Когда священника-криминалиста, которого звали Браун, наконец удалось отделить от детей (хотя и не от лопатки), он показался Магглтону еще более подозрительным. Он беспомощно околачивался среди дурацких аттракционов на морском берегу, говорил о случайных вещах и особенно увлекался рядами игральных автоматов, которые обычно бывают расставлены в подобных местах. Он с серьезным видом опускал пенсовые монетки, чтобы поиграть в гольф, футбол или крикет, исполняемый заводными фигурками, а потом занялся миниатюрными скачками, где одна металлическая куколка догоняла другую и перепрыгивала через нее. Но все это время он с большим вниманием слушал историю, которую рассказывал злосчастный сыщик. Однако его манера не давать одной руке знать, что делает другая с пенсовыми монетками, действовала Магглтону на нервы.
– Нельзя ли отойти и где-нибудь посидеть? – нетерпеливо спросил Магглтон. – У меня есть письмо, которое вы должны прочитать, если хотите составить какое-то представление об этом деле.
Отец Браун со вздохом отвернулся от прыгающих куколок, пошел вслед за своим спутником и сел на железную скамью, стоявшую на берегу. Магглтон уже развернул письмо и молча вручил его священнику.
Письмо показалось отцу Брауну довольно резким и странноватым. Он знал, что миллионеры не всегда утруждают себя хорошими манерами, особенно в отношении подчиненных, таких как частные сыщики, но в письме содержалось нечто большее, нежели обычная бесцеремонность.
«Дорогой Магглтон,
Никогда не думал, что мне придется снизойти до обращения за такой помощью, но это уже нестерпимо. За последние два года становилось только хуже и хуже. Пожалуй, вам нужно знать, в чем тут дело. Есть один грязный мошенник, который, стыдно сказать, приходится мне кузеном. Он был уличным зазывалой, бродягой, знахарем, актером и занимался прочими подобными вещами, но имеет наглость действовать под нашей фамилией и называет себя Бертраном Брюсом. Полагаю, он либо получил какую-нибудь мелкую работу в местном театре, либо пытается ее получить. Но вы можете быть уверены, что это не настоящее его дело. На самом деле он хочет загнать меня в угол и навсегда покончить со мной. Это старая история, и она никого не касается; было время, когда мы шли наравне в гонке за успехом, да и за тем, что люди называют любовью. Разве я виноват, что он оказался неудачником, а я добился успеха? Но этот мерзавец клянется, что еще сможет преуспеть, что он застрелит меня и убежит с моей… неважно с кем. Конечно, он наполовину сумасшедший, но вскоре попытается стать настоящим убийцей.
Я буду платить вам пять фунтов в неделю, если вы встретитесь со мной в домике у края причала сразу же после того, как причал закроют на ночь, и возьметесь за эту работу. Это самое безопасное место для встречи, если в наше время вообще остались безопасные места.
Дж. Брэм Брюс».
– Боже мой, – пробормотал отец Браун. – Похоже, это письмо было написано в большой спешке.
Магглтон кивнул и после небольшой паузы стал рассказывать собственную историю. Хорошо поставленный голос странно контрастировал с его неуклюжей внешностью. Священник отлично знал о тайном увлечении культурой речи у многих представителей нижнего и среднего класса, но даже его поразил превосходный, пусть и немного педантичный выговор собеседника, словно тот читал свою речь по книге.
– Я подошел к маленькому круглому домику в конце причала раньше, чем мой достопочтенный клиент. Я открыл дверь и прошел внутрь, пребывая в уверенности, что он хочет сделать нашу встречу как можно более незаметной. Впрочем, это была излишняя предосторожность, потому что причал очень длинный и никто не мог увидеть нас с пляжа или променада. Взглянув на часы, я понял, что вход на причал должен быть уже закрыт. На свой лад, мне было лестно, что клиент решил встретиться со мной в таком уединенном месте; значит, он действительно полагался на мое содействие и защиту. Так или иначе, мысль о встрече на причале после закрытия принадлежала ему, и мне оставалось лишь согласиться. В маленьком круглом павильоне стояло два стула, поэтому я просто сел и стал ждать. Ожидание продлилось недолго. Он славился своей пунктуальностью, и когда я посмотрел в маленькое круглое окно напротив меня, то увидел, как он медленно приближается, словно осматривая местность.
