Меня покоробило от слов хранителя, но железная выдержка не позволила выйти чувствам наружу. Голос продолжал звучать ровно и спокойно.
— Я, между прочим, принесла вам ценнейшую икону двенадцатого века, которую хотели похитить преступники. Вам что, вообще неинтересно?
— Что за икона? — оглянулся на меня хранитель, запихивая ящик обратно на полку.
— Владимирской Богоматери, письма святого Алимпия, — ответила я, с удовольствием наблюдая, как расширяются глаза хранителя.
— Это она? — кивнул он на икону в моих руках.
Я разрезала бечевку, сняла покровы и предъявила творение пред очи Роберта Карловича.
— Еще одна копия, — пробормотал он недоверчиво. Сложив руки за спиной, подошел ближе, переваливаясь, как ворона, наклонился, рассматривая икону, склонил голову набок, прищурился, поправил рукой очки, затем поднял взгляд на меня: — Где вы это взяли?
— У преступников, они хотели толкнуть ее в Финляндию, а оттуда она, конечно же, ушла бы за океан, — проговорила я, держа икону перед собой. — Роберт Карлович, у меня к вам есть одно предложение. Я даю вам эту икону, а вы пускаете слух, что заменили икону на подлинник.
— Не понимаю, — нахмурился Роберт Карлович.
— Это чтобы поймать преступника, — объяснила я. — В милиции подозревают, что похититель — один из работников музея. Узнав, он попытается подменить копию. Мы его выпустим и будем следить через передатчик, установленный в ней. Потом вызываем милицию, и его возьмут с поличным.
— Гениальный план, — похвалил меня хранитель. — Только где гарантия, что это настоящая икона, а не очередная подделка?
— На моих глазах эту икону хотели продать больше чем за миллион долларов. Люди, готовые выложить такие деньги, конечно же, разбираются, за что платят.
— Уж не скажите, — самодовольно улыбаясь в усы, промурлыкал хранитель, потом вдруг замолчал, почесал лоб и изрек: — Вы меня убедили. Я приму участие в вашей авантюре. Мы сделаем это.
Я посмотрела на свой сотовый и пробормотала:
— Вот беда. Батарея села. Вы не одолжите свой мобильник на минуту. Мне надо сделать один важный звонок.
Хранитель схватился за карман пиджака, но потом, теряя улыбку, опустил руку:
— Я его дома забыл. Вот незадача.
— Да, бывает, — кивнула я и протянула ему икону. — Возьмите, припрячьте куда-нибудь пока.
Хранитель взялся за икону, и моим глазам открылось отсутствие трех пальцев на правой руке — мизинца, безымянного и среднего. По памяти точно бичом стегнула мысль: «Совсем недавно я уже слышала о подобном ранении или читала».
Перехватив мой взгляд, Роберт Карлович сказал, что потерял пальцы при несчастном случае. Вроде как баловался со своими приятелями, для хохмы они сделал взрывчатку, сунули ему в руки и бежать, а запал был короткий, и выбросить он не успел…
И тут я все поняла. Рябчик никогда, даже в детстве, не сдавал подельников.
— И сколько вам тогда заплатили за взрыв видеосалона? — спросила я спокойным тоном. — Вы ведь все придумали. Рябов вас прикрыл и даже пошел на зону. Вы были мозговым центром, а он исполнителем.
— С чего это вы взяли? — пролепетал серый от страха хранитель. — Он меня заставил под угрозой смерти.
— Сотовый, пожалуйста, сюда, — потребовала я голосом, не терпящим возражений.
— Ладно, сейчас. — Однако вместо сотового в его руках появился электрошок. Рванувшись, Роберт Карлович совершил молниеносный выпад. Толстая синяя искра промелькнула у меня мимо носа. Я уклонилась, перехватила руку хранителя и вывернула ее за спину. Затем отняла электрошок. Один тычок шокера, и хранитель, содрогаясь, рухнул на пол. Под пиджаком на ремне я нашла сотовый и проверила номер. Точно тот, на который звонили от целительницы. Цепь замкнулась.
Я посмотрела вокруг, нашла подходящий контейнер — древний, грубо высеченный из дуба сундук, который покрывал заметный слой пыли. Он стоял у самой стены, закрытый на здоровенный висячий замок. Для моих отмычек он был слишком велик. Воспользовавшись ножом, я вскрыла этот пережиток темных времен и заглянула внутрь — пусто. Отличная тара. Поднатужилась и втащила туда связанного, точно кокон, хранителя. Укладываясь, он ударился головой и со стоном открыл глаза.
— Тс-с! — показала я ему молчать, прижав к губам палец.
Однако Роберт Карлович не внял просьбе, замычал, попробовал выползти из сундука. Я запихала его обратно, закрыла крышку, а затем села сверху. Выждав, когда кончится воздух, открыла и поинтересовалась: будет ли он вести себя тихо. Хранитель через силу кивнул, закатывая глаза и теряя сознание.
