Ознакомительная версия.
– Он ушел, доктор! – виновато сказал один.
– Как сквозь землю провалился! – подтвердил другой. – Темнота еще – глаз коли! Что будем делать, доктор?
Куницкий, который теперь стал еще и доктором, ответил не сразу. Он молча разглядывал своих подручных, о чем-то размышляя. Его молчание действовало угнетающе не только на меня. Бандиты тоже чувствовали себя неуютно – это было заметно по их напряженным настороженным позам. По-моему, они ждали взрыва.
Но взрыва не последовало. Куницкий нарочито обыденным движением пригладил волосы, обвел всех спокойным взглядом и заговорил – размеренным убедительным тоном, словно лекцию читал. Говорил он по-русски, что могло значить только одно: по крайней мере, двое из его людей были нашими соотечественниками.
– Вообще-то, я ждал от вас большей расторопности, парни! – заметил Куницкий. – Вы знаете, как мало у нас времени. Но не будем пороть горячку. Сейчас нам нужно сосредоточиться на главном. А этот человек от нас не уйдет. У него небольшой выбор. Или он идет в полицию, где его вряд ли встретят с распростертыми объятиями, или он уже завтра явится к нам, чтобы попытаться освободить пани Ольгу. Насколько я понимаю характер этого парня, он выберет последнее. Я люблю людей, совершающих мужественные поступки, – с ними проще.
– А если он не станет совершать мужественные поступки, доктор? – мрачно спросил один из бандитов. – Если он все-таки пойдет в полицию?
– Это хороший вопрос, Лео! – серьезно сказал Куницкий. – Если он так поступит, нам будет туговато, не скрою. Но у нас есть теперь козырной туз в рукаве. Это очаровательная пани Ольга, которую вы уже знаете. Увы, она бегает не так быстро, как ее друг, и это большая удача для нас.
– Прошу прощения, доктор, – вмешался другой наш земляк. – Но ведь за бабой кому-то придется следить, а значит, один человек не сможет принять участия в раскопках. Это замедлит работу.
Куницкий смерил его тяжелым взглядом.
– Ты говоришь чепуху, Макс! – твердо сказал он. – Никто не будет следить за женщиной. Мы отправим ее в буфер, только и всего. В замке найдется немало места, где она не сможет причинить нам никаких хлопот.
– В лесу места еще больше, – убежденно сказал Макс. – Ее нельзя брать с собой, доктор.
– Что ты предлагаешь? – зловеще проговорил Куницкий. – Разве это что-то изменит? Кто-то все равно должен быть в карауле, не так ли? Ты забыл – у нас есть еще один свидетель, – он кивнул в сторону Барабаша.
– Пока есть, – упрямо сказал кровожадный Макс.
Барабаш издал горлом странный плачущий звук. Он слышал все и был напуган до смерти. Наверное, он хотел просить о милосердии, но голос просто не повиновался ему.
– С его головы не упадет ни один волос! – грозно сказал Куницкий и, оборачиваясь к Барабашу, успокаивающе добавил: – Не бойтесь, с вами ничего не случится. Я за это отвечаю. Но цена этому прежняя – ваше абсолютное молчание. Если вам захочется поболтать где-нибудь в кругу приятелей, лучше сразу закажите себе гроб. Я многое могу понять, но я мало что прощаю.
– Я… я… мне все понятно, герр профессор! – проблеял Барабаш, трясясь как осиновый лист.
– А теперь садитесь в машину и уезжайте! – скомандовал Куницкий. – И запомните – полное молчание!
Барабаша не надо было упрашивать. Он мгновенно прыгнул за руль своей машины, запустил мотор и, врубив заднюю передачу, с ревом покатил по дороге, ослепляя нас светом фар. Отъехав подальше, он сумел развернуться и, прибавив газу, помчался прочь. Через минуту он исчез за поворотом лесной дороги.
Куницкий посмотрел ему вслед и негромко сказал:
– Все, уходим!
Чьи-то сильные руки подхватили меня, подняли и повели вверх по дороге. Теперь, когда погас свет фар, вокруг была почти непроглядная тьма, от которой в душу закрадывался необъяснимый, первобытный страх. Прибавьте к этому уже вполне объяснимый страх перед безжалостными убийцами, и вы поймете, как скверно я себя чувствовала в тот момент.
Пройдя метров сто, группа остановилась. Я услышала, как открываются автомобильные дверцы. Присмотревшись, я поняла, что на обочине стоит крошечный микроавтобус – видимо, черного цвета, потому что он почти полностью сливался с темнотой чащи. Меня втолкнули в него и усадили на сиденье. Рядом, тесня меня крепким плечом, устроился сам Куницкий. Я обратила внимание, что сейчас от него пахло не только дорогим одеколоном, но и странной смесью запахов свежей земли и мужского пота.
Бандиты расселись по своим местам. Все молчали. Только водитель, заводя мотор, выругался сквозь зубы. Вспыхнувшие фары осветили ощетинившиеся силуэты мохнатых елей и засыпанную хвоей дорогу. Мы поехали.
