– Я никогда не была мальчишкой, – серьезно сказала Олив. – Но думаю, я понимаю.
– Почти каждый мужчина будет играть с чем-то похожим на меч или кинжал, даже если это всего лишь нож для разрезания бумаги, – задумчиво продолжал священник. – Поэтому мне показалось очень странным, когда адвокат этого не сделал.
– Что вы имеете в виду? – спросил Бернс. – Чего он не сделал?
– Вы не обратили внимания, что во время нашей первой встречи в конторе адвокат играл с ручкой, а не с ножиком, хотя рядом лежал очень красивый стальной нож для разрезания бумаги в форме стилета? Ручка была пыльной и заляпанной чернилами, в то время как нож только что вычистили. Но он не играл с ножом: даже для убийц существуют пределы иронии.
– Послушайте, – сказал инспектор после небольшой паузы, словно человек, пробудившийся от сна. – Я не знаю, перевернулся ли я с ног на голову, и не знаю, дошли ли вы до конца, но я еще не дошел до начала. Откуда вы узнали про адвоката? Кто направил вас по этому пути?
Отец Браун коротко и безрадостно засмеялся.
– Убийца оступился с самого начала, – сказал он, – и я не пойму, почему никто этого не заметил. Когда вы принесли известие о смерти в адвокатскую контору, предполагалось, что там никто ничего не знал, кроме одного – адмирала ждут домой. Когда вы сообщили, что он утонул, я спросил, когда это произошло, а мистер Дайк спросил, где нашли труп.
Когда вам говорят о том, что моряк, возвращающийся из плавания, утонул, совершенно естественно предположить, что он утонул в море. Если его смыло за борт, или он пошел ко дну вместе с кораблем, или решил покончить с жизнью в водных глубинах, нет никаких причин ожидать, что его тело будет найдено. В тот момент, когда адвокат спросил, где нашли труп, я понял, что он знает, где его нашли. Он сам положил туда тело адмирала. Никто, кроме убийцы, не придумал бы такой маловероятный конец для моряка, как гибель в маленьком пруду в ста ярдах от моря. Поэтому мне стало нехорошо и я позеленел, осмелюсь сказать, как «зеленый человек». Я никогда не смогу привыкнуть к ощущению, когда вдруг узнаешь, что сидишь рядом с убийцей. Мне пришлось говорить иносказаниями, но любое иносказание, в конце концов, тоже что-то значит. Я сказал, что он был покрыт зеленой тиной, но мне показалось, что это морские водоросли.
Хорошо, что трагедия не может погубить комедию и что эти два жанра могут идти рука об руку. Единственный действующий партнер в адвокатской конторе Уиллиса, Хардмана и Дайка пустил себе пулю в лоб, когда инспектор вошел в дом, чтобы арестовать его. Тем временем Олив и Роджер перекликались на вечернем берегу, как они делали это, когда были детьми и играли в песке.
Преследование синего человека
Человек с унылой фамилией Магглтон с приличествующим унынием брел по солнечной приморской набережной. Он озабоченно хмурился, и многочисленные группы и цепочки уличных актеров, растянувшиеся вдоль пляжа, тщетно ожидали бы хоть какого-нибудь знака одобрения от него. Пьеро поднимали к нему бледные лунообразные лица, похожие на брюшки дохлых рыб, но это не улучшало его настроения. Ярмарочные негры с серыми от размазанной сажи лицами тоже безуспешно пытались вызвать у него проблески веселья. Магглтон был печальным и разочарованным человеком. Черты его лица, за исключением лысого насупленного лба, были впалыми и невыразительными, так что единственное броское украшение на фоне этой тусклой физиономии казалось особенно неуместным. Это были лихие военные усы выдающихся размеров, подозрительно похожие на фальшивые. Возможно, они и на самом деле были фальшивыми. Однако они могли быть выращены и специально, волевым усилием, поскольку являлись частью его профессии, а не склада личности.
