Несколько минут я прислушивался, стараясь уловить хоть какие-нибудь звуки сверху, но в подсобке было тихо. Я решил повторить свою попытку. Не сидеть же здесь сложа руки и дожидаясь неизвестно чего.
Медленно толкая крышку рукой, я приподнял ее на пару миллиметров и снова прислушался. Никакие звуки не нарушали гнетущей тишины, и я решил откинуть крышку до конца. Я приподнял ее сразу на несколько сантиметров и вдруг услышал сдавленный шепот:
— Не поднимайте больше… Пожалуйста, не поднимайте…
Едва не выронив от неожиданности крышку, я выхватил пистолет и чуть не взвыл от досады. Неужели сорвалось? Но голос как будто не Шарина и не Танаева. К тому же те стали бы сразу стрелять, и вообще, поднялся бы такой хай, что во всей моей затее не осталось бы ни грамма смысла. Нет, не стали бы они шептаться.
Все это пронеслось у меня в голове в какие-то доли секунды. В следующее мгновение я нашел единственно возможное объяснение этому шепоту, решив, что это кто-то из заложников, и осторожно спросил:
— Кто здесь?
До меня снова донесся сдавленный шепот:
— Неважно… Я один из заложников. Только не открывайте, пожалуйста, больше люк. Я вам сразу хотел сказать, когда вы подняли крышку, но не решился, подумав, что вы ее неожиданно опустите и она загремит. Тогда придет этот уголовник, а я его…
Ну что же, по крайней мере одно мое предположение подтвердилось. Правда, я не понял, чего ради я должен тут торчать, выполняя прихоть этого мужика, и потому сердито, все так же шепотом, спросил:
— Да в чем дело-то? Почему не поднимать?
В ответ я услышал неразборчивое бормотание:
— На крышке граната, она привязана этой штукой к стеллажу, к которому и я прикован наручниками. Только я не могу дотянуться до гранаты. Я пробовал развязать шпагат, но у меня ничего не получилось, я едва дотягиваюсь до узла кончиками пальцев. Узел завязан крепко, а дергаться я боюсь…
Я беззвучно рассмеялся над страхами этого мужика, несмотря на драматизм ситуации. Эта іштучкаі, конечно же, чека… Ну конечно, ведь никто из заложников, кроме Игоря, не знает, что гранаты набиты обычным песком.
Стараясь успокоить этого бедолагу, я как можно спокойнее попросил:
— Послушайте, как вас там… Перестаньте трястись, а то аж пол вибрирует. Гранаты учебные, взрыва не будет. Я сейчас открою крышку, и вы сами убеди…
Он едва не заорал в полный голос, отчего у меня сердце в пятки ушло.
— Нет! Не делайте этого, она взорвется!..
Меня этот идиотский спектакль начал не на шутку раздражать. Нашел тоже время… И поднимать дальше боюсь. А вдруг и в самом деле заорет в полную глотку? Я снова сказал, стараясь быть спокойным:
— Да говорю же вам, граната учебная. Вы что, думаете, я жажду вместе с вами на воздух взлететь?
— А откуда вы знаете, что она учебная?
Вот зараза! Да он, похоже, совсем голову потерял от страха.
— А кому же еще и знать, как не мне, черт вас возьми! Я же сам и приносил их.
От моего сообщения этот слабонервный немного успокоился.
— Так это вы, товарищ Безуглов? А я вас сразу не узнал, простите…
О, е-мое. Он теперь еще в вежливости будет упражняться. Теряя терпение, я решительно сказал:
— Я поднимаю крышку. И не вздумайте кричать, иначе погубите все.
Он снова едва не завопил:
— Нет, нет, нет… Извините, но я… я не могу. У меня сердце заходится при одной мысли… Вот если бы можно было перерезать шпагат… Но у меня ничего нет.
Вытащив из-под манжета финку, я прошептал:
— До шпагата вы дотянетесь?
— Да.
Просовывая нож в щель, я снова спросил:
— Где вы там?
— Сюда, левее… Толкайте.
Толкнув финку, я услышал, как она проскрежетала по полу, и покрылся холодным потом. Угораздило же меня нарваться на этого идиота!
Несколько секунд я слушал его пыхтение и мысленно подгонял его, опасаясь, что в любое мгновение могут заглянуть Шарин или Танаев. Наконец, я услышал шепот: іГотовоі, - и мысленно обругал его идиотом.
Подняв крышку, я выскользнул на поверхность и увидел этого бедолагу, сидящего на полу возле стеллажа, с пристегнутой браслетом левой рукой. В правой он держал мою финку. Выхватив ее у него из руки, я отсек от стоящей тут же бобины кусок шпагата, закрыл люк и снова привязал чеку к стеллажу. Мужик ошалело наблюдал за моими манипуляциями и, не выдержав, спросил:
— Что вы делаете? Вы разве не освободите меня?
