– И что пообещали тебе? Что ты получал за оказание такой услуги?
Остин отводит глаза, бормочет:
– Новый автомобиль.
– Новый автомобиль? – Комната все кружится. Я должна выбраться отсюда. – Это потрясающе. Это просто потрясающе. Знаешь что? Да пошел ты на хрен, Остин. Как я только могла подумать, что ты способен вдруг так разительно измениться и…
– Оливия, послушай меня. Я пытаюсь быть с тобой честным. Ты мне нравишься! Действительно! Я бы не имел с тобой ничего общего, если бы…
– Да, что ж, теперь и я не буду иметь с тобой ничего общего! – Я влезаю в шорты. Мои пальцы так сильно трясутся, что я с огромным трудом справляюсь с пуговицами. – Ты думаешь, что каждая девушка в этом мире готова отдать все, чтобы пойти с тобой?
– Перестань, Оливия. Пожалуйста. Не будь такой. Я пытаюсь быть честным.
– Для этого слишком поздно, Остин. Я знаю, кто я для тебя. Я знаю, кто я для Теда. Абсолютно чокнутая. Точь-в-точь как моя мать.
– Ты ошибаешься. Что мне сделать, чтобы убедить тебя? – Он шагает ко мне, пытается обнять за талию. Я отскакиваю, складываю руки на груди.
– Сумасшедшая, требующая постоянного присмотра. А на меня ты всегда плевать хотел.
– Это неправда.
Я поднимаю с пола сумочку, бегу к двери, в коридор; Остин все еще в трусах, остальная одежда прижата к груди, зовет меня, когда я пересекаю темноту коридора, спеша к еще более темной лестнице:
– Стой. Прекрати, Оливия. Вернись.
Наконец я добираюсь до вестибюля, бегу по мраморному полу, кровь шумит в ушах, дыхание с хрипом вырывается из груди. Я вновь слышу рыдания, далекий плач девушки, и только выскочив за дверь, осознаю, что плачу я.
Я думаю о маме, когда быстрым шагом, а где и бегом, увеличиваю расстояние до Города призраков, направляясь к дому. Думаю о том, как все началось для нее: когда у нее в голове начало все перемешиваться и она уже видела и слышала то, чего нет.
Все эти люди, хорошие люди с добрыми намерениями, пытающиеся уберечь меня; логически я понимаю, что они стремятся именно к этому. Тогда почему я испытываю такое негодование? Почему каждая новая открывшаяся истина – словно нож в сердце? Почему никто, кроме меня, не понимает, что творится в моей душе?
Черт. Остин. Я же собиралась только использовать его. Как отвлечение. Как не-Штерна… как кого угодно, но не Штерна. Я же не собиралась заходить так далеко. Не собиралась допускать, что на каком-то уровне Остин начнет мне нравиться.
Но он мне нравится. Нравился. Мне нравилось находиться с ним рядом. Я думала, он повзрослел, стал другим, у нас может… Господи. Я подумала, что этот Остин-гребаный-Морс действительно мной увлекся, по собственной инициативе. И угодила в расставленные им сети. Остин Морс встречался со мной, чтобы заполучить новый автомобиль. Автомобиль. Господи.
Я такая глупая. Такая, такая глупая. Такая слепая. Подумать только, потратила на него даже столько времени, хотя его у меня катастрофически мало.
Четыре дня. И это все, что у меня есть.
Штерн, Штерн, ну почему тебе пришлось умереть? Почему ты не смог остаться?
Я включаю мобильник. От папы только одна новая эсэмэска: «Береги себе, дорогая. Возвращайся не слишком поздно. Люблю. Папа». Теперь он спокоен, лишь когда рядом с ним Хитер. И меня это только радует. Если бы не она, он бы выпрыгивал из штанов: посылал по сорок тысяч сообщений в час, не получая ответных от меня. Более того, возможно, запретил бы мне выходить из дома.
Чайки кричат над песком, трясут клювами, машут крыльями. Их крики совершенно не похожи на услышанные мной в Городе призраков.
Не могу представить себе, что делает сейчас Остин, да мне и без разницы. Может, все еще стоит, разинув рот, в дверях, ожидая моего возвращения, рассчитывая, что я упаду ему на грудь, признаюсь в своих слабостях и слезно попрошу спасти от самой себя.
И тут тепло растекается по телу, на одно лишь мгновение: его руки на моей талии, груди, его губы на шее… А-ах. Я же позволила ему снять с себя трусики.
Я сую руки в карманы шортов и отбрасываю с пути какой-то мусор. Небо уже темное. Я гадаю, действительно ли Остин думает, что я красивая, сексуальная, удивительная… или Тед велел ему так говорить. Может, Тед проинструктировал его и по части поведения: «Сначала расслабляющий массаж. Потом комплименты. И раздевай ее, сынок. Снова комплименты, притворись, что тебе без разницы, даже если на ней окажутся бабушкины трусы».
