потому, что в ее окружении таковых не было. Родственники всегда отличались горячим норовом.
Утро среды омрачилось плохими известиями от Гарика, который скорбным голосом всепропальщика жаловался на жизнь:
– В обезьяннике сидел в Новый год, Тань, твой Руслан. Все, что я могу ему вменить, это организация незаконного казино и вождение без прав. У меня кончились подозреваемые, Таня! – его голос сорвался на визг от излишнего драматического напряжения. – Кого ни возьму, у всех алиби! Подростки эти немытые, укуренные. Гомон твой, весь такой положительный, аж зубы сводит! Руслан и тот под наблюдением был. Даже его угрозы такими не считаются. У текстовиков наших спросил. На фиг мы их вообще держим, непонятно!
– А может, все-таки подростки? – с надеждой спросила я.
– Следов никаких, Таня. Их сразу в лабораторию же погнали. Все проверили, и под ногтями, и одежду, и мочу. Это ж какими гениями нужно быть, чтобы накачать парня наркотой, избить его, а потом, будучи пьяными, еще и прибраться за собой! Не верю я в это.
– Подожди, Гарик, мы уже близко, надо только понять, с какой стороны подойти к выходу, – попыталась успокоить я бывшего сослуживца. – Подождем до вечера, а там, глядишь, ответ придет от оператора, узнаем имя владельца. Если он был в стране, все равно где-то да отметился.
– Они тут целыми аулами живут, каждого проверять жизни не хватит, – уже спокойнее возразил Папазян.
– Не драматизируй, пока у нас для этого нет причин.
Я не часто наблюдала капризного Гарика, и, как правило, за этим стояло что-то еще, помимо заявленной причины неудовольствия. Что послужило в этот раз спусковым механизмом, я старалась не думать. В конце концов, мы все вольны время от времени впадать в панику и ожидать сочувствия ближних. Сегодня это сделал Гарик, а завтра, кто знает, очередь дойдет и до меня.
День прошел в поисках заказанных Ленкой яств. Для предстоящего пиршества я выбрала французские кремовые пирожные в кондитерской, что располагалась за углом от моего дома. Целая корзина сахарной пудры, хрустящей меренги, взбитых сливок и пропитанных сиропом бисквитов должна была навсегда убедить подругу, что в красивой жизни я кое-что понимаю.
В качестве кофейного акцента вечера был выбран орехово-карамельный Медельин из моих личных запасов.
Ровно в девять вечера, уставшая и злая на весь белый свет, но с огромным букетом цветов, Ленка ворвалась ко мне в квартиру. Сунув мне тяжеленный пакет, она сняла свои пугающие меня до жути сапоги на шпильке и прямо в шубе упала в кресло.
– Пообещай мне, Иванова, – произнесла она замогильным голосом, – что, если у тебя когда-нибудь будут дети, ты станешь адекватной родительницей. Иначе мне придется тебя убить.
– Обещаю, Леночка, – преданно заглядывая в глаза, я протянула ей фужер, в котором весело искрилась розовая кава. – С днем рождения, что ли!
Ленка благодарно приняла подношение, решительно настроившись получить от этого вечера долгожданный отдых от тягот взрослой жизни.
На стене от проектора уже второй час как мелькали откушенные зомби конечности, когда счастливая от пирожных и игристого вина Ленка решила пожаловаться:
– И ведь им ничего не докажешь. Понимаешь? – С маской на лице нельзя было точно сказать, ждала ли она ответа. – До сих пор не могу понять, почему одни родители адекватно воспринимают информацию о том, что их ребенок плохо учится или ведет себя отвратительно, а другие слышать ничего не хотят. Мол, все вы, недопедагоги, виноваты! – Ленка захохотала, тут же отвлекаясь на фильм. – Обожаю зомбаков! – искренне восхитилась она. – А эти душнилы поперек себя лягут, лишь бы деточку свою выгородить! Почему я не такая? И нас таких много, Тань! Адекватных людей много, просто нас не видно, – рассеянно заключила она.
Я понимающе кивала. До конца вникнуть в проблемы воспитания детей у меня не получалось по объективным причинам, что, впрочем, не мешало проявлять сочувствие.
Мысль, нечаянно высказанная вслух Ленкой, несмотря на праздничную атмосферу вечера, не хотела покидать мою голову. На что способны родители, чтобы выгородить собственного ребенка? И какое это имеет отношение к убийству Кирилла? Может статься, что никакого, а я хватаюсь за соломинку в надежде чудесным образом найти убийцу. Полный провал, если подумать.
– Теперь давай кофе, именинную свечку и сеанс магии! – потребовала Ленка, выдергивая меня из невеселых размышлений о почти заваленном расследовании.
Голова болела второй день. Давление не получалось сбить таблетками. На какое-то время становилось легче, но вскоре снова раскалывалась голова и дыхание давалось тяжело.
Петр Николаевич осторожно дотронулся до жены. Та только с раздражением отдернула руку, что-то проворчав под нос. Так было не всегда. Еще недавно они были заодно против всего мира, а теперь его дом пустой, а Люба все чаще уезжала гостить к сестре.
Он вспоминал, как радостно он возвращался домой, где хозяйственная жена уже накрыла на стол, построила детей, чтобы те не шумели, и садилась с ним рядом. Они часами могли говорить о делах и строить предположения о том, как они будут жить дальше. Он жил, словно бы не замечая трудностей, так, как считал правильным, не встречая сопротивления.
Его дети были обычными и мало интересовали отца, пока росли. Дочка росла слабохарактерной и плаксивой. Он все ждал, что еще чуть-чуть, и она проявит их с Любкой характер, но, видимо, «не в породу пошла», как любила повторять жена.
А вот Руслан, напротив, рос проказливым и изворотливым мальчишкой. Петр Николаевич только успевал восхищаться на очередную проделку сына: «До чего хитрый, а!» – только шалости с каждым годом становились все серьезнее. Кража денег из фонда класса и препирательство с участковым никак не могли поколебать слепую уверенность Петра Николаевича в блестящем будущем сына. «Подумаешь, украл, – рассуждал он. – Зато как спрятал-то! Ведь и догадались-то не сразу. А теперь пусть еще что-то докажут!»
Первым неприятным событием стал уход из дома дочери. Практически побег. Ирина оставила все, забрав с собой только самые необходимые вещи. Она сменила номер и принципиально не хотела общаться с родителями. Короткая записка, которую Ирина оставила им, сообщала: «Я уже совершеннолетняя. Буду жить так, как сама посчитаю нужным. Искать меня не надо, у меня все хорошо».
Не то чтобы ее бросились искать. Они с Любой тогда крепко обиделись на дочь и как-то напоминать ей о себе не торопились. «Ничего, – говорила жена. – Пообломает ей жизнь крылышки-то, сама тогда прибежит». Но Ирина все не прибегала.
А теперь еще и Руслан. Наверное, он что-то упустил, но вот что? Петр Николаевич никак не мог взять в толк, отчего
