Антони зашел в комнату № 2 и плотно закрыл за собой дверь. Прошло некоторое время, прежде чем он смог заснуть, – Ли-Ли отомстила ему и, готовясь к завтрашнему путешествию, подняла жуткий шум, хлопая дверью гардероба и бросая свою обувь через всю комнату. Угомонилась она только около трех часов утра.
Артур услышал, как полицейская машина подъехала к воротам «Грейнерс» через полчаса после того, как спрятался в офисе. Он увидел, как лучи фонарей шарят по двору. Полицейские подошли к офису и даже обошли его кругом, но, поскольку дверь была не взломана, а стекла остались целыми, они ушли. Артур услышал, как за ними звякнули ворота. Кровь из губы остановилась. Когда он посчитал, что уже можно безопасно встать, завернул окровавленный платок в лист бумаги и засунул сверток в карман пальто. В комнате было почти совсем темно, ее освещал только тусклый свет фонарей, находившихся на Магдален-хилл. Артур не решился зажечь свет или включить электрический камин, хотя комната больше походила на ледник. Его шарф был весь перепачкан в крови, однако пятна были не такими страшными и заметными, и его вполне можно было надеть. Самым важным было не оставить следов крови или кровавых отпечатков пальцев в помещении. Однако желтого полусвета хватило, чтобы определить, что на ворсе ковра никаких следов не было. Артур облизывал свои пальцы до тех пор, пока не перестал чувствовать вкус соли. Затем он опять улегся на полу и стал ждать, когда пройдет это медленно тянущееся время. Его ребра с левой стороны сильно болели, но ему показалось, что кости были целы.
На улице полиция прочешет весь район. Потом, ничего не найдя, они станут расширять район поисков. Может быть, они вообще не появятся на Тринити-роуд?
Когда же, наконец, рассветет? При свете дня любой прохожий сможет рассмотреть его разбитую физиономию – если бы он только мог посмотреть, насколько она разбита, – однако одинокий человек, бредущий по улицам среди ночи, привлечет гораздо больше внимания.
Когда желтоватый свет фонарей сменился молочно-белым светом рассвета, Артур заставил себя встать и выглянуть из окна на пустой двор. Его тело словно одеревенело, все конечности ныли, а острая переменная боль терзала его левый бок. Часы Артура были разбиты, и стрелки все еще показывали девять двадцать вечера прошлого дня. С того момента прошло уже, наверное, не менее одиннадцати часов. Хотя часы и разбились, но очки в очечнике не пострадали. Он надел их, хоть это и были очки для чтения и видел он в них только размытые контуры, но они вполне могли скрыть его глаза. Что касается разбитой губы, то Артур намочил слюной кончик шарфа и стал вслепую обрабатывать рану, морщась, когда жесткие нити касались ее краев. Утро было очень холодным, и Артур заметил, что с неба стала сыпать мелкая снежная крупа, которая таяла, едва коснувшись земли. В такой день человек с закутанным лицом не привлечет ничьего внимания.
Пытаясь взять себя в руки и унять противную дрожь, Артур вышел из офиса и закрыл за собой дверь. В помещении не осталось никаких следов его пребывания. Снежная крупа превратилась в настоящий снегопад, когда он подошел к воротам. Первый в этом году снег вился вокруг него, и крупные снежинки падали на его разбитую губу. Артур закрыл рот шарфом и, низко опустив глаза, решительно направился в сторону Магдален-хилл. По дороге он не встретил никого, кроме мальчика, который продавал воскресные газеты. Встреча Артура с девушкой-юношей на муниципальной парковке произошла слишком поздно накануне вечером, поэтому в газетах о ней еще ничего не написали. Мальчуган, одетый в теплое пальто и шапку-балаклаву, не обратил на Артура никакого внимания. Мужчина, выгуливавший ретривера на Баллиол-стрит, тоже не посмотрел на него, так же как и уборщица, которая открывала дверь «Водяной лилии». Лицо ее тоже было укутано шарфом, который закрывал всю его нижнюю часть.