Я видел только его портреты, и то много лет назад. В действительности он выглядел гораздо старше, но сходство не вызывало сомнений. Его профиль был из тех, что называют орлиным, но он скорее напоминал седого и достопочтенного орла, давно сложившего крылья и ушедшего на покой. Тем не менее в его облике безошибочно угадывались властность, молчаливая гордость и привычка командовать, всегда отмечающая людей, которые создают большое дело и имеют много подчиненных. Насколько я мог видеть, он был неброско одет, в отличие от пляжных гуляк, почти весь день маячивших у меня перед глазами. Мне понравилось его элегантное пальто, подогнанное по фигуре, с отделкой полосками каракуля на лацканах. Разумеется, все это я заметил с первого взгляда, потому что уже встал на ноги и подошел к двери. Я взялся за ручку и испытал первое потрясение за этот ужасный вечер. Дверь оказалась запертой. Кто-то запер меня в домике!
Какое-то мгновение я стоял как громом пораженный, по-прежнему глядя в круглое оконце, за которым уже исчез орлиный профиль. Внезапно я увидел объяснение. Другой профиль, вытянутый, как у идущей по следу гончей, промелькнул в окне, словно в круглом зеркале. Я сразу же понял, кто это такой. Это был мститель – убийца, или будущий убийца, который долго преследовал пожилого миллионера на суше и на море, а теперь настиг его в этом глухом конце железного причала, подвешенного между сушей и морем. Конечно, я догадался, что именно он запер дверь.
Первый человек был высоким, но его преследователь был еще выше; этот эффект лишь немного уменьшался из-за того, что он выдвинул плечи и вытянул вперед шею, словно настоящий хищник, устремившийся в погоню за добычей. Теперь он походил на огромного горбуна. Но какие-то черты двух профилей – негодяя и его знаменитого родственника, – промелькнувших за стеклянным кругом, указывали на их кровное родство. Нос преследователя тоже напоминал птичий клюв, но он создавал впечатление опустившегося человека, потому его лучше сравнить не с орлом, а со стервятником. Его подбородок был покрыт щетиной, уже почти превратившейся в бороду, а горло несколько раз обернуто шарфом из грубой шерсти. Все эти мелочи не могут передать впечатления злобной энергии и мстительной решимости, вызываемого этой сгорбленной, широко шагающей фигурой. Приходилось ли вам видеть рисунок Уильяма Блейка, который иногда легкомысленно называют «Призрак блохи», а иногда, гораздо уместнее, «Видение кровной вины»? Там изображен такой же кошмарный крадущийся великан с ножом в одной руке и кубком в другой. У преследователя не было ни того, ни другого, но, когда он во второй раз прошел за окном, я собственными глазами увидел, как он вытащил револьвер из складок шарфа и стиснул оружие в руке. Его глаза зловеще сверкали в лунном свете, а взгляд с молниеносной быстротой перескакивал с одного места на другое, как у некоторых рептилий.
Преследуемый и преследователь трижды поочередно прошли за окном, прежде чем я окончательно пришел в себя и решил хоть что-нибудь предпринять. Я принялся трясти дверь; когда я снова увидел лицо ничего не подозревавшей жертвы, то стал бить кулаком в окно, пытаясь разбить его. Но это было окно с двойной рамой и чрезвычайно толстыми стеклами, расположенными так далеко друг от друга, что я сомневался, смогу ли добраться до наружной створки. Так или иначе, мой достопочтенный клиент не обратил внимания на шум и мои сигналы, и зловещее круговращение двух роковых масок продолжалось, словно в театре теней, пока у меня не закружилась голова от тревоги и безысходности. Затем они внезапно исчезли. Я подождал и понял, что больше они уже не появятся. Я знал, что наступил критический момент.
