяжело откинулся на спинку кресла. Безучастно следил за тем, как Загорцев мечется по номеру. Как сорвал крышку с пластиковой бутылки, принялся жадно пить. Воду, вместе с ужином, ему заказал вчера Тимофей. Он заказал и завтрак – который, кстати, уже должны были принести, – и обед. И вот с чего, вероятно, следовало начинать этот разговор.
«Как вы устроились? Позавтракали? У вас все в порядке?» Вероника, вероятнее всего, начала бы именно с этого. Ничто не располагает людей лучше, чем бессодержательные вопросы…
Надо было все-таки дождаться Веронику. Несколько часов ничего бы не изменили. Хотя… Загорцев в запале все-таки сказал кое-что относительно ценное. «Неужели я не смог бы победить без этой ерунды?» – вот что он сказал. А значит, Ильичева все-таки шантажировал. И речь однозначно шла о победе в конкурсе.
Отшвырнув телефон и немного успокоившись, Загорцев вернулся в ванную. Снова долго стоял под душем – до тех пор, пока, судя по ощущениям, не смыл с себя все.
И двухдневное пребывание в тюремной камере, и чудовищную жару, продолжающую терзать город, и кучу бюрократических проволочек, предшествующих освобождению.
И этого странного адвоката, который взялся неизвестно откуда и хотел непонятно чего. И не менее странную девицу, устроившую истерику возле поста дежурного, которая при виде Загорцева хлопнулась в обморок.
Девицу быстро привели в чувства, следователь помог ей, чуть живой и ничего не соображающей, пройти к нему в кабинет. Куда она делась потом – этого Загорцев так и не узнал. Наверное, вывели через какой-нибудь запасный выход. Ну, или навесили статью и закрыли, чтобы поправить статистику, с этих станется.
«Кто это?» – спросил тогда недоумевающий Загорцев.
«Судя по тому, что я успел услышать, дочь погибшей уборщицы», – глядя своим странным, отсутствующим взглядом куда-то мимо него, равнодушно ответил адвокат.
Загорцев вздрогнул.
Проклятье… Вот чего он точно никак не мог предвидеть, так это подобного. Бедная девочка. Если кого и можно назвать невинной жертвой во всем этом кошмаре, так это ее. И не объяснишь ведь ничего. Ей сейчас не объяснения нужны, а кровь. Месть.
Выключив воду, Загорцев насухо вытерся и вышел из ванной. Упал на кровать, широко раскинув руки, уставился в потолок.
Н-да, ситуация… И что теперь делать? Все инстинкты, объединившись с логикой, хором кричали, что нужно бежать из Москвы. Причем бежать как можно скорее и дальше. Сколько пройдет времени, прежде чем за ним придут снова и вернут в камеру? Зависит от того, как далеко успел уйти Корсаков. А уж у него-то времени было – хоть отбавляй. Если не дурак, то он уже где-нибудь в Австралии, носит густую бороду и темные очки.
Дерьмовая ситуация, от и до. И расслабиться сейчас – значит подписать себе приговор. Нет уж, надо действовать.
Загорцев сел, кряхтя, дотянулся до стола и взял с него телефон. Включил – слава богу, вчера вместе с ужином ему передали зарядку. Своя осталась в машине, которую отогнали на штрафстоянку вместе со всеми его вещами. Для того чтобы забрать машину, нужно изрядно побегать, а этот чертов адвокат приказал сидеть здесь. Именно приказал – таким тоном, что спорить Загорцев не решился. И, получается, переместился из одной камеры в другую… Впрочем, по сравнению с предыдущей, эта хотя бы комфортабельная. Тут есть душ. И никаких гнусных рож по углам. И окно…
Окно было слегка приоткрыто, кондиционер в номере отсутствовал. Хотя гостиница – явный новодел, с модными, начинающимися в полуметре от пола и заканчивающимися почти у потолка, высоченными окнами. Загорцев отложил телефон (со вчера ничего не изменилось; пропущенных всего ничего, и – ни одного от так называемой невесты. Она, конечно, не смотрит новости, но блин…) и подошел к окну. Открыть его пошире не позволял замок.
Вот же чертова «безопасность», которая в двухтысячных, словно новый тип вируса, расползлась везде и всюду! Это нельзя, то запрещено, сюда не моги… Все – лишь бы сохранить жизни сотен идиотов, без которых, может, мир стал бы лучше. А нормальным людям, между прочим, дышать уже нечем.
Загорцев немного повозился с замком. Тот даже не пытался сделать вид, что представляет собой серьезную преграду, – хрустнул и сдался.
Загорцев распахнул окно, и его окатило жаркой волной духоты. Это в девять-то утра… Что же дальше будет? Тело моментально покрылось пленкой пота, как будто и не был в душе. Загорцев выругался сквозь зубы, но окно закрывать не стал. Зря возился, что ли?
Ничего, к вечеру похолодает. Надежда умирает последней.
Гостиницу снял для него адвокат, Тимофей Бурлаков. Оплатил и велел не высовываться. В номер он поднялся первым и долго тут что-то осматривал, точно телохранитель. Загорцев ждал в коридоре. Лишь после того, как закончил, адвокат позволил ему зайти.
«Почему я должен сидеть здесь? – возмущался Загорцев. – Мне машину забрать нужно. И вообще, я…»
«Вас могут убить», – спокойно сказал адвокат.
«Меня? – изумился Загорцев. – Кто?»
«Тот, у кого не получилось вас подставить. Тот, о ком вы не хотите мне рассказать».
И снова в светлых, почти прозрачных глазах – ни тени эмоций. Парень говорил так уверенно и спокойно, что по коже забегали мурашки. Загорцев кивнул и пообещал сидеть тихо, как мышь.
Но ведь на телефон запрета не было, верно? А уж после того, что он услышал сейчас!.. Если Тимофею известно о фотографиях – черт знает, что еще этому психу удалось раскопать.
И Загорцев, подумав, набрал номер, по которому мечтал позвонить уже двое суток. Был готов услышать «Аппарат вызываемого абонента…». Был готов к тому, что трубку никто не возьмет.
Но уже четвертый гудок оборвался на середине, и знакомый голос с легким удивлением ответил:
– Ты? Серьезно?
– Серьезнее не бывает. – Загорцев старался говорить ледяным тоном, в такую жару это было даже приятно. – Ничего не хочешь мне сказать?
– Может, это ты мне хочешь что-то сказать? – возмутились в ответ. – Ты… Тебя что – выпустили?
– Неожиданно, да? – съязвил Загорцев. – План был немного иной?
– Какой еще «план»? О чем ты?
– Ой, да ладно! Передо мной-то можешь не ломать комедию. Думаешь, я не заметил, что пачка была вскрыта?
Долгая-долгая пауза.
– Загорцев, ты – больной.
– Я – больной?! – Лед дал трещину, и под ним обнаружился кипящий лавой вулкан. – Я?! Не-е-ет, я-то как раз в своем уме. И вот что хочу спросить. Во сколько ты оцениваешь мои показания?
– Какие еще показания?