Подивившись его тупости, я скороговоркой ответил:
— Не сейчас. Вам придется потерпеть еще какое-то время. Кто-то из этих двоих может зайти проверить. Все должно оставаться, как было.
Он, похоже, ни хрена не понял и проскулил:
— Но я не могу больше. Отпустите меня, слышите? Вы обязаны…
Вспыхнувшую во мне злобу было трудно унять, но я все же сделал это и не рявкнул на него в полный голос. Не ради этой сволочи. А ради Игоря и еще пятерых заложников. Вот из-за таких баранов, как этот, всегда гибнут достойные люди.
Выхватив из кобуры пистолет, я ткнул стволом этому козлу в зубы и, глядя прямо в его перепуганные, заплывшие жиром глазенки, тихо, но отчетливо процедил:
— Заткнись. Я обязан освободить всех, а не тебя одного. И я это сделаю. И не вздумай мне мешать. Сиди и молчи, понял?
Глядя на меня округлившимися от испуга глазами, он торопливо закивал головой. Я опустил пистолет, чтобы не пугать его еще сильнее.
— Ну, вот и отлично. А теперь объясни мне, почему ты здесь? Что произошло после моего ухода?
Он что-то невнятно замычал, из чего я не понял ни слова. Встряхнув его за плечо, я снова спросил:
— Ты толком ответить можешь?
Вместо ответа я услышал негромкое журчание и почувствовал едкий запах аммиака. Взглянув вниз, я увидел темную лужу, растекающуюся из-под его необъятной задницы, и едва не загоготал в полный голос. Нет, он меня точно уморит. Теперь еще и штаны намочил. Погладив его по плечу, я спросил как можно мягче, почти с нежностью глядя на его щекастую физиономию:
— Послушай, дядя, скажи мне наконец: что произошло? Или так и останешься здесь с гранатой, а я снова уйду в подвал.
Угроза подействовала. Он даже не сообразил, что я не смогу теперь этого сделать, не нарушив прежнего положения гранаты. Пересилив себя, он промычал, весь сотрясаясь от страха:
— Они развели… нас… У окон и входной двери… заложники… прикованы наруч… наручниками… В зале Шарин… Молодой со… со Степановым здесь… в коридоре… Я слышал, как Вовчик провел Степанова… к двери… Освободите нас… пожалуйста…
При последних словах он едва не заревел, моргая повлажневшими глазами, и я даже почувствовал жалость к нему, хотя минуту назад готов был отхлестать его за малодушие по жирным щекам.
— Обязательно. Потерпи еще немного. Совсем чуть-чуть…
Оставив его в одиночестве нюхать собственную мочу, я осторожно пошел к двери, и, став сбоку, прислушался. Ничего разобрать мне не удалось. Или Вовчик с Игорьком молчали, или же дверь закрывалась настолько плотно, что не пропускала никаких звуков.
Пару минут я размышлял, как поступить. Теперь ситуация осложнилась. Если прежде Шарин с Танаевым были рядом и я мог уложить их двумя выстрелами, выбрав подходящий момент и не позволяя им пустить в ход оружие, то теперь я должен их убрать поодиночке. Причем как минимум одного я должен убрать тихо, чтобы второй не всполошился раньше времени и не наделал бед. Подумав об этом, я поблагодарил судьбу в лице капитана Шарина, подарившего мне свою финку. Теперь она может оказаться как нельзя кстати. Я поправил ее под манжетом, немного вытащив ручку вперед, чтобы было легче выхватить при необходимости, и тут услышал за дверью голоса. Слов разобрать мне не удалось. Я только понял, что один голос принадлежит Игорьку, а второй этому придурку, Танаеву.
Следующие несколько секунд я терзался сомнениями, не зная, как поступить. С кого начать? По логике вещей я должен был сначала устранить Шарина, чтобы свести риск к минимуму. Все же он, пожалуй, гораздо опаснее, чем этот сопляк. К тому же у него в зале больше заложников. Но такая математическая раскладка меня мало устраивала. Если я хоть в чем-то проколюсь, Шарин успеет выстрелить в меня. Больше он, конечно, ни в кого выстрелить не успеет, я ему не позволю. Но кто знает, как поведет себя Танаев, услышав выстрел? Рисковать жизнью Игоря?
Несколько минут во мне яростно спорили Валька Безуглов и Безуглов — старший лейтенант. Один страстно желал спасти друга, второй настаивал на выполнении долга. В конце концов долг пересилил, и я решил начать с Шарина. Думаю, Игорек одобрил бы это.
Проходя мимо толстомордого слюнтяя, я услышал негромкие всхлипывания и брезгливо поморщился. Ну надо же быть такой тряпкой! Остановившись рядом, я склонился над ним и попросил:
— Послушай, мужик. Потерпи еще немного, а? Ну всего несколько минут, хорошо? Только несколько минут посиди тихо, и все. Обещаю, что с тобой ничего не случится.
