— Какая разница, Сережа? Дело сделано. У меня для тебя, кстати, тоже хорошие новости. Твоя возлюбленная или кто она там…
— Падчерица. Что с ней?
— Ты был прав. Ее следы отыскались в одной религиозной секте, в «Братстве отца Назария».
— Я почему-то был уверен в этом. Что представляет собой эта секта?
— Официально разрешена, устав, цели — самые благородные, все зарегистрировано, свой счет в банке. Между прочим, в том, где ты работаешь.
— Сегодня был мой последний день. Больше я туда не вернусь.
— Подождал бы еще немного. Впрочем, дело твое. Так вот, братство — одно из многих. Но, как и у всех остальных, теснейшие связи с Западом. Собственно говоря, «пятая колонна» в России, только в духовной сфере. Противовес православию. Сам отец Назарий никакой не священнослужитель, даже не поп-расстрига, — обыкновенный недоучка и проходимец, бывший когда-то агентом КГБ. Кличка Конопля — за свою тягу к наркотическим препаратам и травкам. Но энергичен, хороший организатор, обладает даром убеждения. Слабость — любит красивых девушек. Развратен до неприличия. Так что если твоя Светлана Муренова не похожа на Мерилин Монро, то ей нечего опасаться. В противном случае… ей остается только расслабиться и постараться получить удовольствие.
— Понимаю. Спасибо за информацию, Василий Федорович.
— Не за что, Сережа. Где тебя найти в случае чего?
— В случае — чего? — насторожился Днищев.
— Если ты мне снова понадобишься.
Тесть явно что-то недоговаривал.
— Через Катюшу. Я еще не решил, где брошу якорь.
Повесив трубку, Сергей поехал домой, где застал Савву и Алексея, пребывающих в игривом настроении, а между ними сидела довольно хорошенькая брюнетка средних лет с длинными ногами. Когда она поднялась навстречу, неуверенно переступая на высоких каблуках, Сергей с сожалением отметил отсутствие у нее чисто женских соблазнительных форм. А точнее, брюнетка могла бы поспорить в плоскости с шахматной доской.
— Познакомься, — прыснул от смеха Алексей. — Мадам Черепкова собственной персоной. В Шанхае портовые грузчики носили ее на руках, а шахтеры Кузбасса выдавали тройную норму угля и бросали его к ее ногам.
— Нет, не то, — покачал головой Сергей, оглядывая Геннадия со всех сторон. — Ваты, ваты и ваты! Вот что спасет нашу портовую шлюху от полного разложения.
Глава третья
НАВСТРЕЧУ НЕИЗВЕСТНОСТИ
В это субботнее утро Тыну Миккиевич Рендаль проснулся с предощущением чего-то необычного, радостного, что должно свершиться в ближайшие часы. Давненько у него не было такого хорошего, приподнятого настроения. Ему было уже под семьдесят, но выглядел бывший эстонский партбосс как законсервированный в спиртовом растворе младенец, с таким же сморщенным розовым личиком, большим лысым черепом и вздутым брюшком.
Но букет старческих болезней все же преследовал Рендаля, нагнав искушенного и закаленного в аппаратных интригах Тыну Миккиевича на исходе лет. Самыми приставучими были отосклероз, каменный холецистит и выпирающая из расширенного пупка «голова Медузы». Но его лечащим врачом Томасом Нетелем двадцать лет назад был поставлен еще один диагноз — неврозоподобная шизофрения, о котором знал лишь очень узкий круг лиц. Впрочем, вся верхушка партийного айсберга в той или иной степени страдала этим заболеванием, поэтому Тыну Рендаль никогда не выглядел белой вороной. Возможно даже, что шизофрения являлась своеобразным пропуском в первые ряды строителей коммунизма, иначе чем объяснить мгновенное прозрение учуявших перемену ветра цековских и обкомовских боровов, торопливо переписавшихся в демократы? Рендаль одним из первых спрыгнул с мчащегося без машиниста поезда, вскочил в другой состав и занял купе-люкс международного класса. Сноровки хватило бы и на новые прыжки и кульбиты, поскольку старичок-младенец был уверен, что будет жить вечно. Такие люди, как он, не умирают. Они засыхают, как насекомые, и пробуждаются в благоприятное для них время.
Рендаль помахал для тонуса руками и ногами, принял хвойную ванну, вкусно и сытно позавтракал. Посмотрел подготовленные ему референтом вырезки из газет, финансовые и нефтяные новости, с особым удовольствием послушал собранные за последнюю неделю сплетни. Он всегда искренне радовался, когда кому-нибудь на голову падал цветочный горшок. Референт знал об этой слабости своего хозяина и тщательно подбирал сведения из светской хроники. Шагая вслед за Рендалем по дорожке яблоневого сада, отгороженного от внешнего мира высоким забором, он пересказывал сплетни, иногда прерывая свою речь коротким смешком.