Дело в том, что мистер Магглтон был частным сыщиком, бравшимся за разные мелкие дела, а сумрачная печать на его челе объяснялась крупной неудачей в его профессиональной карьере; так или иначе, она была связана с чем-то более серьезным, чем просто его унылая фамилия. По сути дела, он мог даже втайне гордиться ею, так как происходил из бедного, но честного семейства нонконформистов, претендовавшего на некую связь с основанием движения магглтонианцев, – единственным человеком, осмелившимся появиться с такой фамилией в человеческой истории.
Самой же непосредственной причиной его уныния и досады (во всяком случае, по его собственному мнению) было то, что он недавно присутствовал при кровавом убийстве всемирно известного миллионера и не смог предотвратить трагедию, хотя был нанят именно с этой целью с жалованьем в пять фунтов в неделю. Это объясняет, почему даже томная мелодия песни под названием «Скрасишь ли ты мой одинокий день?» не смогла наполнить его радостью жизни.
Кстати говоря, на пляже были и другие, кто мог проникнуться сочувствием к теме убийства и магглтонианской традиции. Приморские курорты служат излюбленным местом не только для пьеро, взывающих к страстным чувствам человеческой натуры, но и для проповедников, нередко специализирующихся на мрачном обличении человеческих пороков. Магглтону волей-неволей пришлось обратить внимание на одного пожилого оратора, настолько пронизывающими были его крики, если не сказать – вопли религиозного пророчества, заглушавшие звуки банджо и кастаньет. Это был высокий, разболтанный и угловатый старик, одетый в подобие рыбацкой фуфайки, с нелепо выглядевшими длинными отвислыми бакенбардами, которые не приходилось видеть после исчезновения определенной категории модников середины Викторианской эпохи. Поскольку у всех пляжных шарлатанов принято выставлять напоказ какую-нибудь вещь, словно они собираются продавать ее, старик демонстрировал обшарпанную рыболовную сеть, которую он обычно расстилал на песке, словно ковер для королевы, но иногда начинал бешено крутить ее над головой наподобие римского ретиария [6], готового пронзить трезубцем своего соперника на гладиаторской арене. Его речи всегда сводились к грядущему наказанию; его слушатели не слышали ничего, кроме угроз в адрес своих душ и тел. По настроению он был настолько близок к теме мистера Магглтона, что казался обезумевшим палачом, обращавшимся к толпе убийц. Мальчишки называли его Старым Вонючкой. У него бывали и другие причуды, помимо чисто теологических. Иногда он забирался в импровизированное гнездо, образованное железными опорами под пирсом, забрасывал сеть в воду и заявлял, что добывает себе пропитание рыболовством, хотя никто не видел его за рыбалкой. Иной раз случайные прохожие вздрагивали от громоподобных угроз, словно доносившихся из грозовой тучи, но в действительности звучавших с насеста под железной крышей, откуда сверкал глазами старый маньяк с нелепыми бакенбардами, свисавшими словно пучки серых морских водорослей.
Но сыщик мог бы поладить со Старым Вонючкой гораздо лучше, чем с другим священником, на встречу с которым он направлялся. Для того чтобы объяснить причину этой предстоящей, более важной встречи, следует указать, что после своего недавнего провала в деле с убийством бизнесмена Магглтон благоразумно выложил все свои карты на стол. Он рассказал о случившемся полицейским и единственному доступному представителю Брэма Брюса (так звали погибшего миллионера), его щеголеватому секретарю Энтони Тейлору. Инспектор полиции отнесся к нему с большим сочувствием, чем секретарь, но выразил свое сочувствие самым неожиданным образом. После некоторого размышления инспектор чрезвычайно удивил Магглтона, посоветовав ему обратиться к способному детективу-любителю, который, по его сведениям, находился в городе. Магглтону приходилось читать рассказы и романы о Великом Криминалисте, который сидит в своей библиотеке как некий интеллектуальный паук и плетет сеть теоретических построений, охватывающую весь мир. Он был готов к тому, что окажется на уединенной вилле, где его встретит эксперт в лиловом халате, или в мансарде, где этот чародей курит опиум и сочиняет акростихи, в огромной лаборатории или одинокой башне. К вящему своему изумлению, у края причала на людном пляже он встретился с маленьким коренастым священником в шляпе с широкими полями и с широкой улыбкой, который в тот момент прыгал по песку вместе со стайкой бедных детей, весело размахивая деревянной лопаткой.
