Ознакомительная версия.
– Мастер говорит, что с диадемой пришлось помучиться, никак не удавалось придать ей нужную форму и привести в соответствие с камнями, – переводила Ольга. – Он говорит, что этот рисунок ему больше не нужен. Можете взять его себе. Он не очень доволен этой работой. Он говорит буквально: «Русским нравится утомительная роскошь».
Старик в кожаном фартуке во время беседы рассматривал Турецкого с живым интересом, подозревая в нем того самого Сомоффа – любителя «утомительной роскоши».
Они едва успели перехватить парня, ведавшего заказами, на его рабочем месте – офис фирмы Картье закрывался через пять минут. Парень попытался возмутиться тем, что его принуждают остаться сверхурочно, но Делижар резко пресек попытку саботажа и заставил служащего вернуться за его стол.
– Сомофф, Сомофф, – повторял парень, делая ударение на последнем слоге.
Его пальцы быстро бегали по клавиатуре компьютера. Делижар подсказывал ему даты, когда готовое изделие было передано из мастерской в офис фирмы. Заказчик мог обратиться за ним через пару дней.
– Нашел, – флегматично сообщил служащий.
Турецкий посмотрел на запись. Таинственный Сомов оказался все-таки Игорем.
– Вы лично отдавали ему заказ? – спросил Турецкий.
– Разве это возможно запомнить? – удивился служащий. – Это было почти два года назад!
– Год, – поправил Турецкий.
– Ну и что? – ответил служащий. – Я не запоминаю лиц клиентов.
Турецкий продемонстрировал свой последний козырь – фотографию сына Разумовского. Фамилия могла быть подложной, но физиономия…
– Нет, это бесполезно, уверяю вас, – отрицательно покачал головой сотрудник, из вежливости посмотрев на снимок. – Я не помню! Может быть, этот человек был здесь, может быть, не был. Не помню!
Взгляд его говорил: ну не убьете же вы меня за то, что у меня плохая память!
И был прав.
На прощание Делижар пожал Турецкому руку и отделался парой общих фраз: «было приятно с вами работать», «примите искренние уверения», «приветы и наилучшие пожелания генералу Меркулову» и т. п. С Ольгой комиссар прощался менее официально и даже о чем-то ее спросил, задержав ее руку в своей руке. По тону беседы Турецкий заподозрил, что комиссар отвешивает адвокатше галантные комплименты. Это его почему-то задело.
«Ну, француз!» – приблизительно так подумал Турецкий.
Приблизительно, потому что родившееся моментальное ощущение не успело оформиться в словах. Комиссар выпустил руку Ольги, поймал такси и укатил в неизвестном направлении.
– О чем вы шептались? – не без ревности в голосе спросил Турецкий, когда они уже сели в машину.
– Комиссар просил меня узнать в вашей гостинице, что случилось с его записками, – просто объяснила Ольга.
«Да? – раздался внутри „важняка“ ехидный голос. – И на это потребовалось столько времени?»
С другой стороны, Турецкий обрадовался: Ольга едет вместе с ним. А он-то боялся, что этот последний вечер в Париже проведет, как сыч, один в своей комнате, кое-как объясняясь по-английски с горничной, которая зайдет спросить, спустится ли гость к ужину.
Эта гостиница была на самом деле семейным пансионом, расположенным в особняке прошлого века, стоящем в саду (сильно прореженном, чтобы расширить асфальтированный проезд к гаражу). На первом этаже, в холле под кабаньими и оленьими головами, находилась конторка портье. Дверь направо вела в ресторан, украшением которого служил камин, явно не относящийся к той же исторической эпохе, что остальной дом, а словно вышедший из сказок Шарля Перро. Его вместительное жерло походило на те старинные очаги в замках людоедов или разбойников, в которых на вертеле жарился целиком дикий кабан.
Ольга подошла к портье и принялась о чем-то с ним щебетать. В это время Турецкий размышлял, как бы потактичнее пригласить ее поужинать вместе, чтобы это не выглядело как намек на что-то личное, но одновременно не носило характер «делового ужина».
– Странная история, – сказала Ольга, возвратившись. – Портье утверждает, что ваши записки стащили.
– Как «стащили»?
– Портье в шоке. Здесь никогда не случалось ничего подобного. Не оглядывайтесь, пожалуйста, но сейчас он смотрит на вас, как на воплощенного Джеймса Бонда. Или еще не знаю, на кого… Они всегда пишут записки и выставляют под стекло на конторке, чтобы постояльцы сами могли забрать. А если постоялец у себя в номере, то портье просит горничную отнести записку в номер.
– Да-да, я вас слушаю. Вы не против зайти в бар ресторана? Кажется, он уже открыт.
