— Она не шлюха, — произнес он, слегка растягивая слова, — она просто очень красивая женщина…
Внучок было снова напрягся — еще секунда, и он двинул бы храброму деду в челюсть, но я вовремя его остановила одним лишь словом:
— Успокойся.
Он вздохнул.
— Успокойся… Да как тут можно успокоиться, а? Ты мне скажи, с какой стати я должен был… Мне бы ее найти — клянусь, убил бы!
— Успокойся, — снова повторила я. — Деньги свои ты все равно не вернешь, и девицу эту никогда не увидишь. Кто-то тебя опередил.
— Опередил? В смысле? — не понял он. А вот дед его оказался намного более сообразительным. Едва я произнесла свои последние слова, он заметно побледнел, глаза его забегали еще быстрее — было заметно, что он никак не может заставить их остановится, и спросил у меня упавшим голосом:
— Что с Мариной?!
А я молчала раздумывая. Все ясно — ни дед, ни внук никакого отношения к смерти Гордеевой не имеют. Внук вообще до сих пор и не подозревал о ее существовании, а дедуля, похоже, и в самом деле обеспокоен исчезновением Марины ничуть не меньше, чем пару дней назад был озабочен этим вопросом ее супруг. Ситуация проста и, можно сказать, банальна.
Делать здесь мне было больше нечего. Дедуля продолжал гипнотизировать меня своим наконец остановившимся взглядом, затаив дыхание, ожидая ответа на свой вопрос. Да, он втюрился в ангелочка неслабо… Я решила не вводить его в курс дела, справедливо рассудив, что его реакция на печальное известие может оказаться неадекватной.
— Не знаю, — ответила я неопределенно, но даже такой ответ подействовал на него успокаивающе, — он заметно расслабился и перевел извиняющийся взгляд на внука. Внук тоже заметно поостыл и обмяк. Не зря, наверное, твердят психологи, что выговориться в некоторых сложных ситуациях — это уже половина дела.
— Ладно, мне пора, — заявила я, затушив окурок в пепельнице и откровенно зевнув напоследок. — Разбирайтесь без меня, только не шумите слишком сильно, на нас уже и без того охрана смотрит подозрительно.
— Тебя, может, подвезти? — внезапно предложил мне окончательно подобревший парень. Взглянув в его глаза, я заметила в них масляное поблескивание и едва сдержала очередной приступ смеха. Похоже, внука ожидает такое же будущее, как и деда, яблоко от яблони…
Представив себе накачанного парнишку в образе престарелого похотливого мартовского кота, я наконец от души рассмеялась.
— Ты чего? — не понял он, видимо, посчитан мой смех абсолютно неуместным.
— Да ничего, это я так, о своем… Так это твой джип там возле входа стоит?
— Мой, — с гордостью ответил парень, — подвезти?
— Не надо, — отказалась я, — мне и такси сойдет.
Оказавшись за пределами «Торонто», я подошла к первому попавшемуся такси, одному из пяти или шести, стоявших на площадке возле здания и терпеливо поджидающих клиентов, и назвала свой адрес. А спустя полчаса уже лежала в мягкой постели, накрывшись с головой теплым одеялом — на улице заметно похолодало, и это сразу же отразилось на микроклимате моей двухкомнатной стал инки.
ГЛАВА 4
Поскольку я уснула в шесть часов утра, проснуться мне удалось только в половине одиннадцатого, да и то с большим трудом. Меня разбудил будильник — ложась спать, я предусмотрительно поставила его на это время, справедливо рассудив, что без его помощи мне вряд ли удастся открыть глаза раньше полудня.
Только приняв ледяной душ и выпив чашку крепкого чая, я наконец ощутила способность к действиям. На сегодняшний день у меня пока был запланирован только один визит — я собиралась навестить Оксану, ту самую длиннопалую девицу, соседку Лизы Дунаевой. Как выяснилось, их связывали намного более тесные отношения, чем простое соседство. Попробую от нее чего-нибудь добиться.
Вспомнив вчерашний эпизод в «Торонто», я улыбнулась. Да уж, в жизни всякое бывает… Воспоминание это послужило для меня неплохим стимулятором хорошего настроения, и несмотря на то, что погода за окном снова хмурилась, с моего лица не сходила улыбка.
