Соколовка была в числе последних, если не последней. Из пятнадцати строений, обитаемых — шесть. Единственный мужчина — разменявший восьмой десяток Афанасий Лукьянович, пенсионер, «ветеран и участник». Свет в окошке — внучка. Экономист, с отличием окончившая университет, работает в конторе совхоза «Знамя Ильича», отсюда километров тридцать. Замечательно, что внучка эта училась на одном курсе с Нонночкой Золочевской, но та оставила факультет за год до защиты диплома. Однако приятельские отношения не прервались. Внучка Лукьяныча, обитая в общежитии для молодых специалистов, всю неделю томилась ожиданием выходного. И тогда — не в совхозный клуб, а в город, к подруге Нонне. Лукьяныч все реже видел свою любимицу. Правда, с годами поездки эти стали реже. А на днях и сама Нонна посетила их места. И не к подруге завернула, а к старику, «передохнуть от суеты». Три дня радовала Лукьяныча, закосневшего в бобыльем одиночестве, не избалованного вниманием.
— Она, она, голубушка… Впорхнула, как птичка, порадовала старика. Веселая, шутит, а видно — забота у нее, неспокойна душа. В тот день пообедали, настоечки моей фирменной пригубили. Легка, а забориста! После обеда чую — совсем глаза слипаются. Поели, и на боковую. Посуду прибрали и разошлись по горницам. Проснулся — а ее и след простыл. Куда у нас тут ходить, в лавку разве, да и та раз в три дня приезжает, и чего там купишь? Нонна консервы навезла — я и не видал такого. Вон, — Лукьяныч ткнул черным, в трещинах пальцем в сторону мусорной кучи, пестревшей этикетками и упаковками.
— Есть и калитка задняя у нас. Прямо к шляху выходит. Часов так в пять, в семнадцать то есть, товарищ, встал я, извините, оправиться. Думал, спит она у себя, а ее уж и не было… Еще что? До того еще раз Нонна с друзьями приезжала, на этой самой машине. За Настенькой в «Знамя Ильича» заехали — и ко мне, отдохнуть. Нонна с мужчиной солидным была, в отцы ей годился. А второй парень справный…
Не колеблясь, старик опознал по фотографиям Шаха и Пугеня.
— Пьют крепко, но закусывают. Два дня гуляли, купались — места у нас хороши. Не очень они нам с Настенькой понравились. Я так понял: Лешу этого промежду всем прочим знакомить к Насте привозили. Ну, не вышло у них — и не надо, обнял Леша бутылочку. Набрался — еле угомонили. Наутро водой облился колодезной, отерся — и как огурчик. Мужик! Второй пожиже. И чего Нонна в нем нашла? Рыхлый, мутный. Давно живут, Настя говорила. Когда Нонна приехала, я видел, что неладно, но ничего не спрашивал, все, думаю, сама скажет. Не сказала. Куда ушла, зачем — ума не приложу. Машина стоит, хотя спросонья слышал — жужжал вроде мотор легковушки. Ворота на замке, задняя калитка не заперта. Нонна женщина аккуратная. Калитку с улицы не замкнешь, там надо по-особому прутик с улицы вставить. Она-то знала, а не замкнула.
— И никто ничего не видал?
— А что там они видят, бабки наши?
Эксперт аккуратно заполнял гипсом следы протекторов легковушки у задней ограды двора. Слежавшаяся солома у разбитой колеи следов обуви не сохранила. Вещи, оставшиеся в отведенной Нонне чистой комнате, ни о чем не говорили. Большой набор теней, французские духи-аэрозоль, прочие мелкие атрибуты. Оружие слабого пола. Без него — никуда, однако в «Таврии» рядом с бесчувственной Золочевской ничего подобного не обнаружилось. Зато в саквояже Буковой оказалась внушительная связка ключей, среди которых бросался в глаза один — фигурный, с двумя бородками. Строкач приметил его еще во время беседы с матерью Буковой, связка валялась на металлическом подносе на журнальном столике. А вот ключей, принадлежащих Золочевской, не было. Неужели так скоропалительно собиралась?..
Строкач находился в подвале специальной службы связи, до предела набитом электроникой. С недавних пор ее использование стало гораздо строже регламентироваться прокуратурой.
Замигало подключенное к номеру Пугеня устройство. Откликнулся хриплый, как бы спросонья, бас Лешика.
— Говорите, вас слушают, — однако в каждом звуке дрожало нетерпение. — Отвечайте, слушаю, ну!
— Не суетись, Лешик. Слушай спокойно, времени мало. То чужое, что ты считаешь своим, уплывает. Не хочешь делиться — потеряешь все, нечего и обменять будет, — щелчок, трубка повешена. Лешик разразился потоком базарного мата.