В конюшни Артур вошел в тот момент, когда часы на церкви Всех Святых начали отбивать восемь. Кто-то оставил вчерашнюю газету около мусорного ящика в проезде, и Артур, взяв ее, засунул под мышку, так чтобы любой, кто его увидит, подумал бы, что мужчина выходил купить воскресные газеты. Но никто его так и не увидел. Шторы Ли-Ли были плотно задернуты. Артур осторожно поднялся по лестнице, стараясь не нарушить могильной тишины дома. На верхней площадке, прислоненный к входной двери, его ждал оранжевый пакет. В какой-то момент Ли-Ли все-таки принесла его. Интересно, стучала ли она в его дверь? И если да, то решила ли, что он крепко спит? Или китаянка оставила пакет внизу, а Антони Джонсон, последний из оставшихся жильцов дома, решил принести его наверх? Теперь он этого никогда не узнает. Если Антони Джонсон уже проснулся, то в его комнате будет гореть люстра – зимой в комнате номер два было темно до девяти утра. Однако квадратов света, перечеркнутых крестом оконного переплета, на зеленоватой земле дворика не было видно. Снег продолжал падать в этот колодец, пролетая мимо двери в подвал и медленно сползая по кирпичным стенам, как струйки воды.
Артур разрезал свой платок на мелкие кусочки и спустил их в унитаз. Он также выстирал шарф и, вывернув внутренний карман пальто, застирал и его. И только после этого позволил себе взглянуть на свое отражение в зеркале.
Его глазница цветом напоминала кусок мяса, который долго лежал на открытом воздухе, – она была темно-красного цвета, а веко почти совсем закрылось. Верхняя губа была разорвана, и неровный разрыв разделял ее четко посередине. Артур не узнавал сам себя, как будто это лицо с распухшими вывороченными губами принадлежало не ему. Интересно, останется ли шрам? Вроде бы все не так плохо, чтобы надо было накладывать швы. Он аккуратно промыл рану теплой водой и антисептиком. Ему даже негде зашить губу. Любое травматологическое отделение в медицинских учреждениях Лондона будет предупреждено по поводу мужчины с возможным ранением рта.
Он не должен никому показываться. Любой ценой он должен оставаться в квартире до тех пор, пока губа и глаз не заживут. Прошло уже много часов с того момента, когда Артур последний раз ел, но он не мог заставить себя ни проглотить хоть крошку хлеба, ни заснуть. Артур сделал несколько глотков воды и подавился – ледяная жидкость обожгла ему горло. Скрытый фривольными оборочками тюлевых занавесок, он притаился около окна. Если полиция начнет обходить дом за домом – ему конец. Артур наблюдал за прохожими, ожидая в любой момент увидеть похожую на пиранью физиономию инспектора Гласса. Церковные колокола зазвонили к утренней службе, и несколько пожилых женщин, держа в руках молитвенники, прошли в сторону церкви Всех Святых.
В полдень Артур включил телевизор и из последнего репортажа новостной программы узнал, как мог узнать только от самого надежного свидетеля, что же он натворил и как проходят его поиски.
– Вчера на муниципальной парковке около станции метро «Кенборн-лейн» в Западном Лондоне было совершено нападение на мужчину… – На экране появилась парковка, над которой возвышались бастионы «Тадж-Махала». Артур задрожал и крепко сжал руки. Он ожидал, что увидит самого себя, появляющегося между рядами машин, заснятого камерами наблюдения, как загнанное животное. – Судя по особенностям нападения, по мнению полиции, преступник принял свою жертву за женщину. В настоящий момент полиция выясняет, не является ли нападавший тем же самым человеком, который на протяжении двадцати пяти лет был известен под именем Кенборнского убийцы. Массированные поиски в прилегающем районе пока не дали никаких результатов…
Артур выключил телевизор. Он еще раз прошел в ванную комнату и посмотрел в зеркале на лицо Кенборнского убийцы. Никогда в прошлом, когда он думал о том, что совершил, ему в голову не приходило, что он действительно настоящий убийца. Теперь ему сказали об этом по телевизору, а значит, так оно и есть. А эти отметины нанесены на его лицо, чтобы и он, и весь мир об этом не забывали. Вид собственного лица в зеркале заставил его заплакать, поэтому Артур опять перешел к окну, туда, где его лицо было скрыто тюлем. Телевизор он включать не стал, хотя шел старый фильм с Джинджер Роджерс и Фредом Астером [36]. А в следующий раз включил телевизор только к пятичасовым новостям.
На экране появился фоторобот убийцы – жесткое, холодное лицо, изборожденное морщинами и явно принадлежащее пожилому человеку. У преступника на портрете были разбитый глаз и заячья губа. Неужели этот мальчишка в «Ситроене» увидел его, такого элегантного и симпатичного, именно таким? Ему стало нехорошо, и он почувствовал тошноту, когда на экране появился сам мальчишка и, казалось, стал смотреть прямо в глаза Артуру. Юнец поднял руку к этим волосам, которые ввели Артура в заблуждение, и гордо улыбнулся.
– Думаю, что этот парень принял меня за девчонку – знаете, как это иногда случается, потому что я худой и с длинными волосами.
