Они продолжили дорогу до дома, повстречав на площади целую банду девчонок, разделенную на несколько группировок. Кто красил черным ногти, кто — губы, кто раскрашивался во все цвета радуги. Все дружно хрустели попкорном.
Когда Барри с Кэрол проходили мимо, одна из девчонок бросила непристойную реплику, вызвавшую у юнцов смешки, но взрослые проигнорировали ее.
— Они все тупицы. У них в головах нет места ни для одной мыслишки, — произнесла Кэрол достаточно громко и четко, чтобы быть услышанной. — Когда ты здесь появился, они были готовы наброситься на тебя, как крысы. Им больше нечего делать, кроме как пялиться на чужих мужчин.
Ее легкое тело подрагивало так близко, и Барри преисполнился мужской гордости, что она ревнует. Потом она шептала ему на ухо:
— Я готова на все, лишь бы убраться отсюда поскорее. Я ненавижу эту вонючую трясину. Мне страшно думать, что я умру, так и не выбравшись отсюда.
— Кэрол, — заклинал он ее, — дай мне год-полтора. Я накоплю денег и куплю нормальный дом.
Она смотрела куда-то в сторону, где скапливалась темнота.
— Это все мечты. Жалкие мечты, и ждать придется так долго. Мне нужны реальные деньги. Я устала от борьбы с бедностью и со скукой. У меня был шанс, но мой муж погиб…
— Но я здоров и молод. Я могу сделать для тебя не меньше, чем Дэйв. Давай поженимся, Кэрол. Я буду прыгать от счастья, когда ты назовешь меня своим мужем.
— Как я могу выйти замуж, пока неизвестно, жив Джейсон или нет?
Его обдало холодом. Неужели и она подозревает, что он замешан в исчезновении ее сына?
Полиция, проявив удивительное рвение, ворвалась к ним еще до рассвета и доложила Кэрол, что обнаруженный мертвый мальчик — не Джейсон. Кэрол встретила их неласково, хоть и придержала свой язвительный язычок, только пожала плечами.
Они, вероятно, восприняли это как равнодушие к судьбе собственного сына.
Выяснилось, что труп ребенка был захоронен еще три месяца назад, когда его родители путешествовали по Северной Африке.
Барри высказал странное, и не вполне оправданное с его стороны желание, чтобы этот ребенок был похоронен достойно. Он предложил взять на себя расходы на похороны. Сержант его не понял, а второе его пожелание посоветовал отослать к утренней смене. Барри потребовал, чтобы его фотографии с подписью «Барри Махоун невиновен в гибели этого ребенка» были отпечатаны и развешаны полицией по всему кварталу. Или чтобы машина с громкоговорителем проехала по району и оповестила жителей о его невиновности. Он хотел быть чистым, безо всяких недомолвок и подозрений.
Мать научила его говорить только правду, и он будет говорить ее даже на пылающем костре. А если он полюбил женщину, то будет верить в нее всегда и простит ей все грехи. В таких традициях он воспитан.
Сегодня был первый выход Кэрол на работу к миссис Флеймон после возвращения той из Туниса.
Барри провожал Кэрол через Китайский мост к автобусной остановке. Он чувствовал себя рыцарем, защищающим любимую женщину, но горькая мысль не оставляла его — а кто, если понадобится, встанет на его защиту? Щемящее чувство одиночества вдруг опять овладело им, хотя рядом в обнимку с ним шла Кэрол, красивая, как всегда.
По дороге им никто не повстречался, и поэтому и вопросов никаких не было задано о том, как обстоят дела. Старый чудак, удивший рыбу в канале каждое утро в любую погоду, даже не взглянул в их сторону. Автобус Барри пришел первым, и они расстались.
Один автобус до Вуд-Грин, а там пересадка на другой. Но по какой-то случайности к остановке медленно подкатила двухэтажная махина с маршрута на Хэмпстед. Такого никогда не бывало. Никаких автобусов в тот район с этой остановки не отправлялось, но на этом на табличке значилось: «Хэмпстед». Вероятно, это был какой-то учебный рейс. Барри вспомнил адрес на бумажке, выпавшей из пальто Кэрол, — Спринг-клоуз, 5, Хэмпстед.
Теренс Ванд…
Там, правда, было написано уменьшительное Терри. Барри почему-то неприятно стало созвучие этого имени со своим собственным, будто их что-то связывало.
Теренс Ванд, живет в Хэмпстеде? Престижный адрес, ничего общего не имеющий с «вонючей трясиной» или «мусорной свалкой», как обзывала Кэрол их собственный район.