Наконец Рендаль прервал его:
— Хватит, пожалуй. Оставь что-нибудь на ужин.
Он пригнул к лицу веточку, понюхал листочек. «А жасмин-то лучше, — подумал он. — Надо бы все эти яблони вырубить да посадить то, что нужно».
Уже много-много лет прошло с тех пор, как Тыну, юный ученик гимназии, стащил из сумочки учительницы-немки кошелек с деньгами, а потом был уличен ею и, рыдая, стоял в комнатке, которую она снимала на окраине Таллина. Кончилось все неожиданно для него: насладившись его мучениями и слезами, чернявая садистка буквально изнасиловала несмышленыша, впитав в себя его молодую плоть. От страха, стыда и наслаждения измазанный помадой Рендаль слегка повредился рассудком, на всю жизнь запомнив исходящий от учительницы густой запах жасмина и повелительные пощелкивания пальцев. Но на действительных способностях ученика это не отразилось. Позднее, с приходом красных, учительницу расстреляли, за что Рендаль возненавидел коммунистов, но охотно пошел к ним служить, карабкаясь по служебной и партийной лестнице. Воспоминания о немке настолько сильно въелись в его сознание, что и жен он старался подбирать соответствующих. Было их у него три, все умерли в свое время.
— Ступай, голубчик, — обернулся Рендаль к застывшему референту. — Я тут поброжу один, по-стариковски. Не так уж много мне осталось времени.
«Да тебя ломом не убьешь! — с ненавистью подумал референт, широко улыбнувшись. — Ты еще всех нас переживешь, гнида».
— Если кто заявится, сам знаешь — кого пускать, а кого — взашей.
— Ясное дело, ученые, — отозвался референт, более напоминающий вышколенного дворецкого, и, попятившись задом, скрылся за деревьями.
Днищев никак не мог решить, куда отправиться прежде: к Рендалю или в «Братство отца Назария»? Выручать Свету Муренову или выбивать доллары у старого маразматика? Спасать душу человеческую или гнаться за золотым тельцом? Глядя на свою команду, пребывающую в полной готовности и ждавшую от него сигнала к атаке, чувствовал, что не может подвести их, объявив отбой. Ребята не поймут, расстроятся, исчезнет боевой дух, то оживленно-напряженное настроение, которое предвещало успех всей операции. Да и Рендаль проводит свой последний уик-энд в Москве. На следующей неделе он улетает в Нью-Йорк и когда еще вернется… Но и над Светой сейчас, возможно в эти самые минуты, нависала какая-то страшная опасность, Сергей интуитивно ощущал ее тяжесть. Что же делать? Жаль, что он не может раздвоиться.
Поколебавшись еще немного, Сергей глубоко вздохнул и выбрал компромиссный вариант. Сначала Рендаль, вечером — отец Назарий. Прислушиваясь к скребущим на душе кошкам, Днищев все же сделал предупредительный звонок Миле Ястребовой, объяснив ей, где сейчас находится Света Муренова. Может быть, та сумеет произвести предварительную разведку? Хотя бы принюхаться к дому на Новой Басманной, если уж не удастся вызволить свою подругу.
— Не знаю, — без особого энтузиазма ответила Мила. — Не люблю я этих фанатиков, еще сбросят в какой-нибудь колодец.
— Да они перед твоей красотой штабелями попадают, — попытался настроить ее на нужный лад Днищев.
— Они мое лицо бритвами изрежут, — ответила Мила. — А я так и думала, что Свету затянут в подобную секту. Блаженная она, не от мира сего. Дай-ка мне Савву.
— Ну, ты съездишь в братство? — теряя терпение, грозно спросил Сергей.
— Попробую.
— Вот и собирайся. А твой Каир никуда не сбежит.
Передав Савве трубку, Сергей стал вышагивать по комнате, поглядывая на часы. Гена и Леша настороженно следили за ним.
— Нейролептический синдром, — сумрачно произнес психиатр. — По-моему, гуманнее будет его связать.
— О каком братстве он только что толковал? — спросил Гена, поправляя парик.
— Наверное, о вольных каменщиках, масонах. Решил стать мальтийским рыцарем.
— Давно пора. А я все думаю, чего мешкает? По всем статьям подходит. Ну, мы-то с тобой старые масоны, знаем, что к чему…
— Спрашиваешь! Да я, брат, самый наипервейший брат из братьев во всем братстве.
— Прекратить! — строго приказал Днищев, оборвав их ехидный разговор. — Не в оперетту идем.