– Не против, – мило кивнула Ольга. – Портье уверяет, что утром в тот день, когда вы приехали, ему позвонили и оставили для вас сообщение. Ваш номер был забронирован, но вы еще не появились, поэтому портье записал сообщение и положил под стекло. И оно оттуда исчезло!
– Невероятная история… Что вам заказать?
– Сухой мартини со льдом. Так вот, портье об этом не вспомнил бы, если бы вечером того же дня Делижар не позвонил снова. Делижар знал, что вы уже приехали, и поэтому первым делом поинтересовался, получили ли вы его записку. Портье не помнил, забирали вы записку с конторки или нет, но раз ее там не было, он решил, что вы забрали.
– Повторить? – спросил Турецкий, заметив, что бокал Ольги опустел.
– Да. Пожалуй. Сегодня я никуда не тороплюсь, – сказала она.
Турецкий понял это как намек к действию.
– Ну так вот, чтобы закончить про записки… Делижар продиктовал второе сообщение, портье его записал и оставил на конторке, потому что его отвлекли. Сначала пришли сдавать ключ от комнаты, затем снова позвонили по телефону. Таким образом прошло минут пятнадцать, пока он заметил горничную, которая поднималась наверх, и позвал ее, чтобы передать вам записку. И обнаружил, что она исчезла! Кто-то стащил ее с конторки, пока он говорил по телефону!
Турецкий не углядел в этом ничего страшного, но к сведению принял.
– И кого же подозревает портье? Пожилую супружескую пару, которая сдавала ключи? – пошутил он.
– Нет! – экспансивно покачала головой Ольга. – Он утверждает, что это сделали двое русских!
– Вот как? – усмехнулся Турецкий. – Как он узнал, что это были русские? Они торговали у входа икрой и матрешками и пили водку из горлышка? Или стряхивали ногтем сигаретный пепел?
– Нет. Это были двое солидно одетых джентльменов, которых портье сразу принял за европейцев. Но они говорили между собой по-русски.
– Портье знает русский? Я этого не заметил.
– Он чех. И понимает, когда говорят по-русски это…
И Ольга произнесла трехэтажное матерное ругательство. Турецкий от неожиданности поперхнулся и даже огляделся, проверяя, не понял ли кто из соседей по ресторану этот текст. Странно было видеть, как нежные губы Ольги Ионеску выдают такой набор.
– Ну что? Убедились? За вами кто-то шпионит, – сказала Ольга.
Турецкий сказал, что она права.
Он и сам думал об этом, думал с того момента, когда у офиса Картье за ними увязался серый «Мерседес».
«Распространенье наше по планете особенно заметно вдалеке, – процитировал он про себя. – В общественном парижском туалете есть надписи на русском языке».
– Но вы мне поможете гораздо больше, если объясните, почему девушка, которая мечтала в детстве стать актрисой, пошла в кабалу ради бриллиантов? – спросил он.
Ольга обиделась.
– Вы так легкомысленно ко мне относитесь? – сказала она, нахмурясь.
– Нет, я серьезно спрашиваю. Мне кажется, я чего-то не понимаю в характере женщины, смерть которой сейчас расследую.
– Это ее украшения на фотографиях? – улыбнулась Ольга.
– Да.
– Вот и ответ: ради таких бриллиантов можно отказаться от мечты.
– То есть только ради денег? Но вы же говорили, что актриса мечтает о бессмертии, – напомнил Турецкий.
Ольга задумалась.
– Эти драгоценности подарил ей любовник, да?
– Да. Точнее, у нее было двое любовников: отец и сын. Я не уверен, кто из них дарил эти камни, знаю лишь, что один из них. И еще знаю, что молодой любовник был ей противен, а она терпела.
Ольга надолго замолчала. Воспользовавшись паузой, Турецкий заказал третий коктейль.
– Мне кажется… Это всего лишь мое ощущение… Я предполагаю, что пожилой любовник был знаменитостью. Да? – напряженно глядя в одну точку, словно гадалка на хрустальный шар, сказала Ольга. – Он был известен, то есть по-своему мог обеспечить вашей даме бессмертие. Ведь бессмертие – это еще и место в истории, когда твое имя напечатано черным по белому. Молодой не был знаменит. К тому же я знаю: молодые мужчины, добившись славы, влюблены лишь в себя и не способны содержать любовниц. Значит, он ревновал даму к своему отцу, к его известности, и старался купить ее любовь дорогими побрякушками. Он ее покупал этими шикарнейшими драгоценностями. А я говорила, люди многое в жизни делают ради денег.
– Но драгоценности мог ей дарить и пожилой любовник, – напомнил Турецкий.
Ознакомительная версия.
