несколько расположенных в Городе компаний, занимающихся нефтью, газом и всем, что с ними связано, перешли от проверенных людей в руки людям незнакомым, мутным, а то и вовсе враждебно настроенным.
Ну, известно, как у нас бывает. Сперва, услышав такое, смеялись: мол, брехня. Потом стали друг друга успокаивать, будто не так уж все и серьезно. А когда стало ясно, что дело обстоит именно так, как говорили с самого начала, народ начал дергаться.
А чего дергаться, если уже все сделано, спросил кое-кто из братвы, посерьезневшей за пару последних десятилетий. Той самой братвы, которая усекла, что стволы и бейсбольные биты, а равно и динамит — уже несовременно. Иногда — день вчерашний, а то и позавчерашний.
Люди, которые поняли, что на ошибках надо учиться. Лучше, конечно, ошибок вовсе не делать, но если уж такое случилось, то учиться на них.
Правда, учиться не всепрощению. Тех, кто обманул своих, следует наказать. Но только после того, как будут извлечены уроки и сделаны выводы. Саву и поставили разбираться.
Между прочим, несмотря на известность Савы, многие были убеждены, что называть его следует «Сова». Кто-то при этом говорил, что сова — птица хищная и охотится ночами. Ну, то есть конкретно — из братвы птичка. Другие говорили, что ломануть ночью, само собой, дело хорошее, но сова — птица мудрая. А ОН — мужик мудрый, сам слышал про такое.
Реальность была проще. Сава был мальчиком из хорошей семьи.
Сева Злотницкий — так звали Саву в начале его жизни — был из семьи весьма и весьма достойной, и предвиделась ему карьера на дипломатическом поприще, благо папа его был дипломатом. Не сказать, что прогуливался по самым высоким коридорам высотки на Смоленской площади, как у себя дома, но, видимо, как говорится, был вхож, потому что, когда Злотницкого-папу задержали прямо в Шереметьеве-2 сотрудники КГБ, последствия были весьма и весьма серьезные. Говорили, будто несколько человек именно с самых высоких этажей разных зданий предпочли смерть всем другим видам наказания.
Папа Злотницкий, которого взяли с бриллиантами, которые он вез откуда-то из Голландии, со следствием сотрудничал и рассказывал все, что интересовало товарищей с площади Дзержинского. Правда, получил большой срок, но без конфискации.
Пока суд да дело, мама Злотницкая дальновидно и без истерик уехала с Севой в дальнее Подмосковье, благо учителя иностранных языков на периферии были в дефиците. Там они и устроились, чтобы все дела, в которые был замешан папа Злотницкий, не мешали им жить.
Там Сева и ступил на новый путь.
Мама очень боялась, что мальчик совершенно «не приспособлен», но ошибалась, и, как выяснилось, ошибалась радикально!
В первый же день, выйдя во двор, Сева был окружен компанией местных пацанов, которые хотели «прописать» «московского». Они не имели ничего против него, но порядок есть порядок. Они уже придумали ему кличку и решили, что будут называть его «сявым», то есть мелочью, которая выполняет мелкие поручения и голоса не имеет.
«Прописка» — дело серьезное, и делать его на виду у всех нельзя. Поэтому Севе кивком указали, куда надо идти. Местных было человек пять, и по плану «московский» должен был испугаться и застыть на месте. Ну и все ясно. Прописан в сявки.
Был, конечно, вариант маловероятный, при котором «московский» начал выяснять — чёпачём? Типа вы, парни, не того бить собрались, давайте разберемся. И тогда результат тот же — сявый.
Вариант, по которому повел себя Сева Злотницкий, удивил всех.
Он пошел за сарай, не сказав ни слова. Шагал быстро, но неторопливо. Будь там кто-то взрослый, сказал бы «идет решительно», но пацанам такие тонкости были неведомы.
За сараями была еще одна дорожка, кроме той, по которой они пришли, и «московский» еще мог убежать. Местные чуть замедлили ход. Все-таки новый пацан не испугался, пошел сразу, без понтов. Бить его всерьез никто не хотел. Так, попугать…
«Московский» остановился так резко, что никто и не сообразил, а он уже ударил в лицо первому из шедших за ним. Ударил точно в нос, и кровь сразу же потекла у парня по лицу.
Ну, кровью-то тут никого не удивишь, а вот продолжение удивило. «Московский» не побежал, надеясь на всеобщее замешательство, а встал в стойку.
Ну, и это, в конце концов, тоже привычно, но вот потом…
— Парни, я вас в первый раз вижу, и вы меня — тоже. Следовательно, претензий у нас друг к другу быть не может. Мы с мамой приехали сюда и будем тут жить. Если есть какие-то условия, которые я должен выполнить, — говорите, а в такие игры я играть не буду.
Все вокруг молчали, ошеломленные, а Сева после паузы предложил:
— Лучше нам стать друзьями.
Мысль, конечно, не новая, но еще никто из тех, кто окружил Севу, никогда не слышал ее в такой обстановке. Не слышали, но после паузы потихоньку завязался разговор. Обычный разговор между парнями во дворе…
На следующее утро Сева вышел из подъезда и, подойдя к ребятам, сидевшим возле дровяников:
— Са ва?
После паузы кто-то спросил:
— Чего?
Сева улыбнулся:
— Это по-французски. Означает «как дела». А ответ такой же.
— Какой?