– Напрасно вы с нами связались, Ольга! Надеюсь, вы позволите мне называть вас именно так – ведь между нами теперь возникли отношения, которые с полным правом можно назвать интимными, не так ли? – с гаденькой усмешкой спросил Куницкий. – Жизнь, смерть, любовь – это же все явления одного порядка, верно?
Мы с ним находились в какой-то каменной норе – комнатке размерами три метра на три, находящейся в подземелье замка, образно говоря, за семью дверями. Для меня существование этого подземелья оказалось сюрпризом – ведь мы так и не успели как следует обследовать замок.
После того, как мы час тряслись по лесным дорогам, а потом в темноте тащились вверх по голому склону холма, меня сразу же отправили в эту комнату, слишком похожую на тюремную камеру, чтобы я могла строить какие-то иллюзии.
Отвалив тяжелый проржавевший засов на скрипучей железной двери, Куницкий лично препроводил меня в узилище и даже удостоил чести, решив немного побеседовать. Он зажег какую-то массивную то ли карбидную, то ли масляную лампу, поставил ее на каменный выступ стены и предложил мне садиться. Вместо мебели здесь лежал какой-то огромный деревянный брус, на который мы оба и уселись, сохраняя, впрочем, приличную дистанцию – я, потому что по-настоящему боялась этого человека, а Куницкий, наверное, потому что видел во мне уже не женщину, а без пяти минут покойницу.
Думаю, что и разговорился он по одной-единственной причине – хотел уточнить последние детали, хотел убедиться, не допустил ли какой-нибудь ошибки, которую еще не поздно исправить. Правда, не обошлось и без какого-то загробного тщеславия. Куницкому было приятно ощущать себя победителем, этаким эталоном жестокости и коварства. Поэтому в тоне его сквозило некое благодушие.
– Я отлично понимаю, какие мотивы двигали вами, Ольга, – продолжал он. – Но вы с самого начала исходили из неверной посылки. Возможно, будь я в тот момент рядом с вами, мне удалось бы вас разубедить. Но, к сожалению, в город Тарасов с миссией я отправил Бруно и Макса, а они небольшие мастера разговаривать…
– Я это заметила, – хмуро сказала я. – Заплечных дел мастера – вот кто такие ваши максы и бруно!
– Это верно, – кивнул Куницкий. – Но это не единственный их талант. Должен вам признаться, вы, к своему несчастью, столкнулись с профессионалами, с так называемыми рыцарями плаща и кинжала. К тому же мы уже давно работаем вместе и понимаем друг друга с полуслова… Наверное, вас очень удивит, когда я скажу, что в свое время я был довольно успешным агентом одной из секретных служб, специалистом по Советскому Союзу…
– Нисколько не удивит, – заметила я. – Вы и внешне похожи на Джеймса Бонда. Это бросается в глаза. Жаль, что я так и не сумела вас до конца раскусить…
– Сожалею! – засмеялся Куницкий. – Знаете, я сознательно культивирую этот образ. Серьезные люди никогда не поверят, что импозантный спортивный мужчина действительно является агентом. Пресса приучила всех, что агент должен быть серым и незаметным. Но это не всегда верно и не всегда оправданно. Вы могли убедиться в этом на собственном опыте.
– На чью же разведку вы теперь работаете, профессор Куницкий? – спросила я.
– Вообще наша группа работает на тех, кто лучше платит, – серьезно сказал Куницкий. – Но теперь мы ушли на вольные хлеба, Ольга. Тому были весьма веские причины… – Он на секунду задумался, словно припоминая что-то, а потом доверительно сказал: – Моя настоящая фамилия Кунитц. Артур Кунитц. Она мало кому известна. По понятной причине я ее никогда не обнародовал. Только оформляя последние документы, я решил о ней вспомнить, несколько ее трансформировав. Так получился профессор Куницкий. Конечно, меня трудно всерьез назвать славистом, но, согласитесь, русский язык я знаю совсем неплохо!
– Да, я бы никогда не подумала, что имею дело с немцем, – согласилась я.
Куницкий кивнул.
– Тем не менее это так, – сказал он. – Мой отец Отто Кунитц занимал довольно высокий пост в берлинском отделе гестапо, а мой дядя штурмбанфюрер СС Генрих Кунитц служил в составе зондеркоманды, действовавшей на территории Украины. Теперь начинаете понимать?.. Да-да, письмо, которое вы так старательно и удачно перевели на русский язык, было написано моим бедным дядей. В конце войны он получил задание захоронить в районе города Балкен секретный архив своего подразделения, а также кое-какое вооружение, которое вывезти было уже невозможно. Сообразили наконец, почему я сказал, что вы зря с нами связались? Вот именно – никакого клада в обычном понимании здесь не существует! Не собирались же вы открыть оружейную лавочку!
Ознакомительная версия.