— Не спать! — я потормошила его за плечо. — Слушай сюда, дурик. Меня нанял один большой человек. Он хочет, чтоб я разобралась в этом деле. Теперь одно из двух: либо ты мне все рассказываешь, либо я тебя закрываю в этом сундуке и ухожу. Он довольно пыльный, так что не думаю, что тебя в скором времени обнаружат. Воздух здесь сухой, сундук из дуба, так что ты, возможно, даже превратишься в мумию. Представляешь, лет через десять открывают сундук, а там твой засохший трупик. Сразу сенсация. Кинутся по каталогам искать, что за мумия. Для прикола я даже наряжу тебя в какое-нибудь старинное женское платье. Люблю, знаешь, веселые розыгрыши, шутки-прибаутки.
Глаза хранителя наполнились нечеловеческой печалью, по щекам покатились слезы.
— Ну, что ты расплакался, дурачок? — сказала я, нежно улыбаясь. — С моей помощью ты станешь знаменитым после смерти. Вот клянусь, о тебе напишут во всех газетах, а мумию по стране будут возить, выставлять в музеях.
В ответ — жалобное мычание.
— Ты что, поговорить хочешь? — спросила я, будто удивляясь. — Сейчас вытащу кляп, но если заголосишь — точно станешь мумией. — Осторожно я вытащила кляп, демонстрируя хранителю пробегавшую между электродами шокера искру. — Тихо, тихо.
Орать хранитель не стал. Освободившись от кляпа, он судорожно вздохнул, закашлялся и стал отплевываться. Я подбодрила его, прижав острие ножа к животу:
— Говори, сучий сын. Я не могу с тобой всю ночь сидеть.
— Я, все… я скажу, — прохрипел он. — Когда эту икону нам передали, я посмотрел и понял, что это самое ценное во всем вашем вшивом музее.
— Ты, верно, здорово успел проредить музейные закрома? — кивнула я.
— Вы не понимаете! Я спасал ценности, — возразил Роберт Карлович. — У музея нет средств на нормальное хранение, реставрацию, места, где выставить. Вещи пылятся в темных уголках, постепенно разрушаясь. Я передавал их людям, способным их сохранить для потомков.
— Какое благородство! — фальшиво восхитилась я. — И, значит, ты решил спасти икону?
— Да, и нечего издеваться надо мной, — пробормотал он с обидой. — В этот день принесли икону из церкви, и у меня появился великолепный план. Чтобы скрыть пропажу иконы, я придумал заменить ее копией, а потом разыграть акт вандализма, будто кто-то проник в музей и облил икону концентрированной серной кислотой. Остальное, что я брал, вообще нигде не было учтено. Старые записи я уничтожил, а в новых половина вещей отсутствовала. А кто там знает, что хранится в запасниках? План был хорош. И тут мне словно бог помог, прислав Сережку Рябова. Его освободили, и он искал, где занять денег. Ну, я ему рассказал о своем плане. Он пообещал помочь и выкрасть копию из церкви. Он внедрился туда, выкрал, но вы там стали копать это дело, и я попросил его остаться, пока не решу вопрос с экспертизой. Он должен был следить за ходом расследования и по возможности мешать. Потом пошли неудачи. Серега мне рассказал, что много раз пытался устранить тамошнего попа, да к тому же укокошил какую-то тетку. Приятного мало, только отступать поздно. Вчера вечером прибежал Серега с копией. Я подменил и послал его к своему антиквару. Потом он словно испарился. Звонил, звонил, и ничего. Подумал, что Серега меня кинул и скрылся с деньгами. Потом пришла ты с иконой. Вот и все.
«Да, занятная история, — подумала я. — Рябчик, когда его замуровывали, рассказал правду лишь отчасти. Он старался выгородить хранителя, как сделал это много лет назад — взял на себя взрыв в видеосалоне».
Я спросила о взрыве у Роберта Карловича, и он подтвердил мою догадку.
— Я знал одних парней во дворе. Они рэкетом занимались. Предложили мне подработать. Я позвал с собой на дело Серегу. Вместе сделали самодельную бомбу, но она взорвалась у меня в руках. Я перетрусил, а мои родители предложили Сереге деньги, чтоб он взял вину на себя, и обеспечили адвоката, добившегося условного срока.
— Спасибо за информацию, — я выключила диктофон, лежавший в кармане жакета, и позвонила Земляному, чтоб приезжал и забирал клиента.
Когда хранителя увезли, я спросила следователя, как там себя чувствует Бубен, как у него с желудком, дает ли показания или молчит.
— Поет, как миленький, — ухмыльнулся Земляной. — После вашего газа у него не было сил сопротивляться. Признался, что, узнав о краже иконы, приказал своим проверенным людям следить за музеем, так как сразу просчитал, что оригинал хотят подменить копией из церкви. Его люди так же следили за квартирой Илюмжинова из дома напротив. Они сняли там квартиру и разместили в ней аппаратуру. Бубен планировал подловить момент продажи иконы и захватить по возможности и оригинал, и деньги. Все сорвалось из-за какой-то старухи. По его словам, эта старая женщина, — следователь многозначительно посмотрел на меня, — ворвалась в квартиру, раскидала охрану антиквара, отняла у Илюмжинова икону, подстрелив последнего, а затем легко и непринужденно скрылась на «Ниве» охраны. Бубновские ребята даже не успели дернуться.
