так одет?
Как будто только сейчас красная пелена гнева спала, и она разглядела его.
— О, знаешь что?
— Нет.
— Ну, вечерок выдался еще тот. — Он выдавил смешок. — О, я так рад тебя видеть. — Он двинулся к ней раскинув руки, и тут она заметила бугор на месте кармана его брюк.
— Вижу, — заметила она язвительно, — к тебе вернулся прежний задор, Ричард?
Он посмотрел вниз.
— О, ха! Нет, я хотел сказать «да», но нет.
И он неуклюже вытащил из кармана пистолет как раз в тот момент, когда появилась Валери: в его пижаме, с намотанным на голову полотенцем и бокалом шампанского в руке.
Клер переводила взгляд с Валери на Ричарда и пистолет, снова на Валери, на пистолет и наконец остановилась на Ричарде.
— Ты должен был встретить меня, — слабо выдохнула она, прежде чем рухнуть на диван, едва не придавив Паспарту.
Ричард медленно поднимался по лестнице с завтраком на подносе, стараясь ничего не разлить. Он хотел, чтобы все было безупречно и не возникло ни одного повода для недовольства, но это было единственной причиной его медлительности; он еле перебирал ногами, не желая выяснения отношений, столь необходимого и неизбежного.
Он замер у двери спальни, собираясь с мыслями: а нужно ли стучать? В конце концов, это была его спальня, официально их общая спальня, хотя вчера он спал на диване, даже после того как убедил Валери, что ей лучше ночевать в chambre d’hote, а не в комнате его дочери. Свет в общем зале наконец-то погас, так что путь, вероятно, был свободен. Валери, надо признать, с радостью его послушалась. Решив не стучать, Ричард локтем аккуратно нажал на ручку и толкнул дверь ногой.
Если он ждал, что в комнате будет темно и ему придется будить Клер утренним чаем, то глубоко ошибался. Жалюзи были подняты, комнату заливал солнечный свет, а Клер восседала в центре кровати, обложенная горой подушек, со скрещенными на груди руками, а выражение лица обещало если и не конец света, то как минимум серьезное ухудшение погоды.
— Я слышала, как ты копошился за дверью, — холодно произнесла она.
— Не знал, проснулась ты уже или нет, — ответил он с фальшивой жизнерадостностью. — Я принес чай и сок. И круассаны, если захочешь.
Поставив перед ней поднос, он чмокнул ее в лоб. К его величайшему удивлению, она не сделала попытки уклониться.
— Спасибо, — сказала она просто.
— Как самочувствие?
Он примостился на краешке кровати.
— Немного ошеломлена, Ричард, если честно. Да, подходящее слово, ошеломлена.
— Да, — протянул он задумчиво, словно доктор, ставящий диагноз, — прости, что не встретил в аэропорту. Не знаю, как это выскочило из головы.
Она осторожно потянула за край круассана, стараясь не крошить на постель.
— Я правда думаю, Ричард… — Видно было, что она изо всех сил старается сохранять спокойствие, но по тому, как она дернула за другой краешек круассана, Ричард понял: нужно вести себя осторожно, иначе не миновать беды. — Считаю, что твоя неявка в аэропорт — это последнее, что нам стоит сейчас обсуждать, правда?
Она посмотрела ему в глаза, и он ответил ей тем же, решительно настроенный не сдаваться. Ну, по крайней мере, не сразу.
— Наверное, да.
— Не помню даже, как оказалась в кровати. Ты меня принес?
— Да, конечно.
— И ты переодел меня на ночь?
— Да. — Повисло молчание. — Мы ведь все еще женаты! — Снова молчание.
— А та, другая женщина?
— Постоялица в chambre d’hote.
— Но ее ведь здесь не было, когда…
— Конечно, нет. Она отправилась к себе, я отнес тебя наверх и… устроил поудобнее.
— Кто она? — в голосе Клер слышалась тревога, а к этому он не был готов.
— Она постоялица в…
— Да, постоялица в chambre d’hote, ты уже говорил. Но кто она?
— Ее зовут Валери д’Орсе, и она сейчас в поисках дома в этих местах.
До него внезапно дошло, что он понятия не имеет, зачем Валери д’Орсе приехала в эти места.
— И вы вдвоем… — Вопрос, так и не заданный до конца, повис в воздухе.
— Ничего такого, просто постоялица и хозяин гостиницы.
— Правда? Так, значит, всем привлекательным гостьям ты одалживаешь пижаму со своей монограммой? Они за это доплачивают?
— Это длинная история, — угрюмо произнес он.
— Эту пижаму я подарила тебе на Рождество, — добавила она с явно наигранной обидой на лице.
А он внезапно вспомнил: на то самое Рождество. Они приняли решение постараться стать ближе физически, вернуть в отношения былую страсть, несмотря на всю усталость и разочарования среднего возраста. Она купила ему шелковую пижаму, а он ей — длинную шелковую же ночную сорочку. Это был красивый жест, они радовались тому, как элегантно выглядят в подарках и какими зрелыми себя чувствуют. Они так отличались, хоть это и осталось невысказанным, от их друзей, Томпсонов.
К вечеру между ними так и искрило, причем буквально, и в тот момент, когда из искры должно было вспыхнуть пламя страсти, разряд статического электричества прошел между их шелковыми нарядами, отчего Ричард шлепнулся на пол, отколов зуб, а Клер заработала мигрень, не проходившую целую неделю. Это была катастрофа. Про себя он понадеялся, что Валери не станет слишком активно наглаживать Паспарту, иначе бедный пес превратится в злобного дикобраза.
Он покачал головой: неподходящее время для мыслей о Валери.
— А пистолет? — Клер, очевидно, решила, что разумнее будет закрыть тему шелковой пижамы.
— Повторюсь, — сказал он, — это долгая история.
Она со вздохом отставила в сторону поднос и устроилась поудобнее под одеялом.
— Что ж, у меня полно времени, Ричард. Давай послушаем твою историю: эти странные костюмы, пистолеты, красивые женщины — все это так напоминает один из твоих фильмов… Я вся внимание.
Он терпеть не мог фразу «один из твоих фильмов», словно он ребенок и это — его игрушки, а она слишком взрослая для них. Хотя в чем-то она была права: это действительно напоминало классический фильм в жанре нуар, особенно вчерашняя сцена с беспамятной Клер, лежащей на диване, Валери, стоящей над ней в пижаме героя, и самим героем, сжимающим в руке пистолет. Сплошной Рэймонд Чандлер [63] в комплекте с Богартом и Бэколл [64].
— Ричард! — Клер щелкнула пальцами. — Где ты витаешь? В очередном фильме, да? Постарайся задержаться в настоящем, дорогой, ты сможешь.
— Хорошо, — сказал он, сам не зная, что говорить дальше, но внезапно где-то внутри вспыхнула мысль, что честность — лучшая политика. Кроме того, он понимал, что не в состоянии выдумать что-то, хоть отдаленно совпадающее с известными ей фактами. — Несколько дней назад у меня остановился мсье Граншо…
Следующие полчаса или