Барри сел в подошедший автобус, идущий к месту его работы, взобрался наверх и начал приглядываться к людям в автобусе и на улице. Ему стало казаться, что их стало намного больше — праздношатающихся или раскатывающих без дела в городском транспорте, чем было несколько лет назад. А ведь сейчас самый разгар рабочего дня. Без сомнения, все эти люди — безработные. Барри пугала безработица. Он не хотел даже мысль о ней допускать в голову.
Большинство мужчин были чернокожие или индийцы, быть может, выходцы из Ирландии, как и он сам, темноволосые, с грубоватыми чертами лица и злым огоньком в глазах. Некоторые обладали мужской привлекательностью, но он не заметил никого, похожего на взрослого Джейсона.
Идея зрела в мозгу Барри и наконец твердо закрепилась там. Для собственного спокойствия, а если и не спокойствия, то хотя бы чтобы сбросить часть груза, давившего на душу, он должен отправиться в Хэмпстед, отыскать нужный дом на Спринг-клоуз и поглядеть на этого Теренса Ванда.
Бенет была в замешательстве, прочтя в газете, что обнаружен труп ребенка.
Если они решили, что это Джейсон, она могла бы не возвращать мальчика.
В ее рассуждениях было два весьма сомнительных момента, вызывающих противоречивые чувства.
Первое — это то, что мертвый мальчик никак не мог быть Джейсоном, потому что настоящий Джейсон стоял в двух шагах от нее и кормил свою игрушечную лошадку кусочками сахара. А второе — и главное — ничего не могло быть более гибельным для нее, более враждебным ее планам и в работе и в жизни, чем ощущать себя связанной с Джейсоном.
Однако весть о находке тела погибшего ребенка странным образом обрадовала ее, за что она немедленно выразила себе порицание. Это было ужасно и недопустимо — испытывать такие чувства. Кому бы ни принадлежало это жалкое, изувеченное тельце, когда-то оно было ребенком, чьим-то ребенком, убитым намеренно или случайно в результате слишком далеко зашедшей жестокости и закопанным наспех на пустыре.
Потом какое-то смутное и противоестественное разочарование охватило ее, когда сообщили, что тело ребенка опознано, что это нигерийский мальчик по имени Мартин М'Боа, находящийся в розыске уже три месяца. Это вернуло Бенет к тому, что пора выполнять задуманный план. Она тянула время, откладывала его, пока существовали сомнения в личности ребенка и еще не был придуман способ, как сделать задуманное скрытно.
Джейсон вдруг начал просыпаться по ночам и звать ее. Первый раз, когда он разбудил Бенет криком «мамочка», она вскочила в ужасе, уверенная, что ее позвал Джеймс. Она не хотела идти к нему в комнату и видеть его вместо Джеймса, но все же пошла на зов.
Мальчик ни в чем не был виноват. Нельзя было сердиться на него за то, что он ночью из-за своих детских страхов поднял с постели женщину, которая последнее время заботилась о нем. На месте Бенет могла оказаться любая другая женщина, а первое слово, пришедшее ребенку на ум, чтобы позвать на помощь, было, конечно, «мамочка».
Успокоив его, она сама уже больше не засыпала, а лежала неподвижно без сна, в раздумьях о том, в какое странное положение она попала.
Мопса, конечно, была сумасшедшей. Но сама Бенет, не обезумела ли от шока, вызванного потерей сына, от горя, затмившего ей весь реальный мир так, что продержала у себя мальчика так долго уже после того, как узнала, кто он такой.
А сейчас в своем ли она уме?
Задаваться таким вопросом не следует. Она полностью пришла в себя и стала даже писать понемногу, и работалось ей хорошо в уютном кабинете, когда Джейсон укладывался спать.
Но это произошло с запозданием. Здравый рассудок она обрела слишком поздно.
Этот здравый смысл, не имея твердой опоры, легко поддавался соблазнительным идеям, исходившим от Мопсы, — что Джейсона надо незаметно посадить на кирпичную ограду Редьярд-гарденс примерно там, откуда его похитили.
Сначала его обнаружат обыватели, отягощенные рождественскими покупками, объявят по радио универмага об одиноком ребенке и доставят в полицию. Установить личность мальчика будет легко, и все закончится благополучно. Эту счастливую картинку Мопса представляла очень ясно, но не слишком настаивала на возвращении Джейсона в семью.
Она не связывалась с Бенет после своего отлета в Испанию. С дочерью говорил по телефону только отец. Он сказал, что Мопса добралась благополучно, в хорошем настроении и рассказывает много интересного о своем визите в Лондон. Бенет волновало, что мать рассказывала о Джеймсе и Джейсоне. Призналась ли она в чем-нибудь?