Эх, еще бы пару минут разговора и… Опергруппа мчалась в один из переулков к таксофону № 4726 — уже наверняка пустому. Возвращать ее майор не стал. Хоть и маловероятно, но вдруг хитрая девица продолжает околачиваться поблизости.
К таксофону опергруппа прибыла четыре минуты спустя. Будка, разумеется, была пуста.
— С машиной была, надо думать, — глубокомысленно провещала рация.
Стрекач ядовито заметил, не отрываясь от светового сигнализатора:
— Почему не с велосипедом? Молодая, спортивная особа. В самый раз.
Время медленно ползло в самом сердце системы прослушивания. Где в огромном городе скрывается молодая женщина, без колебаний ломающая жизни и судьбы? Профессионалы редко и неохотно идут на убийство, тем более на двойное. Кому охота прислониться к «стенке»? Нередко даже воры «в законе» наедине со следователем готовы намекнуть, где ловить «мокрушника». Незачем заставлять милицию без нужды шерстить «малины» и прочие точки. В первую очередь это касалось случаев с хищением табельного оружия, удостоверений, убийств «при исполнении». Тех, которые подпадают под компетенцию КГБ. Когда блатной мир начинают сотрясать тайфуны обысков, приводов, арестов, скрупулезных проверок лиц, подлежащих админнадзору, и клиентов спецкомендатур, горе тем, кто накликал эти бури. Жулики рады порой от себя оторвать, лишь бы вернуть желанный status quo.
И вновь Строкач остро почувствовал странное несовпадение сложившейся ситуаций с уголовной нормой. Даже штатные сексоты отвечали на расспросы односложно, избегая подробностей. Чувствовалось, многие толком не знают, что происходит, а те, кто в курсе дела — делиться информацией не торопятся. Нет и не было даже по-человечески понятной жажды мести за убийство видного предводителя блатных верхов. Одного из тех, кто, внушая новообращенным блатные истины, в то же время имеет установленные часы визитов в райотделы, а для срочных сообщений — номера телефонов, не значащиеся ни в одном справочнике.
Перебирая разговоры и встречи с «авторитетами» Строкач вспоминал оттенки, интонации, ускользающие взгляды, уклончивые ответы на неудобные вопросы. Нащупать такой вопрос — уже много, получить ответ на него — дело времени.
Найти скрывающегося человека в городе с почти двухмиллионным населением задача трудная, но разрешимая. С фотографией Буковой с описанием ее возможных метаморфоз ознакомили не только подвижные патрули и гаишников, но и всех, так или иначе имеющих отношение к «внутренним делам», включая скрипучий механизм «народных дружин».
Строкач, однако, рассчитывал не столько на стихийный размах поисков, сколько на вполне определенные, заранее подготовленные акции.
Учреждение п/я ЮЖ № …., а попросту — «зона», жило обычным тягучим распорядком. Назвать столь отвратный процесс жизнью мог разве что неисправимый оптимист. Впрочем, таковых на строгом режиме не числилось. Перековка трудом вовсе не располагала к жизнерадостности.
Управление хитрой, «гнилой», по расхожему определению, «зоной» администрация не могла осуществлять иначе, как через привилегированную «лучшую» часть осужденных — всеми ненавидимый актив. Проворно, искренне не желая провиниться и навлечь на себя гнев администрации, сновали «мужики» по работам, высшей наградой за рвение служил помпезный, весь в, бронзе и никеле, стенд «Они заслуживают досрочного освобождения».
И как гром среди ясного неба прозвучало известие, что один из тех, кто «стал на путь исправления» и уже готовился вернуться домой так скоро, как позволяла суровая статья, получил вместо судебного решения, открывающего ворота на волю, пулю в, затылок от начальника оперчасти Копылова при попытке к бегству. Тоже, конечно, свобода, но трудно поверить, чтобы кто-то стремился освободиться таким путем, пусть и досрочно.
В это не верил и Строкач, упорно доискиваясь действительных причин, заставивших Олега Пугеня на пороге свободы шагнуть в эту дверь…
Телефонные звонки ранним утром никогда не сулили ничего приятного. Оторвав трубку от уха, Строкач свирепо выругался. Не было печали! Спустя пять минут он уже усаживался в блестящей, облепленной антеннами «волге», видывавшей начальство и повыше.
Учреждение на окраине, несмотря на выдающуюся производительность труда, не принимало делегаций по обмену опытом. Массовые перемещения происходили лишь после весенних указов — уходил этап на «химию». В анналах учреждения была зафиксирована всего одна попытка миграции другого рода, сухо именуемая «групповой побег». Впрочем, она лишь отдалила ее участников от манящей свободы, снабдив их личные дела сигнальной красной полосой.