«Но па-апа…»
«Не папкай, Остин. Сейчас Оливия нуждается в нашей поддержке. Если ты не скажешь ей, как тебе нравятся ее буфера, она может просто покончить с собой».
Я уже на полпути к дому, когда в сумочке звонит мобильник. Вероятно, Остин, с новыми извинениями. Я достаю мобильник, смотрю на высветившийся номер.
Незнакомый.
Я огибаю группу малолеток, чуть ли не полностью перегородивших променад, нахожу пустую скамейку, прежде чем ответить.
– Алло? – мой голос нервно-напряженный.
– Оливия? – женский голос. Немолодой женщины.
– Да?.. – Я жду.
Женщина вздыхает.
– Как хорошо, я уже боялась, что неправильно записала номер. – Она смеется, откашливается. – Я Деб Килмюррей… соседка Грега Фостера. Мы виделись в субботу.
Напряжение чуть отпускает.
– Да, конечно. – Я пытаюсь изгнать из голоса недоумение, но не имею ни малейшего понятия, почему она позвонила. Я ожидала увидеть номер папы, или Остина, или Райны. Но не ее.
– Как ты, милая?
– Все хорошо, – осторожно отвечаю я. – А вы?
– Отлично, отлично. Я обещала позвонить, если появится новая информация о твоем дяде. – Она вновь откашливается.
– Моем?.. – На мгновение я забыла, что, по моим же словам, Грег Фостер приходится мне дядей, пусть мы много лет и не виделись. – Да. Конечно. – Я ставлю сандалии на край скамьи, вжимаюсь спиной в спинку, с нетерпением жду продолжения.
– Знаешь, это даже не новая информация. Просто я все перепутала. И не знаю, так ли это важно… – Я слышу шуршание. Они ищет нужную газетную страницу? – Ох, дорогая, извини, что задерживаю. Но я подумала, что ты захочешь узнать. Я ошиблась, называя благотворительную организацию, которой Грег… извини, мистер Фостер… оставил свои деньги. Я сказала тебе, что это какой-то заповедник, но…
– Сказали. Он любил наблюдать за птицами и все такое. – У меня начинает сосать под ложечкой. И не хватает дыхания.
– Любил, и именно поэтому я ошиблась. Решила, что деньги пошли в национальный заповедник Каллена. Оказалось, что нет. Он оставил деньги больнице Шеферда-Каллена, которая, судя по всему, специализируется на исследовании шизофрении.
– Что вы сказали? – медленно переспрашиваю я. Мне кажется, что в руке у меня не мобильник, а кусок пластика.
– Ох. Плохая связь? – Я слышу, как она постукивает по своему мобильнику. – Я сказала, что Грег Фостер оставил все свои деньги психиатрической больнице Шеферда-Каллена. Больше четырех миллионов долларов. Для их исследовательского подразделения, которое занимается шизофренией. И знаешь что? – продолжает она более пронзительным голосом. – Он оставил их не от своего имени.
– А от чьего же имени он оставил деньги?
– От чьего? Ох, да, я записала: от имени Мириам Тейт. Это ее имя?
У меня останавливается сердце.
Мама.
– Алло? Ты здесь?
– Я… да. Здесь, – слышу я свой голос. Перед глазами все кружится. Океан, променад, группа малолеток, передающих по кругу бутылку пива в бумажном пакете. Мама.
– Я нахожу это очень странным, – миссис Килмюррей говорит и говорит. – Он был таким дружелюбным… мы частенько болтали… но он никогда не упоминал ее…
«Он вышел из процесса, покончил с собой и оставил все свои деньги от имени матери. Почему?»
– Я… извините, миссис Килмюррей, я должна идти, – бормочу я.
– Ох! Конечно, милая. Дай мне знать, если я смогу…
Клик.
Домой я добираюсь к десяти часам. Слышу работающий телевизор в спальне папы и Хитер. Они смотрят сериал «Место преступления: Майами». Уинн уже наверняка спит. Но кто-то оставил включенной маленькую лампочку над раковиной на кухне, а на столе залитое шоколадной глазурью печенье с предсказанием, перевязанное ленточкой. На целлофановой обертке написано «Дэвид и Хитер», в окружении белых сердечек: готова спорить, образец того, что получат все гости на свадьбе.
Мне интересно, как папа устраивал свою свадьбу с мамой.
Я беру печенье и несу его в свою комнату наверху, сажусь, приваливаясь спиной к кровати, пытаясь найти логическое объяснение. Четыре дня. Грег Фостер. Четыре. Какое абсурдное число. Чувствую, что мне подбрасывают все новые элементы пазла, медленно, чтобы я окончательно запуталась. Штерн.
Я ставлю ноутбук на колени, вытаскиваю все статьи, которые нашла за последний год после смерти Штерна. Почти шестьдесят. В каждой может содержаться информация, которую я проглядела, что-то запрятанное между слов, не уловленное мною.