Приведя себя в порядок и повесив в шкаф небрежно брошенное вчера на спинку стула пурпурное платье, я проверила содержимое сумки и снова отправилась в район набережной. По дороге решила позвонить Гордееву и прояснить кое-какие детали.
Он снял трубку и отозвался таким обреченным и опустошенным голосом, что мне стало неловко.
— Павел, извините, я, может быть, не вовремя…
— Похороны завтра, — ответил он, — а сейчас я занимаюсь формальностями… У вас есть какая-то новая информация? — спросил он с надеждой.
— Есть, — неохотно согласилась я, потому что не представляла себе, как у меня повернется язык рассказать все то, о чем узнала вчера, и без того жутко расстроенному Гордееву. Мне пришлось начать издалека.
— Павел, вы не знаете, для чего вашей жене были нужны деньги?
Вопрос получился немного неопределенным, но ответ сразил меня наповал.
— Вы про те пятьсот долларов, которые она брала у меня каждый месяц? Но разве я не говорил, что Марина перечисляла их на счет детского дома, в котором выросла…
Моя бурная реакция была вызвана отнюдь не тем известием, что Марина, оказывается, выросла в детском доме. Пятьсот долларов каждый месяц плюс заработок в стриптиз-шоу, плюс щедрые подачки престарелого поклонника… Получается намного больше тысячи — черт возьми, куда она их девала? Может быть, открыла счет в швейцарском банке в надежде на то, что в недалеком будущем бросит своего муженька и заживет припеваючи? А может, какого-нибудь альфонса на шею себе посадила? Или, что тоже не исключено, в казино играла?
Каждая из этих гипотез представлялась мне все же намного более вероятной, чем вариант с детским домом. Детский дом — это просто предлог, в этом я не сомневалась ни секунды, в отличие от ничего пока не подозревавшего Гордеева.
Хотя уже в этот момент у меня зрела мысль, что причина, которая могла все объяснить, — шантаж. Скорее всего, Марину шантажировали. Кто и зачем — я этого пока не знала, но прекрасно понимала то, что Гордеева вполне могла оказаться объектом приложения усилий вымогателя. Сделать из Марины дойную корову мог любой человек, узнавший, что она далеко не ангел и что ее супруг об этом даже не подозревает.
Все эти мысли пронеслись в моем сознании за считанные доли секунды. Гордеев, вероятно, и не успел заметить моей задумчивости, а я поинтересовалась:
— А почему пятьсот долларов? Почему не меньше или не больше?
— Вообще-то, Марина просила тысячу. Но у меня, к сожалению, не было такой возможности, мне эта сумма показалась слишком высокой, — смущенно, словно оправдывая свою финансовую несостоятельность в моих глазах, ответил Гордеев. — Поэтому мы решили остановиться на пятистах.
— И когда же Марина решила стать меценаткой?
Я даже не сомневалась в том, каков будет ответ Гордеева.
— Шесть месяцев назад.
К сказанному больше нечего было добавить. Я попрощалась с Гордеевым, решив до поры до времени немного пощадить его чувства и не наносить очередного удара по его уязвимой психике. Да и не было у меня особого желания пересказывать ему подробности моего вчерашнего рандеву в ночном клубе «Торонто».
Теперь я уже не сомневалась в том, что Марина Гордеева стала жертвой шантажиста. И те самые таинственные телефонные звонки, о которых говорил мне Гордеев… Хотя телефонные беспокойства начались, кажется, намного раньше, чем меценатские подношения. Так что здесь причина может быть другая. Но шантаж определенно имел место. Какой-то человек, возможно, стал обладателем конфиденциальной информации, в раскрытии которой Гордеева не была заинтересована, и использовал эту информацию. Только кто он, этот человек?
Выяснить это было необходимо, поскольку я нутром чувствовала, что шантажу убийство связаны между собой самым тесным образом. Следовательно, вычислив человека, который шантажировал Гордееву, я смогу наконец разгадать загадку ее таинственного исчезновения…
